Форум
Поиск
Регистрация
ВходСЕГОДНЯ. 100-летие Революции
+4
Руслан Богатырев
Татьяна_Одесса
AnnySh
Ирина Н.
Участников: 8
Олег Погудин - Серебряный голос России :: Народный артист России Олег Погудин :: Новости и объявления, сообщения о концертах
Страница 4 из 4
Страница 4 из 4 • 
1, 2, 3, 4
Re: СЕГОДНЯ. 100-летие Революции
автор Ирина Н. Пн Ноя 20, 2017 4:54 pm
«Продуцирование новых умных мыслей не по нашей части»
Интервью Михаила Зыгаря о «Проекте 1917» и разочаровании в медиа
Фото: Глеб Щелкунов / Коммерсантъ
14 ноября открылся «Проект 1917» — запущенный бывшим главным редактором телеканала «Дождь» и автором книги «Вся кремлевская рать» Михаилом Зыгарем просветительский сайт о русской революции и окружавших ее событиях. Сделан «Проект 1917» в формате соцсети: каждый день Николай II, Феликс Дзержинский, Иван Бунин и другие реальные исторические фигуры оставляют новые записи и комментируют друг друга; все их реплики — подлинные, они взяты из документальных источников. Редактор «Медузы» Александр Горбачев и главный редактор сайта «Горький» Нина Назарова поговорили с Зыгарем о том, зачем и как нужно сегодня вспоминать о событиях столетней давности.
Горбачев: Вы у публики ассоциируетесь с чем-то злободневным и политическим: «Коммерсант», телеканал «Дождь», книги о Путине и о войне. Почему вы вдруг решили заняться такой далекой от сегодняшнего дня темой?
— Для себя я этим занимался все время — в этом смысле никакого резкого перехода нет, я всю жизнь жил в том периоде. А что касается сегодняшнего дня, это просто совсем неинтересно. Почти все, о чем говорят сегодняшние новостные СМИ, — это псевдособытия. И мне в прошлом году перестало быть интересным участвовать в этой онлайн-гонке в попытке осветить то, что не имеет никакого отношения к реальности, не имеет особого смысла и ни на что не повлияет. Не знаю, условные праймериз «Единой России». И это не претензия к СМИ (хотя и к ним тоже), это в первую очередь претензия к событиям. Большую часть того времени, что я работал на телеканале «Дождь», я понимал, в чем смысл того, что мы делаем. У тебя на глазах в прямом эфире что-то происходит, постоянно что-то меняется.
После 2014 года время, в общем, остановилось, никаких новых событий не случается. А поскольку к этому режиму вещания все уже привыкли и не могут остановиться, приходится в режиме онлайн следить за ничем. И мы всякий раз придумываем, как бы нам извернуться, чтобы этот шлак преподать интересно, как-нибудь его усмешнить, как-нибудь его сделать… Главное, все же понимают, что это не так важно. Знаете, я всякий раз вспоминаю анекдот про «нет ли у вас другого глобуса», помните такой? Вот мне и захотелось другого глобуса, захотелось заниматься журналистикой, но про что-то, что было бы мне интересно, имело бы смысл и было важно и полезно для аудитории.
Горбачев: То есть хронологически после войны в Донбассе перестало что-либо происходить, получается?
— Я не знаю после чего. Мне кажется, что таких переломных моментов, когда ты утром осознал, что все перевернулось с ног на голову, не бывает. Просто как-то вдруг ты замечаешь, что мир уже изменился.
Горбачев: А что значит, что вы всю жизнь жили в 1917 году?
— Просто как сейчас люди в детстве читают «Гарри Поттера» или там «Хроники Нарнии», я ушел вот в это. Какими-то маленькими тизерами для меня как для типичного октябренка, видимо, были книжки про Ленина и детей, чернильницы и все остальное; может быть, они выступили в роли такого «Хоббита», после которого я, как на «Властелин колец», набросился на журнал «Огонек».
Мое детство пришлось на перестройку, и для меня эльфами, гоблинами и всеми остальными сказочными персонажами были все те персонажи, которыми я сейчас занимаюсь: Сталин, Бухарин, Столыпин, Витте и все остальные. То есть не то что я жил-жил и вдруг кинулся туда. Я это все внимательно изучал чуть ли не с дошкольного возраста.
Назарова: Вы сказали, что считаете «Проект 1917» журналистикой. Разве это не совсем другой тип деятельности?
— То же самое. Журналистика — это работа с источниками, какими бы они ни были: живыми или мертвыми, одушевленными, неодушевленными, бумажными или электронными. Ты изымаешь из этих источников информацию, разбираешься в ней, понимаешь, как все произошло, отделяешь важное от неважного, создаешь полную картину и преподносишь это так, как тебе кажется правильным. У нас журналистский проект, абсолютно неакадемический.
Академический подход все-таки подразумевает интерпретацию: не только поработать с источниками, но и все это как-то объяснить. Для нас очень важно, чтобы мы ничего никому не навязывали, никому не объясняли, как правильно, чтобы не было какого-то комментатора, который с умным видом говорил: «Сейчас вы поймете, как все устроено на самом деле». Этот прием, мне кажется, не нужен, к тому же он ужасно надоел — все СМИ состоят из колонок, которые пишут преисполненные собственной значимости и собственной мудрости авторы, знающие все лучше всех и имеющие по любому поводу свою точку зрения. Хочется обойтись без этого. Хочется собрать, как пазл, полную картину из оригинального материала, ничего не добавляя от себя, но смонтировав все так, чтобы было максимально интересно.
Главная страница «Проекта 1917»
Назарова: При этом, я так понимаю, у вас много действительно оригинального материала — источников, которые раньше нигде не публиковались или не были переведены на русский.
— Мы исходили из героев. Их по ходу дела выросло бесконечное количество — уже не сосчитать. Сначала я составил список из ста самых интересных суперзвезд, потом их стало триста, потом девятьсот, сейчас уже более полутора тысяч, и каждый день возникают новые. Соответственно, по большей части источники — это опубликованные вещи, но есть и то, что не публиковалось никогда. Например, личные письма депутатов Государственной думы.
Мы шли с двух сторон. С одной стороны, определили для себя некий список людей, важных для наших сюжетов, и далее восстанавливали их жизнь в течение этого года и трех месяцев, которые будет продолжаться проект, в том числе — заходя в архивы. С другой — отталкивались от источников: у кого есть хорошие дневники, полные, интересные переписки — так возникли новые герои, например Ариадна Тыркова-Вильямс, которая, наверное, не суперзвезда, но автор блистательного дневника.
Назарова: Но всех ведь не упакуешь в один проект, наверное.
— Естественно — чем дольше ты работаешь, тем яснее понимаешь, что все важное не охватишь. Мы понимаем, что наши серии не могут быть бесконечными, мы не можем засунуть туда больше, чем человек способен прочитать. У нас сейчас примерно по 50 постов в день, и понятно, что сильно больше их быть не может. При этом надо понимать, что в ежедневные ленты входит самое важное и интересное, это такой наш сценарный альбом. А в профайлы героев входит все, что они пишут, — и там гораздо больше материала. Если вам хочется проследить за Рюриком Ивневым (поэт, близкий к кругу Сергея Есенина и имажинистов — прим. «Медузы»), который пишет каждый день, можно зайти на его страницу и читать подробно.
Назарова: То есть вы вручную воспроизводите алгоритм фейсбука.
— Да. Вообще, мне положено каждый раз, когда хочется говорить «фейсбук», говорить «ВКонтакте», потому что они наши партнеры, но у «ВКонтакте» нет алгоритма. Но вообще для нас «ВКонтакте» хорошие, а фейсбук плохой.
Назарова: Составляя этот исходный список героев, вы чем руководствовались — общей культурной интуицией?
— Примерно да. Идея была в том, чтобы сделать понятный и интересный сериал для большой аудитории, которая не считает историю чем-то априори увлекательным и не очень ей интересуется. Превратить историю в увлекательный сюжет, к которому зритель-читатель эмоционально подключается и следит за ним в регулярном режиме. Нас сейчас упрекают в том, что у нас слишком много звезд, но я понимал с самого начала, что так будет: иначе не бывает, любое медиа в первую очередь пишет про людей известных.
Принцип соцсетей в том же самом: ты следишь за новостями знакомых и друзей. Поэты Серебряного века, а также Ленин и Стравинский — в большей степени знакомые и друзья, чем Рюрик Ивнев или крестьянин Замараев, у которого прекрасный совершенно дневник (кстати, в каком-то вологодском СМИ даже вышла публикация про то, что вологодский крестьянин стал героем проекта). При этом обычных людей у нас намного больше, чем в любом другом медиа.
Назарова: Не возникает ли в результате такого подхода искажения? Вот у «Коммерсанта» был похожий проект про 1913 год — но редакторы, когда начали его собирать, поняли, что для людей, которые в 1913 году жили, были важны какие-то совсем другие события, чем сейчас важны для нас. Условно, сборник Мандельштама «Камень» тогда мало кто заметил. Нет ли в вашем случае опасности, что вы спроецируете свой современный взгляд на 1917 год на отбор источников?
— Извините, я просто не в курсе. Мы с вами сейчас в данный момент на облаке сидим?
Назарова: Нет, почему?
— Просто если все сравнивать с каким-то недостижимым идеалом, то, конечно же, у нас все очень неидеально.
Вообще так устроена психика: любой человек все пропускает через себя. Журналист, который пишет в газету заметку про политику, про Путина, Медведева или Улюкаева, все равно как-то искажает информацию в соответствии с тем бэкграундом, который у него есть. Да, люди искажают, люди очень сильно искажают. Люди могут ошибаться, даже когда занимаются копипастом. Это законы физики. По-другому невозможно.
Горбачев: И все же: вы берете некоторые речевые практики столетней давности и помещаете их в современный информационный контекст. Нам начинает казаться, что эти люди — Бунин или там Николай II — общаются друг с другом в том же режиме и формате, что и мы. Нет ли тут некоторого обмана — учитывая, что у них на деле была совсем по-другому устроена речь и представления о письме?
— Я не вижу здесь большего обмана, чем в передаче информации через любой другой носитель. Если мы что-то печатаем на бумаге, это меньший обман, чем если мы это преподносим в электронном виде?
Так посты «Проекта 1917» — и дискуссии вокруг них — выглядят во «ВКонтакте»
Горбачев: Я не об этом. Все-таки социальные сети и то, как они организованы, — это достаточно новый способ производства и потребления информации. А вы, получается, ее берете и механически переносите туда, где существовали совсем другие практики.
— Можно подходить с двух разных сторон. Можно заботиться об удобстве ньюсмейкера, можно заботиться об удобстве пользователя. Можно делать так, чтобы при приготовлении стейка удобнее было корове, а можно заботиться о том, чтобы удобнее было тому, кто этот стейк будет есть.
Горбачев: Ну эти подходы можно совмещать.
— Да. Именно это мы и стараемся делать. При этом мне кажется, что в исторической науке они, как правило, противопоставляются. Бережное отношение к источникам — это такой культ, а внимательное отношение к пользователю — это сразу Валентин Пикуль. Мы пытаемся совмещать, но, конечно, нам важнее, чтобы было удобнее пользователю. Если мы окажемся перед дилеммой, что важнее — чтобы было интересно ученику седьмого «Б» из Перми или чтобы на нас не обрушилось академическое сообщество, — конечно, нам важнее школьник из Перми. При этом мы делаем все, чтобы ему не наврать. Переводим ли мы информацию на его язык? Да. Трудности перевода — это то, что всегда случается, мы от этого не застрахованы. Мы не можем усидеть на двух стульях, сделав это приятным для читателя и академически безупречным.
Горбачев: Вы все время везде говорите про вот этих провинциальных школьников. И наверное, можно согласиться с тем, что для них соцсети — привычный информационный формат. Но ведь у вас все несколько сложнее. Откуда у вас уверенность, что эти школьники действительно подключатся к проекту? Не получится так, что они посмотрят на это, скажут — о, прикольно, царь во «Вконташе» — и уйдут? Как вы собираетесь их цеплять?
— Во-первых, у нас есть предположение, что наш формат может быть более удачным, чем другие уже испробованные, и наши партнеры — администрация «ВКонтакте», администрация «Яндекса» — тоже почему-то так думают. Во-вторых, мы планируем в этом направлении работать. У нас есть много разных усмешнителей, много специальных форматов, которые мы постоянно запускаем. И хотя пока мы в самом начале, мы уже видим, насколько это успешно. Мы видим количество перепостов речи [лидера Конституционно-демократической партии] Милюкова про глупость и измену — неожиданно Павел Милюков стал поп-звездой во «ВКонтакте». Мы видим, что множество людей пишут личные сообщения персонажам: предупреждают об опасности, что-то советуют, благодарят любимых писателей за любимые произведения и так далее. Наверное, кто-то из них иронизирует, но вряд ли все.
Вообще, у этого проекта две платформы. Одна — это «ВКонтакте». Там герои живут отдельной жизнью: есть паблик, где собрано все вместе, и есть примерно 250 аккаунтов отдельных героев. И есть сайт — это основная платформа, где все чуть более цельное, это такой законченный сериал. И он, конечно, нацелен на более заинтересованную аудиторию, это скорее для аудитории фейсбука, чем «ВКонтакте».
Горбачев: Давайте тогда я спрошу как представитель аудитории фейсбука. Вы уже сказали, что отказываетесь от оценок и интерпретаций, — но это как раз то, чего мне в проекте не хватает. Я не вижу в нем месседжа — а по-моему, одна из главных проблем с 1917 годом, которые мы имеем в 2016-м, это то, что нет разговора о том, каков был смысл всех этих событий, что они значат для нас сегодняшних.
— Мне кажется, очень важно не только говорить, но и слушать. И наш проект — про это. Наше знание не до такой степени велико, чтобы беспробудно и нон-стопом продуцировать какие-то идеи, объяснения и смыслы. Иногда можно немножечко остановиться, помолчать и почитать. Я много раз говорил про героев книги «Вся кремлевская рать», что самый надежный источник для любого человека — это внутренняя убежденность. Так вот, это очень распространенная вещь, и внутренняя убежденность многим из нас подсказывает, что мы отлично знаем, что произошло, как произошло и кто виноват. И уже все, в общем, готовы с пеной у рта и с мечом наперевес выносить свои оценки и бороться друг с другом.
Так вот — мне не хочется этим заниматься. Мне не кажется, что это сейчас суперважно и супернеобходимо. Конечно, должно случиться общественное обсуждение произошедшего в 1917 году. Я не против, я прямо за. Но мне кажется, что если при этом люди чуть побольше почитают и чуть побольше узнают, будет не хуже. Я уверен, что в течение следующего года половина рунета станет площадкой для такого обсуждения. Миллиарды колонок, постов в фейсбуке и «ВКонтакте», огромное количество медиасрачей; может быть, еще несколько законов появится. Боюсь, что все так и будет, и все ваши опасения, что как-то мало осмысления, будут развенчаны.
Но мы занимаемся не этим. Продуцирование нового треша или новых умных мыслей — не по нашей части. Нет амбиций в этом направлении. Скажем, в современном искусстве основное действие происходит не на картине, а в голове зрителей, которые на эту картину смотрят. Вот мы хотим, чтобы люди посмотрели на наш проект — и у них что-то в голове возникло. А если это еще и поможет общественной дискуссии, супер.
Горбачев: Ну все-таки художники обычно закладывают что-то в свои произведения, у них есть какие-то мысли. У вас существует в этом смысле какой-то редакционный консенсус по событиям 1917 года?
— Вы правда считаете, что прежде, чем начинать проект, нужно собрать такой педсовет и сказать: мальчики и девочки, сейчас мы проголосуем? Давайте по порядку, хороший ли Ленин, хороший ли Николай II… Нет, вы знаете, у нас такого нет. Разговариваем ли мы друг с другом и думаем ли мы? Представьте себе, да.
Антивоенная демонстрация работниц Путиловского завода, 23 февраля 1917 года
Фото: Государственный музей политической истории России / Wikimedia Commons
Горбачев: Ладно. Расскажите тогда, кто вам дал денег и как вы их убедили это сделать.
— Когда мы придумали эту идею, мы стали ходить к разным предпринимателям, которые не чужды любви к просвещению. Первым человеком, который не сказал мне, что я сошел с ума, был [основатель фонда «Династия»] Дмитрий Борисович Зимин — он позволил нам не бросить это дело в самом начале. Потом компания «Яндекс» решила создать свое издательство — то есть программу, посвященную поддержке контентных проектов в области гуманитарного и естественно-научного знания. Собственно, они нам предложили издать наш проект. Мы еще думали, что они как Metro Goldwyn Mayer, а мы как маленькая студия. Или они Netflix, а мы — «House of Cards». В общем, в итоге «Яндекс» нам помог и деньгами, и разным другим своим опытом.
И потом еще был [президент Сбербанка] Герман Греф, который тоже любит просвещение и историю. Он очень долго критиковал все наши идеи, говорил, что этого недостаточно, что нужно больше, смелее и отчаяннее. Но потом все-таки тоже помог финансово. И плюс к этому еще отдельно «ВКонтакте» — официальная соцсеть проекта, которая вкладывается ресурсами.
Назарова: Правильно ли я уловила, что вам важно вытаскивать какие-то человеческие переживания — любовь, «вышли мне денег», смерть котенка? То есть для вас важен акцент на универсальные эмоции?
— И это тоже. Просто было бы здорово, если бы наши герои были разными и у них были разные приоритеты. Как у наших читателей. Есть люди, которые больше всего ценят либеральные ценности и права человека. А есть люди, для которых гордость за родину и ощущение того, что они живут в великой стране, намного важнее. А есть еще огромное количество людей — мне кажется, что их большинство, — для которых самое важное в этой дилемме — это их личное пространство и чтобы к ним не лезли. Им все равно, демократия или великая империя. И это нормально.
И среди наших героев тоже есть разные люди — есть те, кто все время переживает о судьбах родины, есть те, кто думает о другом. Более того, один человек, который четыре дня подряд убивается по поводу судеб России, на пятый день точно так же начинает убиваться по поводу того, что у соседей прорвало водопровод. Это и есть живая жизнь.
Назарова: Знаете, вот вы начали с того, что вам страшно осточертело бесконечное пережевывание текущей псевдоповестки и так далее. Очевидно же при этом, что процесс этого пережевывания происходит именно в лентах соцсетей — когда валится то одно, то другое. И получается, что вы пытаетесь от этого уйти в те же соцсети, просто на другом материале.
— Я же говорю: это другой глобус. Что называется — нет ли у вас другого фейсбука? В котором все время обсуждают — не знаю, что там сейчас обсуждают?
Назарова: Улюкаева.
— Уже перестали обсуждать.
Назарова: Псковских подростков.
— Да, псковских подростков… В общем, если вам не нравится это — то вот другая соцсеть с другими главными темами. Это как бы альтернатива, мы специально так сделали. Я люблю это сравнение: для многих людей соцсети сейчас играют ту же роль, что раньше играло телевидение. Люди разговаривают с соцсетями, они узнают оттуда новости. Пять лет назад все хвастались тем, что они выбрасывают телевизор и больше его не смотрят. Сейчас люди хвастаются тем, что они удалили фейсбук.
Это уже не просто устройство, не просто приложение — это уже часть жизни, жанр потребления информации. И я подхожу к соцсетям именно как к способу доставки информации. Мне он кажется очень достойным, удобным и при всем этом очень эффектным.
Назарова: Мой вопрос был о другом — нет ли у вас опасений, что формат соцсетей, который уже немного сожрал нашу действительность, сожрет и 1917 год? Что медиа одолеет месседж?
— Не знаю, мне кажется, это какой-то вопрос про атомную бомбу. «А не плохо ли, что СМИ стали пользоваться интернетом?» Люди подключатся к интернету и перестанут читать СМИ… Не знаю, может, так и случится, но мне кажется, это слишком даже для сериала «Черное зеркало».
Александр Горбачев
Нина Назарова
https://meduza.io/feature/2016/11/22/produtsirovanie-novyh-umnyh-mysley-ne-po-nashey-chasti
Интервью Михаила Зыгаря о «Проекте 1917» и разочаровании в медиа
Фото: Глеб Щелкунов / Коммерсантъ
14 ноября открылся «Проект 1917» — запущенный бывшим главным редактором телеканала «Дождь» и автором книги «Вся кремлевская рать» Михаилом Зыгарем просветительский сайт о русской революции и окружавших ее событиях. Сделан «Проект 1917» в формате соцсети: каждый день Николай II, Феликс Дзержинский, Иван Бунин и другие реальные исторические фигуры оставляют новые записи и комментируют друг друга; все их реплики — подлинные, они взяты из документальных источников. Редактор «Медузы» Александр Горбачев и главный редактор сайта «Горький» Нина Назарова поговорили с Зыгарем о том, зачем и как нужно сегодня вспоминать о событиях столетней давности.
Горбачев: Вы у публики ассоциируетесь с чем-то злободневным и политическим: «Коммерсант», телеканал «Дождь», книги о Путине и о войне. Почему вы вдруг решили заняться такой далекой от сегодняшнего дня темой?
— Для себя я этим занимался все время — в этом смысле никакого резкого перехода нет, я всю жизнь жил в том периоде. А что касается сегодняшнего дня, это просто совсем неинтересно. Почти все, о чем говорят сегодняшние новостные СМИ, — это псевдособытия. И мне в прошлом году перестало быть интересным участвовать в этой онлайн-гонке в попытке осветить то, что не имеет никакого отношения к реальности, не имеет особого смысла и ни на что не повлияет. Не знаю, условные праймериз «Единой России». И это не претензия к СМИ (хотя и к ним тоже), это в первую очередь претензия к событиям. Большую часть того времени, что я работал на телеканале «Дождь», я понимал, в чем смысл того, что мы делаем. У тебя на глазах в прямом эфире что-то происходит, постоянно что-то меняется.
После 2014 года время, в общем, остановилось, никаких новых событий не случается. А поскольку к этому режиму вещания все уже привыкли и не могут остановиться, приходится в режиме онлайн следить за ничем. И мы всякий раз придумываем, как бы нам извернуться, чтобы этот шлак преподать интересно, как-нибудь его усмешнить, как-нибудь его сделать… Главное, все же понимают, что это не так важно. Знаете, я всякий раз вспоминаю анекдот про «нет ли у вас другого глобуса», помните такой? Вот мне и захотелось другого глобуса, захотелось заниматься журналистикой, но про что-то, что было бы мне интересно, имело бы смысл и было важно и полезно для аудитории.
Горбачев: То есть хронологически после войны в Донбассе перестало что-либо происходить, получается?
— Я не знаю после чего. Мне кажется, что таких переломных моментов, когда ты утром осознал, что все перевернулось с ног на голову, не бывает. Просто как-то вдруг ты замечаешь, что мир уже изменился.
Горбачев: А что значит, что вы всю жизнь жили в 1917 году?
— Просто как сейчас люди в детстве читают «Гарри Поттера» или там «Хроники Нарнии», я ушел вот в это. Какими-то маленькими тизерами для меня как для типичного октябренка, видимо, были книжки про Ленина и детей, чернильницы и все остальное; может быть, они выступили в роли такого «Хоббита», после которого я, как на «Властелин колец», набросился на журнал «Огонек».
Мое детство пришлось на перестройку, и для меня эльфами, гоблинами и всеми остальными сказочными персонажами были все те персонажи, которыми я сейчас занимаюсь: Сталин, Бухарин, Столыпин, Витте и все остальные. То есть не то что я жил-жил и вдруг кинулся туда. Я это все внимательно изучал чуть ли не с дошкольного возраста.
Назарова: Вы сказали, что считаете «Проект 1917» журналистикой. Разве это не совсем другой тип деятельности?
— То же самое. Журналистика — это работа с источниками, какими бы они ни были: живыми или мертвыми, одушевленными, неодушевленными, бумажными или электронными. Ты изымаешь из этих источников информацию, разбираешься в ней, понимаешь, как все произошло, отделяешь важное от неважного, создаешь полную картину и преподносишь это так, как тебе кажется правильным. У нас журналистский проект, абсолютно неакадемический.
Академический подход все-таки подразумевает интерпретацию: не только поработать с источниками, но и все это как-то объяснить. Для нас очень важно, чтобы мы ничего никому не навязывали, никому не объясняли, как правильно, чтобы не было какого-то комментатора, который с умным видом говорил: «Сейчас вы поймете, как все устроено на самом деле». Этот прием, мне кажется, не нужен, к тому же он ужасно надоел — все СМИ состоят из колонок, которые пишут преисполненные собственной значимости и собственной мудрости авторы, знающие все лучше всех и имеющие по любому поводу свою точку зрения. Хочется обойтись без этого. Хочется собрать, как пазл, полную картину из оригинального материала, ничего не добавляя от себя, но смонтировав все так, чтобы было максимально интересно.
Главная страница «Проекта 1917»
Назарова: При этом, я так понимаю, у вас много действительно оригинального материала — источников, которые раньше нигде не публиковались или не были переведены на русский.
— Мы исходили из героев. Их по ходу дела выросло бесконечное количество — уже не сосчитать. Сначала я составил список из ста самых интересных суперзвезд, потом их стало триста, потом девятьсот, сейчас уже более полутора тысяч, и каждый день возникают новые. Соответственно, по большей части источники — это опубликованные вещи, но есть и то, что не публиковалось никогда. Например, личные письма депутатов Государственной думы.
Мы шли с двух сторон. С одной стороны, определили для себя некий список людей, важных для наших сюжетов, и далее восстанавливали их жизнь в течение этого года и трех месяцев, которые будет продолжаться проект, в том числе — заходя в архивы. С другой — отталкивались от источников: у кого есть хорошие дневники, полные, интересные переписки — так возникли новые герои, например Ариадна Тыркова-Вильямс, которая, наверное, не суперзвезда, но автор блистательного дневника.
Назарова: Но всех ведь не упакуешь в один проект, наверное.
— Естественно — чем дольше ты работаешь, тем яснее понимаешь, что все важное не охватишь. Мы понимаем, что наши серии не могут быть бесконечными, мы не можем засунуть туда больше, чем человек способен прочитать. У нас сейчас примерно по 50 постов в день, и понятно, что сильно больше их быть не может. При этом надо понимать, что в ежедневные ленты входит самое важное и интересное, это такой наш сценарный альбом. А в профайлы героев входит все, что они пишут, — и там гораздо больше материала. Если вам хочется проследить за Рюриком Ивневым (поэт, близкий к кругу Сергея Есенина и имажинистов — прим. «Медузы»), который пишет каждый день, можно зайти на его страницу и читать подробно.
Назарова: То есть вы вручную воспроизводите алгоритм фейсбука.
— Да. Вообще, мне положено каждый раз, когда хочется говорить «фейсбук», говорить «ВКонтакте», потому что они наши партнеры, но у «ВКонтакте» нет алгоритма. Но вообще для нас «ВКонтакте» хорошие, а фейсбук плохой.
Назарова: Составляя этот исходный список героев, вы чем руководствовались — общей культурной интуицией?
— Примерно да. Идея была в том, чтобы сделать понятный и интересный сериал для большой аудитории, которая не считает историю чем-то априори увлекательным и не очень ей интересуется. Превратить историю в увлекательный сюжет, к которому зритель-читатель эмоционально подключается и следит за ним в регулярном режиме. Нас сейчас упрекают в том, что у нас слишком много звезд, но я понимал с самого начала, что так будет: иначе не бывает, любое медиа в первую очередь пишет про людей известных.
Принцип соцсетей в том же самом: ты следишь за новостями знакомых и друзей. Поэты Серебряного века, а также Ленин и Стравинский — в большей степени знакомые и друзья, чем Рюрик Ивнев или крестьянин Замараев, у которого прекрасный совершенно дневник (кстати, в каком-то вологодском СМИ даже вышла публикация про то, что вологодский крестьянин стал героем проекта). При этом обычных людей у нас намного больше, чем в любом другом медиа.
Назарова: Не возникает ли в результате такого подхода искажения? Вот у «Коммерсанта» был похожий проект про 1913 год — но редакторы, когда начали его собирать, поняли, что для людей, которые в 1913 году жили, были важны какие-то совсем другие события, чем сейчас важны для нас. Условно, сборник Мандельштама «Камень» тогда мало кто заметил. Нет ли в вашем случае опасности, что вы спроецируете свой современный взгляд на 1917 год на отбор источников?
— Извините, я просто не в курсе. Мы с вами сейчас в данный момент на облаке сидим?
Назарова: Нет, почему?
— Просто если все сравнивать с каким-то недостижимым идеалом, то, конечно же, у нас все очень неидеально.
Вообще так устроена психика: любой человек все пропускает через себя. Журналист, который пишет в газету заметку про политику, про Путина, Медведева или Улюкаева, все равно как-то искажает информацию в соответствии с тем бэкграундом, который у него есть. Да, люди искажают, люди очень сильно искажают. Люди могут ошибаться, даже когда занимаются копипастом. Это законы физики. По-другому невозможно.
Горбачев: И все же: вы берете некоторые речевые практики столетней давности и помещаете их в современный информационный контекст. Нам начинает казаться, что эти люди — Бунин или там Николай II — общаются друг с другом в том же режиме и формате, что и мы. Нет ли тут некоторого обмана — учитывая, что у них на деле была совсем по-другому устроена речь и представления о письме?
— Я не вижу здесь большего обмана, чем в передаче информации через любой другой носитель. Если мы что-то печатаем на бумаге, это меньший обман, чем если мы это преподносим в электронном виде?
Так посты «Проекта 1917» — и дискуссии вокруг них — выглядят во «ВКонтакте»
Горбачев: Я не об этом. Все-таки социальные сети и то, как они организованы, — это достаточно новый способ производства и потребления информации. А вы, получается, ее берете и механически переносите туда, где существовали совсем другие практики.
— Можно подходить с двух разных сторон. Можно заботиться об удобстве ньюсмейкера, можно заботиться об удобстве пользователя. Можно делать так, чтобы при приготовлении стейка удобнее было корове, а можно заботиться о том, чтобы удобнее было тому, кто этот стейк будет есть.
Горбачев: Ну эти подходы можно совмещать.
— Да. Именно это мы и стараемся делать. При этом мне кажется, что в исторической науке они, как правило, противопоставляются. Бережное отношение к источникам — это такой культ, а внимательное отношение к пользователю — это сразу Валентин Пикуль. Мы пытаемся совмещать, но, конечно, нам важнее, чтобы было удобнее пользователю. Если мы окажемся перед дилеммой, что важнее — чтобы было интересно ученику седьмого «Б» из Перми или чтобы на нас не обрушилось академическое сообщество, — конечно, нам важнее школьник из Перми. При этом мы делаем все, чтобы ему не наврать. Переводим ли мы информацию на его язык? Да. Трудности перевода — это то, что всегда случается, мы от этого не застрахованы. Мы не можем усидеть на двух стульях, сделав это приятным для читателя и академически безупречным.
Горбачев: Вы все время везде говорите про вот этих провинциальных школьников. И наверное, можно согласиться с тем, что для них соцсети — привычный информационный формат. Но ведь у вас все несколько сложнее. Откуда у вас уверенность, что эти школьники действительно подключатся к проекту? Не получится так, что они посмотрят на это, скажут — о, прикольно, царь во «Вконташе» — и уйдут? Как вы собираетесь их цеплять?
— Во-первых, у нас есть предположение, что наш формат может быть более удачным, чем другие уже испробованные, и наши партнеры — администрация «ВКонтакте», администрация «Яндекса» — тоже почему-то так думают. Во-вторых, мы планируем в этом направлении работать. У нас есть много разных усмешнителей, много специальных форматов, которые мы постоянно запускаем. И хотя пока мы в самом начале, мы уже видим, насколько это успешно. Мы видим количество перепостов речи [лидера Конституционно-демократической партии] Милюкова про глупость и измену — неожиданно Павел Милюков стал поп-звездой во «ВКонтакте». Мы видим, что множество людей пишут личные сообщения персонажам: предупреждают об опасности, что-то советуют, благодарят любимых писателей за любимые произведения и так далее. Наверное, кто-то из них иронизирует, но вряд ли все.
Вообще, у этого проекта две платформы. Одна — это «ВКонтакте». Там герои живут отдельной жизнью: есть паблик, где собрано все вместе, и есть примерно 250 аккаунтов отдельных героев. И есть сайт — это основная платформа, где все чуть более цельное, это такой законченный сериал. И он, конечно, нацелен на более заинтересованную аудиторию, это скорее для аудитории фейсбука, чем «ВКонтакте».
Горбачев: Давайте тогда я спрошу как представитель аудитории фейсбука. Вы уже сказали, что отказываетесь от оценок и интерпретаций, — но это как раз то, чего мне в проекте не хватает. Я не вижу в нем месседжа — а по-моему, одна из главных проблем с 1917 годом, которые мы имеем в 2016-м, это то, что нет разговора о том, каков был смысл всех этих событий, что они значат для нас сегодняшних.
— Мне кажется, очень важно не только говорить, но и слушать. И наш проект — про это. Наше знание не до такой степени велико, чтобы беспробудно и нон-стопом продуцировать какие-то идеи, объяснения и смыслы. Иногда можно немножечко остановиться, помолчать и почитать. Я много раз говорил про героев книги «Вся кремлевская рать», что самый надежный источник для любого человека — это внутренняя убежденность. Так вот, это очень распространенная вещь, и внутренняя убежденность многим из нас подсказывает, что мы отлично знаем, что произошло, как произошло и кто виноват. И уже все, в общем, готовы с пеной у рта и с мечом наперевес выносить свои оценки и бороться друг с другом.
Так вот — мне не хочется этим заниматься. Мне не кажется, что это сейчас суперважно и супернеобходимо. Конечно, должно случиться общественное обсуждение произошедшего в 1917 году. Я не против, я прямо за. Но мне кажется, что если при этом люди чуть побольше почитают и чуть побольше узнают, будет не хуже. Я уверен, что в течение следующего года половина рунета станет площадкой для такого обсуждения. Миллиарды колонок, постов в фейсбуке и «ВКонтакте», огромное количество медиасрачей; может быть, еще несколько законов появится. Боюсь, что все так и будет, и все ваши опасения, что как-то мало осмысления, будут развенчаны.
Но мы занимаемся не этим. Продуцирование нового треша или новых умных мыслей — не по нашей части. Нет амбиций в этом направлении. Скажем, в современном искусстве основное действие происходит не на картине, а в голове зрителей, которые на эту картину смотрят. Вот мы хотим, чтобы люди посмотрели на наш проект — и у них что-то в голове возникло. А если это еще и поможет общественной дискуссии, супер.
Горбачев: Ну все-таки художники обычно закладывают что-то в свои произведения, у них есть какие-то мысли. У вас существует в этом смысле какой-то редакционный консенсус по событиям 1917 года?
— Вы правда считаете, что прежде, чем начинать проект, нужно собрать такой педсовет и сказать: мальчики и девочки, сейчас мы проголосуем? Давайте по порядку, хороший ли Ленин, хороший ли Николай II… Нет, вы знаете, у нас такого нет. Разговариваем ли мы друг с другом и думаем ли мы? Представьте себе, да.
Антивоенная демонстрация работниц Путиловского завода, 23 февраля 1917 года
Фото: Государственный музей политической истории России / Wikimedia Commons
Горбачев: Ладно. Расскажите тогда, кто вам дал денег и как вы их убедили это сделать.
— Когда мы придумали эту идею, мы стали ходить к разным предпринимателям, которые не чужды любви к просвещению. Первым человеком, который не сказал мне, что я сошел с ума, был [основатель фонда «Династия»] Дмитрий Борисович Зимин — он позволил нам не бросить это дело в самом начале. Потом компания «Яндекс» решила создать свое издательство — то есть программу, посвященную поддержке контентных проектов в области гуманитарного и естественно-научного знания. Собственно, они нам предложили издать наш проект. Мы еще думали, что они как Metro Goldwyn Mayer, а мы как маленькая студия. Или они Netflix, а мы — «House of Cards». В общем, в итоге «Яндекс» нам помог и деньгами, и разным другим своим опытом.
И потом еще был [президент Сбербанка] Герман Греф, который тоже любит просвещение и историю. Он очень долго критиковал все наши идеи, говорил, что этого недостаточно, что нужно больше, смелее и отчаяннее. Но потом все-таки тоже помог финансово. И плюс к этому еще отдельно «ВКонтакте» — официальная соцсеть проекта, которая вкладывается ресурсами.
Назарова: Правильно ли я уловила, что вам важно вытаскивать какие-то человеческие переживания — любовь, «вышли мне денег», смерть котенка? То есть для вас важен акцент на универсальные эмоции?
— И это тоже. Просто было бы здорово, если бы наши герои были разными и у них были разные приоритеты. Как у наших читателей. Есть люди, которые больше всего ценят либеральные ценности и права человека. А есть люди, для которых гордость за родину и ощущение того, что они живут в великой стране, намного важнее. А есть еще огромное количество людей — мне кажется, что их большинство, — для которых самое важное в этой дилемме — это их личное пространство и чтобы к ним не лезли. Им все равно, демократия или великая империя. И это нормально.
И среди наших героев тоже есть разные люди — есть те, кто все время переживает о судьбах родины, есть те, кто думает о другом. Более того, один человек, который четыре дня подряд убивается по поводу судеб России, на пятый день точно так же начинает убиваться по поводу того, что у соседей прорвало водопровод. Это и есть живая жизнь.
Назарова: Знаете, вот вы начали с того, что вам страшно осточертело бесконечное пережевывание текущей псевдоповестки и так далее. Очевидно же при этом, что процесс этого пережевывания происходит именно в лентах соцсетей — когда валится то одно, то другое. И получается, что вы пытаетесь от этого уйти в те же соцсети, просто на другом материале.
— Я же говорю: это другой глобус. Что называется — нет ли у вас другого фейсбука? В котором все время обсуждают — не знаю, что там сейчас обсуждают?
Назарова: Улюкаева.
— Уже перестали обсуждать.
Назарова: Псковских подростков.
— Да, псковских подростков… В общем, если вам не нравится это — то вот другая соцсеть с другими главными темами. Это как бы альтернатива, мы специально так сделали. Я люблю это сравнение: для многих людей соцсети сейчас играют ту же роль, что раньше играло телевидение. Люди разговаривают с соцсетями, они узнают оттуда новости. Пять лет назад все хвастались тем, что они выбрасывают телевизор и больше его не смотрят. Сейчас люди хвастаются тем, что они удалили фейсбук.
Это уже не просто устройство, не просто приложение — это уже часть жизни, жанр потребления информации. И я подхожу к соцсетям именно как к способу доставки информации. Мне он кажется очень достойным, удобным и при всем этом очень эффектным.
Назарова: Мой вопрос был о другом — нет ли у вас опасений, что формат соцсетей, который уже немного сожрал нашу действительность, сожрет и 1917 год? Что медиа одолеет месседж?
— Не знаю, мне кажется, это какой-то вопрос про атомную бомбу. «А не плохо ли, что СМИ стали пользоваться интернетом?» Люди подключатся к интернету и перестанут читать СМИ… Не знаю, может, так и случится, но мне кажется, это слишком даже для сериала «Черное зеркало».
Александр Горбачев
Нина Назарова
https://meduza.io/feature/2016/11/22/produtsirovanie-novyh-umnyh-mysley-ne-po-nashey-chasti
Ирина Н.- Сообщения : 28224
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: СЕГОДНЯ. 100-летие Революции
автор Ирина Н. Пн Ноя 20, 2017 4:54 pm
«Форум имени Матильды»
Выступление Михаила Зыгаря на Петербургском международном культурном форуме. Нескольких его участников объявили персонами нон-грата за оппозиционность
Балерина Матильда Кшесинская
Paul Fearn / Alamy / Vida Press
16-18 ноября прошел шестой Санкт-Петербургский международный культурный форум, организованный при участии правительства России. За день до его начала издание Colta опубликовало документ (его подлинность не подтверждена, но и не опровергнута) за подписью замминистра культуры РФ Владимира Аристархова. Это была справка, в которой объяснялось, почему на секцию «Театр» не следует приглашать нескольких известных людей — худрука Малого драматического театра Льва Додина, худрука Большого драматического театра Андрея Могучего, режиссеров Кирилла Серебренникова, Дмитрия Крымова, Анатолия Васильева и театрального критика Романа Должанского.
Одним из выступивших на форуме был журналист и писатель Михаил Зыгарь. Речь Зыгаря — это не только рассказ о его новой книге «Империя должна умереть», но и осмысление того, что происходит в отношениях государства, культуры и общества.
«Медуза» публикует полный текст выступления.
________________________________________________
Этот культурный форум я бы назвал форумом имени Матильды Кшесинской, потому что именно в ней воплощаются все проблемы, обсуждаемые в связи с этим мероприятием. Конфликт общества и власти, чиновников с художниками, составляющими славу российской культуры в мире, проблемы коррупции в культуре и освоения госзаказов — все это Кшесинская.
Чуть больше 100 лет назад здесь, в Петербурге, шла дискуссия между крупнейшим театральным деятелем и крупнейшим художником. Последний говорил, что брать деньги у государства опасно и недостойно. Первый считал, что без господдержки невозможно сделать те прорывные, новаторские театральные проекты, которые он задумал. Это были близкие друзья Сергей Дягилев и Валентин Серов.
Дягилев действительно использовал бюджетные деньги, в результате его обвинили в хищениях, нецелевом расходовании. Когда против него было возбуждено уголовное дело, он находился в Париже, там он и остался. Все последующие свои великие проекты «Русских сезонов», прославившие Россию, он создал за ее пределами. Дягилеву повезло, его не взяли под домашний арест, в отличие от его великого коллеги Кирилла Серебренникова. Кирилл не участвует ни в этом форуме, ни в тех проектах, которые он придумал.
При чем тут Кшесинская? Она была заказчиком «дела Дягилева», организатором его преследования. С одной стороны, она не простила ему того, что для «Жизели» он выбрал не ее, а малоизвестную Анну Павлову. С другой, она была не просто балериной. Одним из ее крупных предприятий был Путиловский завод, она была его акционером, а двумя другими мощными предприятиями были любовники Великий князь Сергей и Великий князь Андрей. Великий князь Сергей отвечал за снабжение российской армии снарядами, и важнейшие госзаказы уходили Путиловскому заводу. Поэтому современники считали ее и Великого князя Сергея важнейшими виновниками той катастрофической ситуации, в которой Россия находилась в Первой мировой войне, когда через полгода после начала военных действий закончились снаряды. Для современников Кшесинская была символом запредельной коррупции, а вовсе не балета, и совершенно никого не волновали ее личные отношения с царем.
Мне кажется, это важная деталь, потому что российская история очень по-разному смотрится, если глядеть на нее, например, с точки зрения личной жизни императора и с точки зрения российского общества.
Я уверен, что это и есть главная проблема российской истории. У нас нет истории российского общества. Классические труды по истории, начиная с Карамзина, посвящены государству, точнее даже лично государям. Вся наша история очень руководителецентрична, мы привыкли смотреть на историю глазами императоров и президентов, как они принимали решения, какой делали выбор, как все зависело только от них. У этой привычки есть очевидное последствие: стереотип, что от общества никогда ничего не зависит.
За последние годы я изучил огромный массив разных прямых источников, дневников и писем, воспоминаний, которые дают представления о том, как выглядело российское общество сто лет назад, о чем эти люди думали, к чему они стремились.
Начало XX века до 1917 года — самый сложный, но и самый важный период, когда российское общество было очень влиятельным в мире. Если вы сейчас в гугле забьете «Самые популярные русские», то, я думаю, из первых 50-ти, если не считать Путина и Марию Шарапову, остальные 48 будут те люди, которые могли бы встретиться где-нибудь здесь, в пределах одного дня в пределах одного города или площади. Это Рахманинов, Достоевский, Кандинский и десятки других, составлявших российское общество.
Представьте, хотя это очень сложно, ситуацию, в которой Россия — самая популярная страна в Европе. Образованная часть Европы обожает Россию, все читают новых русских писателей, ходят в русский театр, все молятся на русских художников и слушают русских композиторов, в моде русский язык. Артисты берут русские псевдонимы. Ровно такова была ситуация в начале прошлого века. Нам это трудно сейчас понять, мы застряли в стереотипах. И важно, мне кажется, подумать, что так было не всегда, и это не единственно возможное восприятие себя и России.
Пока я знакомился с героями своей книги «Империя должна умереть», а их огромное количество, я поймал себя на мысли, что это совсем другая Россия, не та, к которой мы привыкли. Я тут хочу привести пять примеров, касающихся ценностей в России сто лет назад.
Первый пример — в России не пытали. Это единодушное восприятие гражданского общества. В марте 1901 у Казанского собора, происходит первая мощная, настоящая в истории акция протеста, когда не просто студенческие волнения, а представители самых разных слоев — дворяне, купцы, разночинцы — выходят на площадь. Журналистка Ариадна Тыркова оказывается в оцеплении и ее отводят в участок. Она переживает, потому что дома двое детей с бабушкой, ей придется на ночь или на пару ночей остаться в участке, но одно хорошо — она знает, что в России не пытают. Россия больше не варварское средневековое государство, у нас уважают права человека, и пыток в российской полиции, в российских тюрьмах больше нет.
Второе: в России очень велика ценность человеческой жизни. Я думаю, для многих это будет сюрпризом, но Россия в XIX веке была самым гуманным государством в мире: еще в XVIII здесь отменили смертную казнь. Елизавета Петровна, дочь Петра Великого, когда планировала совершить государственный переворот, поклялась перед иконой, что если станет императрицей, то отменит смертную казнь. Так и случилось, казнь отменили, исключением были государственные преступления — попытки переворота и покушения на императора, и только по личному решению императора можно было казнить человека. За весь XIX век в России было казнено 300 человек. Для сравнения, в ХХ веке в самые вегетарианские годы [советской] оттепели, в 1960-е, казнили от тысячи до двух тысяч человек в год. И по мировым меркам это была невероятная гуманность. При этом в России существуют в тот момент выдающиеся политические мыслители, которые активно борются за полную отмену смертной казни. Лев Толстой и Владимир Соловьев, например. Толстой после убийства Александра Второго пишет письмо Александру Третьему с просьбой помиловать народовольцев, террористов и не казнить, не вешать их, а отправить в Америку.
Третье, в России уважают институт выборов. Еще с 1860-х годов есть местные выборы, после реформ Александра Второго, а с 1905 года в России появились думские выборы. И как они проходят? Центральные власти, то есть Министерство внутренних дел, которое непосредственно отвечает за организацию выборов, конечно, с каждой следующей выборной кампанией пытается организовать ее так, чтобы сделать Думу более лояльной.
Московский губернатор Владимир Джунковский вспоминает, как он приходит к замминистру внутренних дел Крыжановскому, тот достает пачку денег и говорит: «Это вам на организацию выборов». Джунковский не сразу понимает, что это взятка и говорит: «Спасибо, но уже выделен бюджет на организацию выборов, все в порядке». — «Нет, нет, вы не поняли! Это вам на организацию выборов». Джунковский не берет, и потом, вернувшись в Москву, понимает, что деньги давали на фальсификацию. И он в ужасе говорит: «Вдруг нашлись бы губернаторы другие, которые могли бы взять эти деньги?!». И в целом, как минимум, большие оппозиционные фракции были во всех Думах, а в последней и вовсе было оппозиционное большинство. То есть опасения Джунковского в целом были напрасны, большинство губернаторов, когда их вызывали к начальству и давали деньги, отказывались фальсифицировать.
Четвертый факт — в России была свободная пресса. Конечно, физически существовала цензура. Сейчас у нас, слава богу, по конституции цензура запрещена, а тогда она была. Каждую газету перед подписанием в печать отправляли к цензурный комитет, и там уже в последний момент цензура могла любой текст изъять, и газета выходила с белой дырой на странице. Но интересно, что это происходило все время. Постоянно редакторы посылали на цензуру газеты, оттуда что-то изымали, но они продолжали делать то же самое. Феномен самоцензуры отсутствует, эти редакторы и журналисты ничему не учатся. Более того, они пытаются продавить эту цензуру, выждать момент, когда цензура проглядит. И это происходит. Иногда даже журналиста наказывают. Амфитеатрова, выдающегося редактора, журналиста, дважды ссылали. То есть, что важно, человек два раза был сослан в Сибирь за тексты. У нас такое невозможно. У нас если человека один раз сослали, например, в 1990-е годы на Украину, были такие случаи, то потом, если он возвращается на ВГТРК, он уже твердо усвоил урок, и он не повторит прежних ошибок. А там вот, понимаете, люди продолжают, так же, как работали, так и работают, у них есть какие-то ценности.
Пятый пункт, последний в моем перечислении, это коррупция. Мы все знаем про коррупцию, что она всегда была, все читали Салтыкова-Щедрина. Знаете, она была, но восприятие коррупции в российском обществе отличается от сегодняшнего. Коррупционные скандалы не остаются без последствий. Часто высшие чиновники, губернаторы, министры, уходят в отставку и оказываются под судом. Мой любимый случай — это дядя императора Великий князь Алексей, младший брат Александра Третьего, человек, которого император очень боится. Николай Второй вообще боится всех своих старших родственников. Великий князь Алексей куда более опытный и даже умудренный жизнью человек, он командовал российским флотом в период русско-японской войны, но гражданское общество считает его коррупционером, который разворовал флот, и это стало одной из причин поражения. Князь не может выйти на улицу, потому что его карету забрасывают камнями, ему кричат: «Вор!» И он уходит в отставку. Его не увольняют, он сам уходит под давлением общественного мнения.
Великий князь Алексей Романов
Mathew Brady / The U.S. National Archives
Если внимательно читать все эти источники, дневники, та страна совсем не выглядит страной, обреченной на трагедию, на катастрофу. Она не выглядит обреченной на то, чтобы всегда быть авторитарной. Не выглядит так, что в ней всегда должна быть жесткая вертикаль власти. Мне даже не придется сейчас доказывать это вам, потому что за меня это однажды Сергей Витте доказал императору Николаю Второму.
Это, пожалуй, самый удивительный момент в истории России, удивительный документ, который принес глава российского правительства главе российского государства. Октябрь 1905 года, происходит настоящая революция, волнения в Петербурге, царь в Петергофе отрезан от города, у него нет связи с правительством. В Финском заливе стоит немецкий военный корабль, который пришел, чтобы спасти императора, чтобы вывезти его в Германию.
Кайзер Вильгельм, будущий враг в Первой мировой, а пока просто кузен, предлагает ввести немецкие войска, чтобы подавить протесты, потому что надежд на русскую армию больше нет. Вся царская семья «за», все уговаривают Николая согласиться. Несколько человек против. Например Витте, которого император не любит и почти не слушает. Формально Витте — председатель Комитета министров, он приезжает в Петергоф с политологическим докладом.
Длинный, толстый, почти философский доклад, который начинается с рассуждений о том, зачем существует государство. Витте пишет, что государство существует ради материального и морального благополучия своих граждан. С материальным понятно, а моральное благополучие — это свобода. Каждый человек стремится к свободе и ощущает себя благополучным и счастливым, когда он свободен. Только борьба за свободу есть единственная традиционная ценность, которая существовала в мире с Каменного века и до настоящего момента. В отличие от борьбы за свободу, авторитарная власть, самодержавие — это неологизм, придуманный относительно недавно в истории человечества. Он приводит примеры из истории России — Новгород, Псков, донское казачество, декабристы — доказывая, что вся история России есть непрерывная борьба за свободу. Витте заключает, что единственный способ сохранить государство и его стабильность — сделать борьбу за свободу лозунгом правительства. Революцию можно остановить, если ее возглавить, если правительство само начнет бороться за свободу. И Витте уговаривает императора. Тот подписывает Манифест 17 октября, дает формальные свободы, создает Думу, в общем происходит чудо, потому что революция уже случилась, но сошла на нет.
Этот важный пример показывает, что на историю можно смотреть совершенно по-разному, на любую историю. Если смотреть так, как сегодня принято, то кажется, что единственное, чем мы можем гордиться, это тем, что Россия — великая империя, у нее должна быть сильная власть, так было всегда, «единственные союзники России — это ее армия и флот». Однако другие примеры показывают, что другие причины для гордости тоже возможны. И это не только великая культура, но и великое гражданское общество, которое все время своего существования боролось за свободу. Это тоже естественный повод для гордости.
Я не хочу идеализировать ни Россию тогда, ни Россию сейчас. Люди одинаково склонны к ошибкам, к конфликтам. Последний, очень любопытный пример, который я хочу привести, тоже покажется вам актуальным, даже знакомым. Одна группа деятелей культуры организовала чуть больше ста лет назад смелый художественно-театральный проект. Их критиковали и они понимали, что будут проблемы. Друзья из культурных чиновников предупреждали, что за библейский сюжет их обвинят в оскорблении чувств верующих. И точно возникнут проблемы с появлением голого человека на сцене, наверняка постановку запретят.
В эту бездуховную компанию входили Александр Глазунов, Всеволод Мейерхольд, Михаил Фокин, Лев Бакст и Ида Рубинштейн, ставили они спектакль «Саломея». Когда стало ясно, что спектакль запретят, Рубинштейн на свой страх и риск решилась выступить с отдельным номером, знаменитым «Танцем семи покрывал», когда она оставалась в конце только в платье из бус, и многим казалось, что на ней вообще нет ничего. И вот в конце ее танца в зал вошла полиция, чтобы пресечь оскорбление чувств верующих, изъяла голову Иоанна Крестителя из папье-маше.
Мне не удалось найти имена ни полицейского, который это сделал, ни чиновников, которые запретили постановку. Ида Рубинштейн, Михаил Фокин, Всеволод Мейерхольд, Александр Глазунов, Лев Бакст сегодня известны всему миру, они составляют славу русской культуры.
И это прекрасный пример того, как попытки запретить, не допустить, ограничить ничего не дают, ни от чего не защищают, не приводят ни к чему. Это я и к тому, что желание оградить Культурный форум от Александра Сокурова, Льва Додина, Андрея Могучего, Романа Должанского и других людей, имена которых мы видели в списках персон нон-грата, как минимум, бессмысленно и глупо. Я надеюсь, мое выступление здесь не было бессмысленным. Я верю, что всегда лучше говорить, чем молчать.
https://meduza.io/feature/2017/11/19/forum-imeni-matildy?utm_source=website&utm_medium=push&utm_campaign=browser_news
Выступление Михаила Зыгаря на Петербургском международном культурном форуме. Нескольких его участников объявили персонами нон-грата за оппозиционность
Балерина Матильда Кшесинская
Paul Fearn / Alamy / Vida Press
16-18 ноября прошел шестой Санкт-Петербургский международный культурный форум, организованный при участии правительства России. За день до его начала издание Colta опубликовало документ (его подлинность не подтверждена, но и не опровергнута) за подписью замминистра культуры РФ Владимира Аристархова. Это была справка, в которой объяснялось, почему на секцию «Театр» не следует приглашать нескольких известных людей — худрука Малого драматического театра Льва Додина, худрука Большого драматического театра Андрея Могучего, режиссеров Кирилла Серебренникова, Дмитрия Крымова, Анатолия Васильева и театрального критика Романа Должанского.
Одним из выступивших на форуме был журналист и писатель Михаил Зыгарь. Речь Зыгаря — это не только рассказ о его новой книге «Империя должна умереть», но и осмысление того, что происходит в отношениях государства, культуры и общества.
«Медуза» публикует полный текст выступления.
________________________________________________
Этот культурный форум я бы назвал форумом имени Матильды Кшесинской, потому что именно в ней воплощаются все проблемы, обсуждаемые в связи с этим мероприятием. Конфликт общества и власти, чиновников с художниками, составляющими славу российской культуры в мире, проблемы коррупции в культуре и освоения госзаказов — все это Кшесинская.
Чуть больше 100 лет назад здесь, в Петербурге, шла дискуссия между крупнейшим театральным деятелем и крупнейшим художником. Последний говорил, что брать деньги у государства опасно и недостойно. Первый считал, что без господдержки невозможно сделать те прорывные, новаторские театральные проекты, которые он задумал. Это были близкие друзья Сергей Дягилев и Валентин Серов.
Дягилев действительно использовал бюджетные деньги, в результате его обвинили в хищениях, нецелевом расходовании. Когда против него было возбуждено уголовное дело, он находился в Париже, там он и остался. Все последующие свои великие проекты «Русских сезонов», прославившие Россию, он создал за ее пределами. Дягилеву повезло, его не взяли под домашний арест, в отличие от его великого коллеги Кирилла Серебренникова. Кирилл не участвует ни в этом форуме, ни в тех проектах, которые он придумал.
При чем тут Кшесинская? Она была заказчиком «дела Дягилева», организатором его преследования. С одной стороны, она не простила ему того, что для «Жизели» он выбрал не ее, а малоизвестную Анну Павлову. С другой, она была не просто балериной. Одним из ее крупных предприятий был Путиловский завод, она была его акционером, а двумя другими мощными предприятиями были любовники Великий князь Сергей и Великий князь Андрей. Великий князь Сергей отвечал за снабжение российской армии снарядами, и важнейшие госзаказы уходили Путиловскому заводу. Поэтому современники считали ее и Великого князя Сергея важнейшими виновниками той катастрофической ситуации, в которой Россия находилась в Первой мировой войне, когда через полгода после начала военных действий закончились снаряды. Для современников Кшесинская была символом запредельной коррупции, а вовсе не балета, и совершенно никого не волновали ее личные отношения с царем.
Мне кажется, это важная деталь, потому что российская история очень по-разному смотрится, если глядеть на нее, например, с точки зрения личной жизни императора и с точки зрения российского общества.
Я уверен, что это и есть главная проблема российской истории. У нас нет истории российского общества. Классические труды по истории, начиная с Карамзина, посвящены государству, точнее даже лично государям. Вся наша история очень руководителецентрична, мы привыкли смотреть на историю глазами императоров и президентов, как они принимали решения, какой делали выбор, как все зависело только от них. У этой привычки есть очевидное последствие: стереотип, что от общества никогда ничего не зависит.
За последние годы я изучил огромный массив разных прямых источников, дневников и писем, воспоминаний, которые дают представления о том, как выглядело российское общество сто лет назад, о чем эти люди думали, к чему они стремились.
Начало XX века до 1917 года — самый сложный, но и самый важный период, когда российское общество было очень влиятельным в мире. Если вы сейчас в гугле забьете «Самые популярные русские», то, я думаю, из первых 50-ти, если не считать Путина и Марию Шарапову, остальные 48 будут те люди, которые могли бы встретиться где-нибудь здесь, в пределах одного дня в пределах одного города или площади. Это Рахманинов, Достоевский, Кандинский и десятки других, составлявших российское общество.
Представьте, хотя это очень сложно, ситуацию, в которой Россия — самая популярная страна в Европе. Образованная часть Европы обожает Россию, все читают новых русских писателей, ходят в русский театр, все молятся на русских художников и слушают русских композиторов, в моде русский язык. Артисты берут русские псевдонимы. Ровно такова была ситуация в начале прошлого века. Нам это трудно сейчас понять, мы застряли в стереотипах. И важно, мне кажется, подумать, что так было не всегда, и это не единственно возможное восприятие себя и России.
Пока я знакомился с героями своей книги «Империя должна умереть», а их огромное количество, я поймал себя на мысли, что это совсем другая Россия, не та, к которой мы привыкли. Я тут хочу привести пять примеров, касающихся ценностей в России сто лет назад.
Первый пример — в России не пытали. Это единодушное восприятие гражданского общества. В марте 1901 у Казанского собора, происходит первая мощная, настоящая в истории акция протеста, когда не просто студенческие волнения, а представители самых разных слоев — дворяне, купцы, разночинцы — выходят на площадь. Журналистка Ариадна Тыркова оказывается в оцеплении и ее отводят в участок. Она переживает, потому что дома двое детей с бабушкой, ей придется на ночь или на пару ночей остаться в участке, но одно хорошо — она знает, что в России не пытают. Россия больше не варварское средневековое государство, у нас уважают права человека, и пыток в российской полиции, в российских тюрьмах больше нет.
Второе: в России очень велика ценность человеческой жизни. Я думаю, для многих это будет сюрпризом, но Россия в XIX веке была самым гуманным государством в мире: еще в XVIII здесь отменили смертную казнь. Елизавета Петровна, дочь Петра Великого, когда планировала совершить государственный переворот, поклялась перед иконой, что если станет императрицей, то отменит смертную казнь. Так и случилось, казнь отменили, исключением были государственные преступления — попытки переворота и покушения на императора, и только по личному решению императора можно было казнить человека. За весь XIX век в России было казнено 300 человек. Для сравнения, в ХХ веке в самые вегетарианские годы [советской] оттепели, в 1960-е, казнили от тысячи до двух тысяч человек в год. И по мировым меркам это была невероятная гуманность. При этом в России существуют в тот момент выдающиеся политические мыслители, которые активно борются за полную отмену смертной казни. Лев Толстой и Владимир Соловьев, например. Толстой после убийства Александра Второго пишет письмо Александру Третьему с просьбой помиловать народовольцев, террористов и не казнить, не вешать их, а отправить в Америку.
Третье, в России уважают институт выборов. Еще с 1860-х годов есть местные выборы, после реформ Александра Второго, а с 1905 года в России появились думские выборы. И как они проходят? Центральные власти, то есть Министерство внутренних дел, которое непосредственно отвечает за организацию выборов, конечно, с каждой следующей выборной кампанией пытается организовать ее так, чтобы сделать Думу более лояльной.
Московский губернатор Владимир Джунковский вспоминает, как он приходит к замминистру внутренних дел Крыжановскому, тот достает пачку денег и говорит: «Это вам на организацию выборов». Джунковский не сразу понимает, что это взятка и говорит: «Спасибо, но уже выделен бюджет на организацию выборов, все в порядке». — «Нет, нет, вы не поняли! Это вам на организацию выборов». Джунковский не берет, и потом, вернувшись в Москву, понимает, что деньги давали на фальсификацию. И он в ужасе говорит: «Вдруг нашлись бы губернаторы другие, которые могли бы взять эти деньги?!». И в целом, как минимум, большие оппозиционные фракции были во всех Думах, а в последней и вовсе было оппозиционное большинство. То есть опасения Джунковского в целом были напрасны, большинство губернаторов, когда их вызывали к начальству и давали деньги, отказывались фальсифицировать.
Четвертый факт — в России была свободная пресса. Конечно, физически существовала цензура. Сейчас у нас, слава богу, по конституции цензура запрещена, а тогда она была. Каждую газету перед подписанием в печать отправляли к цензурный комитет, и там уже в последний момент цензура могла любой текст изъять, и газета выходила с белой дырой на странице. Но интересно, что это происходило все время. Постоянно редакторы посылали на цензуру газеты, оттуда что-то изымали, но они продолжали делать то же самое. Феномен самоцензуры отсутствует, эти редакторы и журналисты ничему не учатся. Более того, они пытаются продавить эту цензуру, выждать момент, когда цензура проглядит. И это происходит. Иногда даже журналиста наказывают. Амфитеатрова, выдающегося редактора, журналиста, дважды ссылали. То есть, что важно, человек два раза был сослан в Сибирь за тексты. У нас такое невозможно. У нас если человека один раз сослали, например, в 1990-е годы на Украину, были такие случаи, то потом, если он возвращается на ВГТРК, он уже твердо усвоил урок, и он не повторит прежних ошибок. А там вот, понимаете, люди продолжают, так же, как работали, так и работают, у них есть какие-то ценности.
Пятый пункт, последний в моем перечислении, это коррупция. Мы все знаем про коррупцию, что она всегда была, все читали Салтыкова-Щедрина. Знаете, она была, но восприятие коррупции в российском обществе отличается от сегодняшнего. Коррупционные скандалы не остаются без последствий. Часто высшие чиновники, губернаторы, министры, уходят в отставку и оказываются под судом. Мой любимый случай — это дядя императора Великий князь Алексей, младший брат Александра Третьего, человек, которого император очень боится. Николай Второй вообще боится всех своих старших родственников. Великий князь Алексей куда более опытный и даже умудренный жизнью человек, он командовал российским флотом в период русско-японской войны, но гражданское общество считает его коррупционером, который разворовал флот, и это стало одной из причин поражения. Князь не может выйти на улицу, потому что его карету забрасывают камнями, ему кричат: «Вор!» И он уходит в отставку. Его не увольняют, он сам уходит под давлением общественного мнения.
Великий князь Алексей Романов
Mathew Brady / The U.S. National Archives
Если внимательно читать все эти источники, дневники, та страна совсем не выглядит страной, обреченной на трагедию, на катастрофу. Она не выглядит обреченной на то, чтобы всегда быть авторитарной. Не выглядит так, что в ней всегда должна быть жесткая вертикаль власти. Мне даже не придется сейчас доказывать это вам, потому что за меня это однажды Сергей Витте доказал императору Николаю Второму.
Это, пожалуй, самый удивительный момент в истории России, удивительный документ, который принес глава российского правительства главе российского государства. Октябрь 1905 года, происходит настоящая революция, волнения в Петербурге, царь в Петергофе отрезан от города, у него нет связи с правительством. В Финском заливе стоит немецкий военный корабль, который пришел, чтобы спасти императора, чтобы вывезти его в Германию.
Кайзер Вильгельм, будущий враг в Первой мировой, а пока просто кузен, предлагает ввести немецкие войска, чтобы подавить протесты, потому что надежд на русскую армию больше нет. Вся царская семья «за», все уговаривают Николая согласиться. Несколько человек против. Например Витте, которого император не любит и почти не слушает. Формально Витте — председатель Комитета министров, он приезжает в Петергоф с политологическим докладом.
Длинный, толстый, почти философский доклад, который начинается с рассуждений о том, зачем существует государство. Витте пишет, что государство существует ради материального и морального благополучия своих граждан. С материальным понятно, а моральное благополучие — это свобода. Каждый человек стремится к свободе и ощущает себя благополучным и счастливым, когда он свободен. Только борьба за свободу есть единственная традиционная ценность, которая существовала в мире с Каменного века и до настоящего момента. В отличие от борьбы за свободу, авторитарная власть, самодержавие — это неологизм, придуманный относительно недавно в истории человечества. Он приводит примеры из истории России — Новгород, Псков, донское казачество, декабристы — доказывая, что вся история России есть непрерывная борьба за свободу. Витте заключает, что единственный способ сохранить государство и его стабильность — сделать борьбу за свободу лозунгом правительства. Революцию можно остановить, если ее возглавить, если правительство само начнет бороться за свободу. И Витте уговаривает императора. Тот подписывает Манифест 17 октября, дает формальные свободы, создает Думу, в общем происходит чудо, потому что революция уже случилась, но сошла на нет.
Этот важный пример показывает, что на историю можно смотреть совершенно по-разному, на любую историю. Если смотреть так, как сегодня принято, то кажется, что единственное, чем мы можем гордиться, это тем, что Россия — великая империя, у нее должна быть сильная власть, так было всегда, «единственные союзники России — это ее армия и флот». Однако другие примеры показывают, что другие причины для гордости тоже возможны. И это не только великая культура, но и великое гражданское общество, которое все время своего существования боролось за свободу. Это тоже естественный повод для гордости.
Я не хочу идеализировать ни Россию тогда, ни Россию сейчас. Люди одинаково склонны к ошибкам, к конфликтам. Последний, очень любопытный пример, который я хочу привести, тоже покажется вам актуальным, даже знакомым. Одна группа деятелей культуры организовала чуть больше ста лет назад смелый художественно-театральный проект. Их критиковали и они понимали, что будут проблемы. Друзья из культурных чиновников предупреждали, что за библейский сюжет их обвинят в оскорблении чувств верующих. И точно возникнут проблемы с появлением голого человека на сцене, наверняка постановку запретят.
В эту бездуховную компанию входили Александр Глазунов, Всеволод Мейерхольд, Михаил Фокин, Лев Бакст и Ида Рубинштейн, ставили они спектакль «Саломея». Когда стало ясно, что спектакль запретят, Рубинштейн на свой страх и риск решилась выступить с отдельным номером, знаменитым «Танцем семи покрывал», когда она оставалась в конце только в платье из бус, и многим казалось, что на ней вообще нет ничего. И вот в конце ее танца в зал вошла полиция, чтобы пресечь оскорбление чувств верующих, изъяла голову Иоанна Крестителя из папье-маше.
Мне не удалось найти имена ни полицейского, который это сделал, ни чиновников, которые запретили постановку. Ида Рубинштейн, Михаил Фокин, Всеволод Мейерхольд, Александр Глазунов, Лев Бакст сегодня известны всему миру, они составляют славу русской культуры.
И это прекрасный пример того, как попытки запретить, не допустить, ограничить ничего не дают, ни от чего не защищают, не приводят ни к чему. Это я и к тому, что желание оградить Культурный форум от Александра Сокурова, Льва Додина, Андрея Могучего, Романа Должанского и других людей, имена которых мы видели в списках персон нон-грата, как минимум, бессмысленно и глупо. Я надеюсь, мое выступление здесь не было бессмысленным. Я верю, что всегда лучше говорить, чем молчать.
https://meduza.io/feature/2017/11/19/forum-imeni-matildy?utm_source=website&utm_medium=push&utm_campaign=browser_news
Ирина Н.- Сообщения : 28224
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: СЕГОДНЯ. 100-летие Революции
автор AnnySh Чт Ноя 23, 2017 3:33 pm
Ну вот, пожалуйста
По факту - опять разделение на "красных" и "белых". Почему нельзя помянуть всех павших в той мясорубке?
http://www.e1.ru/news/spool/news_id-482307.htmlВ субботу в Екатеринбурге устроят панихиду по белогвардейцам и генералу Врангелю
Служба пройдёт в Храме-на-Крови.
В ближайшую субботу, 25 ноября, в Храме-на-Крови будет совершена панихида по героям Белого движения в память Русского исхода 1920 года войск генерал-лейтенанта барона Врангеля. Панихида проводится по всему миру Союзом потомков галлиполийцев – наследниками русских офицеров, основавших в европейской Турции центр Белой эмиграции.
– Она проходила каждый год в ближайшую к 22 ноября субботу. Мы призываем всех присоединиться к общей молитве о героях Белого движения, поминающую героический подвиг наших предков, – сообщили в Екатеринбургской епархии.
Панихида в Храме-на-Крови начнётся в 12 часов.
В 2017 году памятные мероприятия пройдут в Париже, Люксембурге, Флоренции, Женеве, Каннах, Брюсселе, Белграде, Праге, Лондоне, Джорданвилле, Нью-Йорке, Калгари, Монреале, Боготе, Санкт-Петербурге, Москве.
По факту - опять разделение на "красных" и "белых". Почему нельзя помянуть всех павших в той мясорубке?
AnnySh- Сообщения : 518
Дата регистрации : 2017-06-29
Возраст : 51
Откуда : Екатеринбург
Страница 4 из 4 • 1, 2, 3, 4
Олег Погудин - Серебряный голос России :: Народный артист России Олег Погудин :: Новости и объявления, сообщения о концертах
Страница 4 из 4
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения