Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Страница 1 из 3
Страница 1 из 3 • 1, 2, 3
Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Сегодня 6 декабря 2016 года этот человек ушел из жизни...
и я его узнала... посмотрев его "Линию жизни"...
мне даже не стыдно... мне БОЛЬНО...
что такого Человека....
такую действительно ГЛЫБУ
я не знала...
этот человек....
про него можно сказать словами Булгакова - "Россия не вмещается в шляпу"
Он не вмещается в шляпу, господа
Интервью выложено 5 декабря 2016. Ясно, что сразу после того, как была снята передача и прошла в эфире. Т.е. это - последнее интервью на ТВ с Валерием Романовичем и в нем он, как раз, говорит о том, что начинает репетиции Zoofilini, а актер его театра сказал 6 декабря
- Он ни на что не жаловался, ничего у него не болело. Мы с ним только вчера начали репетировать Zoofellini. Скорее всего, теперь уже этого спектакля не будет
https://silver-voice.forum2x2.ru/t5696-topic#29815
и я его узнала... посмотрев его "Линию жизни"...
мне даже не стыдно... мне БОЛЬНО...
что такого Человека....
такую действительно ГЛЫБУ
я не знала...
этот человек....
про него можно сказать словами Булгакова - "Россия не вмещается в шляпу"
Он не вмещается в шляпу, господа
Интервью выложено 5 декабря 2016. Ясно, что сразу после того, как была снята передача и прошла в эфире. Т.е. это - последнее интервью на ТВ с Валерием Романовичем и в нем он, как раз, говорит о том, что начинает репетиции Zoofilini, а актер его театра сказал 6 декабря
- Он ни на что не жаловался, ничего у него не болело. Мы с ним только вчера начали репетировать Zoofellini. Скорее всего, теперь уже этого спектакля не будет
https://silver-voice.forum2x2.ru/t5696-topic#29815
Последний раз редактировалось: Ирина Н. (Пн Дек 12, 2016 1:21 am), всего редактировалось 9 раз(а)
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Мастер и Маргарита
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
ГАМЛЕТ
2-го акта, к сожалению, нет
фрагменты
2-го акта, к сожалению, нет
фрагменты
Последний раз редактировалось: Ирина Н. (Вт Дек 06, 2016 11:19 pm), всего редактировалось 1 раз(а)
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
ЖЕНИТЬБА
фрагметы
фрагметы
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
РЕВИЗОР
Театр на Юго-Западе
фрагменты
Пензенский драматический театр (режиссер В. Белякович)
Театр на Юго-Западе
фрагменты
Пензенский драматический театр (режиссер В. Белякович)
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
КАЛИГУЛА
Фрагменты
Фрагменты
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Вальпургиева ночь
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
НА ДНЕ
Пензенский драматический театр (режиссер В. Белякович, 2000 г)
Театр на Юго-Западе
фрагменты
Пензенский драматический театр (режиссер В. Белякович, 2000 г)
Театр на Юго-Западе
фрагменты
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
МОЛЬЕР
фрагменты
фрагменты
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
ДРАКОН
фрагменты
фрагменты
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
ВАЛЕРИЙ БЕЛЯКОВИЧ - советский и российский актёр, художественный руководитель и главный режиссёр Московского театра на Юго-Западе, театральный педагог, Народный артист России
Биография
Валерий Белякович родился 26 августа 1950 года.
В 1964 году поступает в ТЮМ (Театр Юных Москвичей), где играет до 1969 года.
C 1969 по 1971 год служит в армии.
В 1971 году принят в труппу театра под руководством Геннадия Ивановича Юденича.
В 1974 году ставит спектакль «Женитьба Коли Гоголя» и возвращается в ТЮМ в качестве педагога.
В 1976 году оканчивает филологический факультет Педагогического института (МГЗПИ).
В 1977 году основывает Театр-студию на Юго-Западе и поступает на режиссёрский факультет ГИТИСа (ныне РАТИ), на курс Народного артиста СССР Бориса Ивановича Равенских, который оканчивает в 1981 году.
В 1999 году — участник круглого стола «Выражается сильно российский народ!» в составе: Людмила Улицкая, Галина Щербакова, Михаил Бутов, Елена Невзглядова, Валентин Непомнящий, Валерий Белякович, Вера Павлова.
В 2002 году удостаивается звания Народный артист России.
В 2011 году назначен художественным руководителем Московского драматического театра им. К. С. Станиславского.
Режиссёр-постановщик спектаклей в Театре на Юго-Западе, МХАТе им. М. Горького, Театре им. Гоголя, МТЮЗе, Новой опере и на сценах других городов России (Пензенский драматический театр, Нижегородский театр «Комедія»), в США и Японии.
Признание и награды
Народный артист Российской Федерации (2002)
Орден Дружбы (2008)
Творчество
Режиссёрские работы:
1978 — «Уроки дочкам»
1979 — «Старый дом»
1979 — «Старые грехи»
1979 — «Женитьба»
1980 — «Мольер»
1980 — «Лекарь поневоле»
1980 — «Жаворонок»
1981 — «Встреча с песней»
1981 — «Эскориал»
1981 — «Игроки»
1981 — «Дракон»
1982 — «Театр Аллы Пугачёвой»
1982 — «Носороги»
1982 — «Владимир III степени»
1983 — «Штрихи к портрету»
1984 — «Три цилиндра»
1984 — «Самозванец»
1984 — «Гамлет»
1984 — «Ревизор»
1985 — «Школа любви»
1985 — «Трактирщица»
1985 — «Агент 00»
1985 — «Русские люди»
1986 — «Сёстры»
1986 — «С днём рождения, Ванда Джун!»
1986 — «Мандрагора»
1987 — «Собаки»
1987 — «Дураки»
1987 — «Последняя женщина сеньора Хуана»
1988 — «Трилогия»
1989 — «Калигула»
1989 — «Вальпургиева ночь»
1991 — «Птидепе»
1991 — «Король умирает»
1992 — «Укрощение строптивой»
1992 — «Ромео и Джульетта»
1993 — «Мастер и Маргарита»
1994 — «Слуга двух господ»
1994 — «Макбет»
1995 — «Ад — это другие»
1995 — «Священные чудовища»
1996 — «Страсти по Мольеру»
1996 — «Сон в летнюю ночь»
1996 — «На дне»
1999 — «Чайка»
1999 — «Три сестры»
1999 — «Братья»
1999 — «Щи»
1999 — DOSTOEVSKY-TRIP
2000 — «Конкурс»
2000 — Makarena
2001 — «Трёхгрошовая опера»
2001 — «Самоубийца»
2002 — «Анна Каренина — 2»
2002 — J.GAY-OPERA.RU
2003 — «Даёшь Шекспира!»
2003 — «Гамлет»
2004 — «Куклы»
2005 — «Слишком женатый таксист» Р. Куни
2005 — «Дракула»
2006 — «Требуется старый клоун»
2006 — «Опера нищих»
2006 — «Карнавальная шутка»
2007 — «Эти свободные бабочки»
2007 — «Царь Эдип»
2007 — «Комната Джованни»
2008 — «Вечер с бабуином»
2008 — «Укрощение строптивой»
2009 — «Чайка»
2010 — «Ревизор»
2010 — «Аккордеоны»
2010 — «Фотоаппараты»
2011 — «Баба Шанель»
1986 — «Где ты, Фери?» Московский театр юного зрителя
1986 — «Священные чудовища» Московский драматический театр им. Н. В. Гоголя
1987 — «Аристофан» Московский драматический театр им. Н. В. Гоголя
1987 — «Игроки» Московский драматический театр им. Н. В. Гоголя
1988 — «Мирандолина» Пензенский драматический театр
1988 — "Дракон" Пензенский драматический театр
1988 — «И будет день» МХАТ им. М. Горького
1989 — «Дракон» Театр Иллинойского университета (Чикаго)
1992 — «Собаки» Театр Иллинойского университета (Чикаго)
1993 — «Ревизор» Театр Иллинойского университета (Чикаго)
1993 — «Ромео и Джульетта» Театр «Тоуэн» (Токио)
1994 — «Ромео и Джульетта» Пензенский драматический театр
1994 — «Мастер и Маргарита» Театр Иллинойского университета (Чикаго)
1995 — «Мастер и Маргарита» Пензенский драматический театр
1997 — «Мольер» Театр «Тоуэн» (Токио)
1997 — «Козьма минин» МХАТ им. М. Горького
1997 — «Сон в летнюю ночь» Пензенский драматический театр
1998 — «Укрощение строптивой» Пензенский драматический театр
1998 — «Борис Годунов» Театр «Новая опера»
1998 — «На дне» Театр «Тоуэн» (Токио)
1999 — «На дне» МХАТ им. М. Горького
2000 — «Сон в летнюю ночь» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2000 — «На дне» Пензенский драматический театр
2000 — «На дне» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2002 — «Самоубийца» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2002 — «Tabernaria» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2002 — «Горячее сердце» МХАТ им. М. Горького
2003 — «Гамлет» Театр «Арт-Сфера» (Токио)
2003 — «Дураки» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2004 — «Даешь Шекспира!» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2004 — «Дракула» Русский независимый театр
2004 — «На дне» Театр Тоуэн (Токио)
2006 — «Ревизор» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2006 — «Трактирщица» Театр Атриум (Чикаго)
2006 — «The Shelter» Театр «Одиссей» (Лос-Анджелес)
2007 — «Гамлет» Театр «Пикколо» (Амагасаки)
2008 — «Сон в летнюю ночь» МХАТ им. М. Горького
2008 — «Куклы» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2009 — «Мастер и Маргарита» МХАТ им. М. Горького
2010 — «Ревизор» Пензенский драматический театр
2011 — «Куклы» Пензенский драматический театр
2011 — «Куклы» Белгородский государственный академический драматический театр имени М.С. Щепкина
2001 — фильм «Школа Этуалей» - режиссер, сценарист
2006 - док. фильм "Как уходили кумиры. Виктор Авилов" - участие
Актёрские работы:
«Мастер и Маргарита» — Воланд
«Куклы» — Пигмалион
«Братья» — АА
«Король умирает» — Король Беранже I
«Гамлет» — Клавдий
«Что случилось в зоопарке?» — Джерри
«Эскориал» — Король
«Последняя женщина сеньора Хуана» — Сеньор Хуан
«Мольер» — Мольер
«Женитьба» — Подколесин
«Игроки» — Ихарев
«С днем рождения, Ванда Джун!» — Гарольд Райен
http://people-archive.ru/character/valeriy-belyakovich
Перечень поставленных спектаклей, скорее всего, неполный, т.к. не по состоянию на 2016 год.
p.s. 5 декабря 2016 г Валерий Романович приступил к репетициям нового спектакля Zoofellini по пьесе Петра Гладилина, в которой должен был сыграть главную роль
На прошлой неделе, 27 и 28 ноября, в Театре на Юго-Западе состоялась премьера нового спектакля Валерия Романовича – трагедии Шекспира «Макбет».
http://teatr.ru/docs/tpl/new.asp?id=3002&tid=13
А в мае 2017 г хотел отпраздновать 40-летие жизни своего театра - такой яркой жизни
Биография
Валерий Белякович родился 26 августа 1950 года.
В 1964 году поступает в ТЮМ (Театр Юных Москвичей), где играет до 1969 года.
C 1969 по 1971 год служит в армии.
В 1971 году принят в труппу театра под руководством Геннадия Ивановича Юденича.
В 1974 году ставит спектакль «Женитьба Коли Гоголя» и возвращается в ТЮМ в качестве педагога.
В 1976 году оканчивает филологический факультет Педагогического института (МГЗПИ).
В 1977 году основывает Театр-студию на Юго-Западе и поступает на режиссёрский факультет ГИТИСа (ныне РАТИ), на курс Народного артиста СССР Бориса Ивановича Равенских, который оканчивает в 1981 году.
В 1999 году — участник круглого стола «Выражается сильно российский народ!» в составе: Людмила Улицкая, Галина Щербакова, Михаил Бутов, Елена Невзглядова, Валентин Непомнящий, Валерий Белякович, Вера Павлова.
В 2002 году удостаивается звания Народный артист России.
В 2011 году назначен художественным руководителем Московского драматического театра им. К. С. Станиславского.
Режиссёр-постановщик спектаклей в Театре на Юго-Западе, МХАТе им. М. Горького, Театре им. Гоголя, МТЮЗе, Новой опере и на сценах других городов России (Пензенский драматический театр, Нижегородский театр «Комедія»), в США и Японии.
Признание и награды
Народный артист Российской Федерации (2002)
Орден Дружбы (2008)
Творчество
Режиссёрские работы:
1978 — «Уроки дочкам»
1979 — «Старый дом»
1979 — «Старые грехи»
1979 — «Женитьба»
1980 — «Мольер»
1980 — «Лекарь поневоле»
1980 — «Жаворонок»
1981 — «Встреча с песней»
1981 — «Эскориал»
1981 — «Игроки»
1981 — «Дракон»
1982 — «Театр Аллы Пугачёвой»
1982 — «Носороги»
1982 — «Владимир III степени»
1983 — «Штрихи к портрету»
1984 — «Три цилиндра»
1984 — «Самозванец»
1984 — «Гамлет»
1984 — «Ревизор»
1985 — «Школа любви»
1985 — «Трактирщица»
1985 — «Агент 00»
1985 — «Русские люди»
1986 — «Сёстры»
1986 — «С днём рождения, Ванда Джун!»
1986 — «Мандрагора»
1987 — «Собаки»
1987 — «Дураки»
1987 — «Последняя женщина сеньора Хуана»
1988 — «Трилогия»
1989 — «Калигула»
1989 — «Вальпургиева ночь»
1991 — «Птидепе»
1991 — «Король умирает»
1992 — «Укрощение строптивой»
1992 — «Ромео и Джульетта»
1993 — «Мастер и Маргарита»
1994 — «Слуга двух господ»
1994 — «Макбет»
1995 — «Ад — это другие»
1995 — «Священные чудовища»
1996 — «Страсти по Мольеру»
1996 — «Сон в летнюю ночь»
1996 — «На дне»
1999 — «Чайка»
1999 — «Три сестры»
1999 — «Братья»
1999 — «Щи»
1999 — DOSTOEVSKY-TRIP
2000 — «Конкурс»
2000 — Makarena
2001 — «Трёхгрошовая опера»
2001 — «Самоубийца»
2002 — «Анна Каренина — 2»
2002 — J.GAY-OPERA.RU
2003 — «Даёшь Шекспира!»
2003 — «Гамлет»
2004 — «Куклы»
2005 — «Слишком женатый таксист» Р. Куни
2005 — «Дракула»
2006 — «Требуется старый клоун»
2006 — «Опера нищих»
2006 — «Карнавальная шутка»
2007 — «Эти свободные бабочки»
2007 — «Царь Эдип»
2007 — «Комната Джованни»
2008 — «Вечер с бабуином»
2008 — «Укрощение строптивой»
2009 — «Чайка»
2010 — «Ревизор»
2010 — «Аккордеоны»
2010 — «Фотоаппараты»
2011 — «Баба Шанель»
1986 — «Где ты, Фери?» Московский театр юного зрителя
1986 — «Священные чудовища» Московский драматический театр им. Н. В. Гоголя
1987 — «Аристофан» Московский драматический театр им. Н. В. Гоголя
1987 — «Игроки» Московский драматический театр им. Н. В. Гоголя
1988 — «Мирандолина» Пензенский драматический театр
1988 — "Дракон" Пензенский драматический театр
1988 — «И будет день» МХАТ им. М. Горького
1989 — «Дракон» Театр Иллинойского университета (Чикаго)
1992 — «Собаки» Театр Иллинойского университета (Чикаго)
1993 — «Ревизор» Театр Иллинойского университета (Чикаго)
1993 — «Ромео и Джульетта» Театр «Тоуэн» (Токио)
1994 — «Ромео и Джульетта» Пензенский драматический театр
1994 — «Мастер и Маргарита» Театр Иллинойского университета (Чикаго)
1995 — «Мастер и Маргарита» Пензенский драматический театр
1997 — «Мольер» Театр «Тоуэн» (Токио)
1997 — «Козьма минин» МХАТ им. М. Горького
1997 — «Сон в летнюю ночь» Пензенский драматический театр
1998 — «Укрощение строптивой» Пензенский драматический театр
1998 — «Борис Годунов» Театр «Новая опера»
1998 — «На дне» Театр «Тоуэн» (Токио)
1999 — «На дне» МХАТ им. М. Горького
2000 — «Сон в летнюю ночь» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2000 — «На дне» Пензенский драматический театр
2000 — «На дне» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2002 — «Самоубийца» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2002 — «Tabernaria» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2002 — «Горячее сердце» МХАТ им. М. Горького
2003 — «Гамлет» Театр «Арт-Сфера» (Токио)
2003 — «Дураки» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2004 — «Даешь Шекспира!» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2004 — «Дракула» Русский независимый театр
2004 — «На дне» Театр Тоуэн (Токио)
2006 — «Ревизор» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2006 — «Трактирщица» Театр Атриум (Чикаго)
2006 — «The Shelter» Театр «Одиссей» (Лос-Анджелес)
2007 — «Гамлет» Театр «Пикколо» (Амагасаки)
2008 — «Сон в летнюю ночь» МХАТ им. М. Горького
2008 — «Куклы» Театр «Комедія» (Нижний Новгород)
2009 — «Мастер и Маргарита» МХАТ им. М. Горького
2010 — «Ревизор» Пензенский драматический театр
2011 — «Куклы» Пензенский драматический театр
2011 — «Куклы» Белгородский государственный академический драматический театр имени М.С. Щепкина
2001 — фильм «Школа Этуалей» - режиссер, сценарист
2006 - док. фильм "Как уходили кумиры. Виктор Авилов" - участие
Актёрские работы:
«Мастер и Маргарита» — Воланд
«Куклы» — Пигмалион
«Братья» — АА
«Король умирает» — Король Беранже I
«Гамлет» — Клавдий
«Что случилось в зоопарке?» — Джерри
«Эскориал» — Король
«Последняя женщина сеньора Хуана» — Сеньор Хуан
«Мольер» — Мольер
«Женитьба» — Подколесин
«Игроки» — Ихарев
«С днем рождения, Ванда Джун!» — Гарольд Райен
http://people-archive.ru/character/valeriy-belyakovich
Перечень поставленных спектаклей, скорее всего, неполный, т.к. не по состоянию на 2016 год.
p.s. 5 декабря 2016 г Валерий Романович приступил к репетициям нового спектакля Zoofellini по пьесе Петра Гладилина, в которой должен был сыграть главную роль
На прошлой неделе, 27 и 28 ноября, в Театре на Юго-Западе состоялась премьера нового спектакля Валерия Романовича – трагедии Шекспира «Макбет».
http://teatr.ru/docs/tpl/new.asp?id=3002&tid=13
А в мае 2017 г хотел отпраздновать 40-летие жизни своего театра - такой яркой жизни
Последний раз редактировалось: Ирина Н. (Чт Дек 08, 2016 3:10 am), всего редактировалось 4 раз(а)
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
СТОЛЬ СОВРЕМЕННАЯ ИСТОРИЯ
На снимке: артисты Театра-студии на Юго-Западе — Ольга Задохина, Виктор Авилов, Олег Задорин, Алексей Ванин, Надежда Бадакова и Геннадий Колобов.
Фото В. Ахломова.
В Театр-студию на Юго-Западе я впервые пришла, чтобы посмотреть спектакль «Штрихи к портрету», и была потрясена подлинностью и глубиной сценического прочтения Василия Шукшина. Мир художника был воссоздан по его рассказам, письмам, суждениям, и сделал это — и литературно, и режиссерски — руководитель театра 35-летний Валерий Белякович так, как никому еще, на мой взгляд, не удавалось пока что.
В этом спектакле я увидела и двух замечательных артистов — Виктора Авилова и Сергея Беляковича. Мне и здешний «Мольер» понравился. Дай бог нашим многим профессиональным театрам делать то, что на голой сцене, лишь щедро «оформленной» светом и музыкой, делают эти ребята. Мне рассказывали, что, когда Валерий Белякович получил для театра бывший склад овощного магазина, он отправил своих артистов по соседним домам добывать реквизит — так начался гардероб театра. У них многого нет, без чего, казалось бы, сегодняшний театр немыслим, — есть лишь спектакли, попасть на которые моя дочь и ее друзья считают за счастье. Да и я теперь...
Что же происходит? Какова сегодня действительная роль «Юго-запада» в театральной жизни Москвы? Давайте познакомимся на страницах «Юности» с этим театром поближе и вместе поищем ответа.
Лидия ФЕДОСЕЕВА-ШУКШИНА, народная артистка РСФСР
ВАЛЕРИЙ БЕЛЯКОВИЧ: «МЫ СТРОИЛИ ТЕАТР САМИ...»
Если в юности ты однажды заболел театром, избавиться от этой любви невозможно. Это на всю жизнь. Я с театром связался с ранних лет. Еще в школе занимался во Дворце пионеров на Ленинских горах, в Театре юных москвичей. Оттуда, кстати, вышло много хороших актеров. Они сейчас по всей Москве играют. Евгения Васильевна Галкина — мой первый педагог — она и научила меня любить театр.
После школы я, конечно, пошел поступать в театральное училище. Не получилось. Не взяли. Но я особенно не огорчился, потому что знал: с первого раза мало кто поступает. Даже Гундарева. А она тоже из ТЮМа. И я пошел в ПТУ. И продолжал ходить во Дворец пионеров. Уже тогда пытался поставить «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Инсценировку написал. Репетировать начал. Себя, конечно, в главной роли видел. Но поставить не успел — ушел в армию. Служил в Прикарпатье. Но уже до такой степени был заражен театром, что не мыслил себя, своей жизни без него. И в армии пытался ставить свектакль — «Двадцать лет спустя» Светлова, журнал «Театр» выписывал. Что происходит в московской театральной жизни, знал, наверное, лучше москвичей. И все два года мечтал о том, как поступлю в театральное училище. В общем, понимаете, я был уже задвинут на театре.
Но судьбе было угодно так распорядиться, что после армии я во всех театральных училищах, что называется, пролетел. То ли трепета во мне было слишком много, то ли робость какая-то подводила, то ли в солдатской форме зря пошел... Тогда я поступал на актерский. О режиссуре, в общем, еще не думал. Короче говоря, на поступлениях в театральный я обжегся во второй раз. Конечно, переживал. Но моя мать переживала больше. Она так хотела, чтобы сын учился в институте! Да я и сам хотел. И поступил. В педагогический. Русский язык и литература.
Но театр меня все равно не отпускал. Я без него уже не мог жить. Пересмотрел почти все спектакли в Москве.
Даже книгу такую завел, где записывал впечатления о спектакле: разбирал режиссуру, игру актеров, оформление и так далее.
Как раз в это время Геннадий Иванович Юденич набирал студию для своего экспериментального театра. И я пошел к нему. Здесь меня приняли. Я до сих пор помню зажигательные речи Юденича, я был просто влюблен в него, видел в нем идеал руководителя — жесткого, увлеченного, талантливого. Времени ни на что, кроме театра, не хватало. В институте перешел на заочное отделение. Два года, не отрываясь, я пахал в этом театре. Привел туда и жену. В час ночи после репетиции еле приползали домой. Но это было прекрасное время. Прекрасно, когда тебе не дают никаких поблажек. Прекрасно, когда приходишь в театр в девять часов утра. Прекрасно, когда занимаешься станком, потом разминка, потом моешь сцену, потом спектакль, а то и два! У Юденича мы вкалывали. Другие такую жизнь зовут работой на износ. Но для нас такого понятия не существовало. Для меня этого понятия не существует и до сих пор. И хотя в спектаклях у Юденича я был занят только в массовках, я никогда не позволял себе сачковать, всегда работал с полной отдачей. Театр был для меня святыней. Та любовь, на которую я был подвигнут изначально, укреплялась.
Три года жизни в студии Юденича сейчас я приравнял бы к актерскому курсу в любом театральном институте. Это была настоящая, суровая, практическая актерская школа. Геннадий Иванович Юденич многое мне дал и как режиссеру: яркая форма спектакля, его внутренний точный ритм, контрастная смена эпизодов, отсутствие дешевого психологизма, постоянно пульсирующее сквозное действие... Но актерская перспектива в театре Юденича мне не светила. Я это понимал. В основном играли актеры с дипломами, а студийцы так и оставались массовкой. А перспективы хотелось, и я в третий раз решился на поступление в театральный.
И вот мне 23 года, и я поступаю на актерско-режиссерский курс Андрея Александровича Гончарова. Проучился я у Андрея Александровича недолго — пришлось уйти, но именно на этом курсе я впервые серьезно попробовал, именно попробовал себя как режиссер в отрывках и этюдах.
А дальше было так. Я стал работать заведующим библиотекой в Вострякове. Востряково — это рабочий район Москвы, где я, собственно, и вырос. И вот именно здесь я задумал создать не театр, нет, театральную группу, что ли. И поделился этими замыслами со своим братом Сергеем. Он тогда к театру не имел никакого отношения (как, впрочем, и Виктор Авилов, Михаил Трыков, Надежда Бадакова, Геннадий Колобов — сегодня ведущие актеры Театра-студии на Юго-Западе, а тогда обычная востряковская молодежь). Они с иронией отнеслись к идее создания театрального кружка при библиотеке, но согласились попробовать. Начались первые репетиции.
Я понимал, что просто так, из любви, что называется, к искусству, ребята на занятия ходить не будут. Я понимал, что с первой же нашей встречи их нужно увлечь, удивить, чем-то ошарашить, в конце концов потрясти. И тут уж я постарался — выложился на всю катушку. Сценодвижение под музыку, почти танцы; сценоречь в сочетании с необычными этюдами; все как можно веселее, раскрепощеннее, если хочется кричать — кричи, хочешь кататься по полу — катайся, но выяви свой темперамент, услышь свой голос, почувствуй свое тело. Ты все можешь. Занятия проходили азартно. Смех, постоянный спутник наших вечерних сценических вакханалий (народ-то подобрался юморной), очень помогал на первых порах. А затем — расчет был верен — все увлеклись. Интерес к занятиям укреплялся, почти никто не пропускал репетиций, другого времяпрепровождения для себя не мыслили, и вот — как результат напряженнейших занятий — первые спектакли. Для кого их играли? Кому показывали? Своим друзьям по двору, все той же востряковской молодежи. Играли без оглядок на авторитеты, самоотдача заменяла мастерство. Текст классиков «обогащали» собственными шутками. Публике нравилось. Такого в Вострякове еще не было.
Сейчас, когда уже прошло более десяти лет, кажется, что все было так просто и естественно. На самом деле, конечно же, многое приходилось преодолевать: у каждого был свой характер, гонор, если хотите, свои пристрастия, привычка распоряжаться своим временем по собственному усмотрению. А потом кто-то просто не выдерживал пусть веселой, но напряженной работы. Уходили. Но ядро сложилось.
В это же самое время дважды в неделю я ездил в свой родной Дворец пионеров. У меня там была детская группа, я занимался с ними примерно так же, как со своими библиотечными артистами. И поставил с ними спектакль «Соловей» по сказке Андерсена. Это был уже мой третий спектакль. Главные роли в нем играли Слава Гришечкин, Галя Галкина, Олег Задорин, Тамара Кудряшова... Сейчас это тоже ведущие актеры нашего театра. Вот эти две группы — детская и библиотечная — и составят в будущем основу сегодняшнего Театра-студии на Юго-Западе. А в то время мы часто встречались все вместе и, несмотря на значительную разницу в возрасте, дружили, смотрели спектакли друг у друга, часто проводили вместе вечера в библиотеке, капустники устраивали.
1976 год. Наше увлечение театром стало слишком серьезным, настоящим, что ли. Мне, как руководителю, уже не хватало знаний, полученных у Юденича. Хотелось заняться режиссурой более основательно. В тот год режиссерский курс в ГИТИСе набирал Борис Иванович Равенских. Сейчас я считаю счастливым совпадением, что поступил именно к нему. Он стал моим основным учителем в искусстве. И не только моим — всего нашего театра, новый этап существования которого начался примерно в то же время. Мы получили тогда наше сегодняшнее помещение.
И началась грандиозная, не завершенная и по сей день эпопея строительства театра. С того времени мы каждый год что-то достраиваем, перестраиваем, перевешиваем, укрупняем, добавляем к нашему Дому — Театру-студии на Юго-Западе, так мы решили назвать наш коллектив. Не было фойе для зрителей — мы отгородили часть улицы — есть! Не было склада для реквизита — сделали пристройку с другой стороны дома — есть! Не было гримерных — оборудовали второй этаж — есть! Не было подсобных помещений — в этом году добились — есть! Есть еще овощной магазинчик, пристроенный к нашему театру, — обещают отдать. Сейчас уже много чего есть. А тогда была пустая коробка цокольного этажа. Были доски для сцены: вокруг театра строительство. Были огромный энтузиазм, желание сделать настоящий театр. Не просто это было осуществить, приходилось работать ночами. Не хватало материалов — доставали. Доставали и сварочный аппарат, и трубы для каркасов рядов, и кирпич для стен, и краску. Отдел культуры Гагаринского района помогал нам здорово, но его возможности, увы, не беспредельны... Но тем не менее театр строился. Случалось, что кто-то уставал, ведь у каждого своя основная работа, почти у каждого семья. Бывали дни, когда работать приходилось одному: у брата несчастье — нога надолго в гипсе, нельзя ходить, надо лежать, но он умудрялся снимать этот гипс и работал, а затем снова натягивал гипс на ногу, как сапог, и шел к врачу.
Виктор Авилов, работающий, например, ночами на огромном грузовике с прицепом — он возил песок из карьера в Рублево — ухитрялся останавливать машину у театра, и, воняя бензином, играть русские водевили, а затем вновь залезать в кабину, чтобы до утра возить песок. И очень часто кто-нибудь из молодых студийцев ездил с ним в кабине всю ночь, считая это праздником: «Я вчера с Рыжим работал!»
Они, эти ребята, и Сергей Белякович, и Виктор Авилов, сейчас уже основатели театра, играющие по тридцать спектаклей в месяц, оставившие свои основные работы и немалые заработки и перешедшие в общем-то на смехотворные по их возрасту и семейному положению оклады, но они служат театру и считают это нормой своей жизни. И не только они. И для Ванина Алексея, и для Бочоришвили Ирины, и для Уромовой Ларисы, и для Черняка Валерия, и для Лопухова Анатолия — для каждого из нас театр стал главным делом жизни.
1981 год. Защита дипломов режиссерского факультета ГИТИСа. Я выбираю для защиты диплома спектакль своего театра «Старые грехи» — композицию по рассказам и письмам А.П.Чехова. В общем-то впервые в истории ГИТИСа диплом профессионального режиссера защищался самодеятельным спектаклем. Но для меня этот спектакль был особенно дорог. И не только потому, что в постановке этого спектакля мне помогал Борис Иванович Равенских, и не только потому, что мне и как инсценировщику рассказов, композиции — в этом спектакле, как мне кажется, отчетливее, чем в других постановках, выявлено существо нашего творчества, кредо театра, что ли.
Мысли Чехова, неизвестные и уже ставшие афоризмами, наполняют ткань спектакля, дополняют рассказы, в которых фарсово-водевильные ситуации на протяжении всего спектакля постоянно перерастают в нравственно-социальные проблемы, и мы наблюдаем, чувствуем, как так же постепенно в Чехове-человеке пробуждается художник, гражданин. Постепенно человек, «выдавливая из себя по капле раба», становится личностью... Это было как бы в параллель нашему существованию... Я не говорю уже о том, какой это прекрасный материал для актерского мастерства — рассказы Чехова. И этот спектакль о борьбе с бездуховностью, о борьбе «за человека в человеке» был и остается одним из программных наших спектаклей. Говорят, я защищал свой диплом «азартно»... Во всяком случае, через две недели мне вручили красный диплом с подписью председателя комиссии — Е.Р.Симонова. Это диплом, я считаю, наш общий.
Сейчас мы уже заканчиваем свой девятый сезон. Были победы и неудачи, разочарования и радость открытий, гастроли и дипломы лауреатов. Много всего случалось в нашей жизни за это время. Но прежде всего росло мастерство. С каждым сезоном каждый спектакль как бы обретал новое дыхание. На сегодняшний день в репертуаре театра 20 спектаклей. Все на ходу, все играют минимум два раза в месяц. Репертуар разнообразный. Мы не ограничиваем себя каким-либо направлением, стараемся «объять необъятное». Играем и социальную драму, и фарс, и трагедию, и синхро-буффонаду, и высокую комедию, и водевили. Наши авторы — Гоголь, Шукшин, Олби, Казанцев, Боровик, Шварц, Булгаков, Шекспир, Симонов, Крылов, Чехов, Корсунский, Гольдони. И трудно сказать, какой автор или какой жанр нам больше по душе. Каждый спектакль дорог по-своему. Мы стараемся играть ансамблем, при этом хотим, чтобы это был ансамбль солистов, а по мере возможностей ставим спектакль и на Актера. И когда, например, вчерашний студиец Михаил Докин вдруг срочно вводится на одну из главных ролей в спектакль «Старый дом» и вводится по-настоящему, это праздник всего театра — рождение актера.
Это наши будни. Наш актер — актер-трудяга. Он моет пол, монтирует спектакль, дежурит на нем, чинит аппаратуру, шьет костюмы, «сидит» на свету и — играет Гамлета, Жанну д'Арк, Мольера, героев Шукшина.
Работа не оставляет места пустой болтовне. Мы научились понимать друг друга с полужеста. Возможно, поэтому и ставим новые спектакли за две недели, удивляя театральных людей. А мы ставим, при этом доверяя своему зрителю. Он, зритель, наш сотворец. Он шлифует наши спектакли, он ставит акценты, определяя финалы и степень успеха. Мы говорим «здравствуйте» у входа и провожаем зрителя до его мест, а если даже и просим сдвинуться — он не обижается, он пришел к друзьям для Разговора. Этот контакт со зрителем, эта тончайшая нить человеческих взаимопониманий, возникающих на спектакле, — самое дорогое для нас и, пожалуй, единственное измерение степени необходимости театра. Мы существуем для этого. Театр должен для этого существовать.
В марте 1985 года нам присвоено звание Народного театра. Бесспорное признание наших заслуг. Это радует — не зря пахали. За прошлый год — около пятидесяти публикаций о театре, почти столько же, сколько за прошедшие восемь лет. Радует? Да. Но и настораживает: а что же дальше? Я чувствую, что, как и мне когда-то, актерам уже не хватает самозапала. Необходим допинг, расширение кругозора, возникла потребность в системе знаний по всем областям искусства. Человек живет не единым днем — перспективой, так уж он устроен, и люди, отдавшие театру больше десяти лет своей жизни, имеют право спросить меня как руководителя: «А дальше... что?» Да, новые спектакли, роли и так далее, но, честное слово, энтузиазм хорош, но на всю жизнь его не хватает (и не должно хватать!). Возникла потребность в стабилизации нашего положения, профессионализации нашего «коллектива» и прежде всего в обучении актеров. Заочное отделение ГИТИСа, мне кажется, лучшая награда. Дело — за малым — разрешением Министерства культуры РСФСР. Уже состоялся предварительный разговор с ректором ГИТИСа В.И. Дёминым, он согласен. Есть и хорошие педагоги — народная артистка РСФСР Г.А. Кирюшина, заслуженный деятель культуры И.И. Судакова. Думаю, наше желание вполне закономерно и естественно.
Сейчас в стране проводится много давно назревших экономических преобразований, экспериментов.
Новые формы самоуправления трудовых коллективов ищутся почти во всех сферах трудовой деятельности. Почему бы и народному театру не включиться в эту динамику преобразований? Почему народный театр, переросший уровень обычной самодеятельности, не может заявить о своих правах на существование наряду с театром профессиональным? Мы продаем билеты. На них очередь на год вперед.
Мы, даже с нашим небольшим залом, в этом сезоне «зарабатывали» по восемь тысяч рублей в месяц. Но мы не имеем права платить из этих денег зарплату. А почему бы артистам народного театра не получать вознаграждение за свой труд, если он так необходим зрителю и в конечном счете обществу? Вопрос открыт и требует разрешения.
МАРИНА ЛИТВИНОВА: «НИЧЕГО ДЛЯ ТЕАТРА НЕ ЖАЛКО»
Вообще-то я человек не театральный. Точнее сказать, была человеком не театральным. Но вот мои соседи стали взахлеб расхваливать театр, который открылся в нашем районе. Раз в неделю в театре раздавались бесплатные билеты — надо было прийти только часа за два до открытия «кассы». Я попала на спектакль «Уроки дочкам». Водевили, как я потом узнала — первый спектакль театра. Пальто в крохотной раздевалке принимал будущий Гамлет. Зрителей здесь встречали весело и приветливо. Сели, погас свет, заиграла музыка, и мы перенеслись в особый мир. Тело, спрессованное соседями — в тесноте, да не в обиде,— как бы вовсе исчезло. Это был удивительно смешной спектакль, по-настоящему смешной. Ритмичный, слаженный, яркий.
Мы вышли из театра не такими, как вошли. Мы были взбудоражены, хотелось немедленно чем-то помочь этому театру, его актерам, хотелось все о них узнать, хотелось скорее сесть самой за письменный стол и написать что-то прекрасное и умное. И вдруг я поняла, что это состояние и есть катарсис — то самое возвышение души, ее очищение, побуждать к которому и призван настоящий театр. Вот что дал мне этот маленький театр, устроенный в цокольном этаже шестнадцатиэтажного дома. Я много думала потом, как достигают его актеры такой силы воздействия на зрителя. И до сих пор не знаю точного ответа.
Искренность, отсутствие фальши, полная самоотдача на сцене, любовь к зрителю...
С этого дня я стала ходить в наш театр каждую неделю. Месяца через два, чтобы достать билеты, надо было уже записываться в очередь с вечера. Мы посмотрели все спектакли, мы — это моя семья и друзья, соседи по дому. Спектаклей тогда было шесть — «Уроки дочкам», «Женитьба», «Старые грехи», «Мольер», «Старый дом» и «Жаворонок». Каждый спектакль был маленьким чудом, и в каждом органически сплавлялось трагическое и смешное, как, в сущности, бывает в самой жизни.
И вот однажды зимой 1979 года, стоя в очереди еще до открытия «кассы», мы говорили о том, какое счастье, что у нас есть такой театр. В очереди было человек сто, все — жители нашего микрорайона. Все мы знали друг друга в лицо, и кто-то спросил, а на какие деньги живет театр, ведь театру так много надо. И я предложила — давайте соберем по рублю на реквизит, пусть это будет наша помощь театру. Выбрали из очереди троих. Так было положено начало общественно-художественному совету театра. Все, у кого оказались с собой деньги, положили по рублю в целлофановый пакет. Как только был опущен последний рубль, я затянула пакет резиночкой и вместе с актерами, раздававшими билеты, села за круглый стол, стоявший на сцене, подсчитали деньги. Оказалось ровно восемьдесят рублей. Пошли отдавать их режиссеру. Я протянула ему пакет и рассказала, в чем дело. Он взял его, откинулся в кресле и рассмеялся раскатистым актерским смехом. Потом спросил: «А ОБХСС не боитесь?» Я ответила: «Нет, конечно, все мы люди уважаемые, я переводчик художественной литературы. И это наша ответная самодеятельность». «А мы в то утро гадали, где взять сорок рублей на электрическую дрель», — сказал мне потом Валерий Романович.
С тех пор и началась моя дружба с театром. Своей работы у меня по горло: перевожу, читаю курс лекций в институте, редактирую словари, занимаюсь с молодыми переводчиками, да еще семья. И в эту мою жизнь прочно вошел театр, потеснив все другие занятия. Помню, мои друзья пеняли мне, что я занимаюсь не делом, пеку пироги для каких-то безвестных мальчиков и девочек. А я говорила, что театр этот — новое явление в нашей жизни, ведь не каждый день на пустом месте вдруг рождается настоящий театр. Действительно, на моих глазах рабочие парни с московской окраины превращались в интеллигентных, думающих актеров, формировался их вкус, росло мастерство. Во главе театра стоял режиссер, обладающий разносторонней художественной одаренностью, силой характера, твердыми нравственными устоями.
Меня часто спрашивают, из какой семьи Валерий Романович Белякович, кто его отец и мать. А действительно, каковы истоки его самобытного таланта? Его мать, Клавдия Дмитриевна, родом из Рязанской области, во время войны, еще совсем молодой девушкой, была председателем колхоза. Энергичная, красивая, с постоянным стремлением жить в соответствии с правдой. Жизнь ее так сложилась, что после войны она оказалась в подмосковном поселке Востряково, где и встретила солдата-белоруса из Полесья Романа Григорьевича Беляковича — человека, который тоже знает, как прожить жизнь честно и вырастить детей достойными людьми. Роман Григорьевич — прекрасный рассказчик, артистическим же даром сыновей наделила мать. Как поет она русские песни, как приплясывает и прибаутками тебя одаривает!.. Родители Валерия Романовича — уже пенсионного возраста, но продолжают работать, чтобы материально поддерживать детей, которые заняты целиком — и уже не один год — совершенно безденежным делом. Помню, как Клавдия Дмитриевна рассказывала: «Купила парням на 23 февраля подарок, дорогие кримпленовые брюки тому и другому, а месяц прошел, гляжу, на премьере в Валериных брюках уже Трыков играет. Вот ведь, ничего ему для театра не жалко». А сама смеется: ей тоже не жалко.
Как собрал Валерий Романович свою прекрасную труппу? Порой кажется, что он обладает удивительной способностью сделать актера из любого человека. Его метод — бросить новичка на сцену и смотреть, выплывет он или утонет, — уже много лет срабатывает безотказно, выявляя на самой первой стадии актерскую одаренность. Разумеется, можно бросить на сцену без подготовки не каждого новичка, тут уж не обойтись без так называемого режиссерского чутья, которым, судя по всему, Валерий Романович обладает в полной мере.
Откуда, из каких слоев общества пополняется его театр? О том, КАК сложилась основа труппы, он рассказал уже сам. Хочу лишь вновь выразить удивление, как рассмотрел совсем молодой в ту пору Валерий Романович в обыкновенном дворовом парнишке Вите Авилове, об искусстве даже не помышлявшем, будущего булгаковского Мольера, а затем и Гамлета?.. («Гамлета» Белякович поставил для Авилова, который, помню, говорил мне, мечтая об этой роли: «Хочу сказать слова, которые рвутся из моей души...»). Но среди «востряковских викингов» (выражение Валерия Романовича) — и Надя Бадакова, одна из ведущих актрис театра. Еще со школы она мечтала стать актрисой, но ни в один театральный вуз поступить не смогла. Не секрет, что вне стен этих вузов, которые не без оснований называют «династическими», остается много не востребованных обществом талантов. Вот этот-то пласт и питает народные театры, в том числе наш театр.
А другие осознают свои актерские возможности, лишь перешагнув порог нашего театра. Алексей Мамонтов учился в университете, и неплохо учился, хотя понимал уже, что выбрал не свою профессию. И вдруг случайно он попал на спектакль в Театр-студию на Юго-Западе. И увидел воочию братство занятых общим, а главное, любимым делом людей, осознал, что выбор зависит от самого человека. Еще не зная, не веря, что сам может стать актером, он заболел театром. И Алексей принимает на первый взгляд рискованное решение — уходит из университета, идет работать слесарем в детский сад, и Валерий Романович берет его к себе в труппу. Алексей ничего не умел делать на первых порах, но чувствовался в нем темперамент, актерский нерв, И первая же роль, полученная после ухода из театра одного из актеров, стала его удачей и одной из любимых ролей у зрителей — Жевакин в «Женитьбе». А через семь лет мы видим его почти во всех спектаклях. Одновременно с Мамонтовым в театр пришел Володя Коппалов, тоже ничего не умевший, не знающий своих актерских возможностей, но прекрасный фотограф. А теперь без него тоже не обходится почти ни один спектакль.
И в прошлом году Игорь Золотусский писал в «Литературном обозрении», что в нашем театре «два молодых человека играют Бобчинского и Добчинского так, как не играли их никогда на классической сцене». Так он оценивал работу Коппалова и Мамонтова, утверждая, что Гоголь понят на Юго-Западе, как, может быть, нигде в Москве.
Но театр же состоит не только из актеров. Вот наш главный костюмер Ирма Алексеева. Работает она главным конструктором проектов АСУ Энергетического института имени Кржижановского. Шесть лет назад пришла в театр, посмотрела «Мольера». И захотела делать в театре что угодно, только бы приняли ее в коллектив. Поговорила с Валерием Романовичем, он записал ее телефон, а через месяц позвонил — нужен костюмер, умеет ли она шить? «Умею»,— сказала Ирма, хотя до сих пор пришивала только пуговицы. Но не боги горшки обжигают, университет-то, наверное, труднее окончить. Поучилась на курсах кройки и шитья и смело ринулась в такое далекое от ее профессии дело — шитье театральных костюмов. Что внес в ее жизнь театр? То гуманитарное веяние, которого ей, математику, так не хватало. Она ведь не только шьет костюмы, хотя ею и ее девочками из костюмерного цеха сшиты костюмы для «Гамлета», «Мольера», «Дракона», да, в общем, почти для всех постановок. Художественный совет театра без нее представить уже не могу.
По-другому пришла в театр Лидия Ивановна Семина, преподаватель русского языка и литературы одной из московских средних школ. Она знала, что предложить театру — золотые руки, ясную голову и удивительную, невероятную трудоспособность. Наша Лидия Ивановна и швец, и жнец, и на дуде игрец. Печатает на машинке быстро, как пулемет. Она прекрасный бухгалтер, все дела в театре приведены в блестящий порядок. Подшиты и переплетены все статьи и отзывы о театре. А когда идут репетиции, она стряпает вкусные — пальчики оближешь — обеды, чтобы актеры не тратили дорогого времени на столовые. Единственная награда за этот труд — служение любимому театру.
С того давнего моего знакомства с Валерием Романовичем мало-помалу и стал собираться общественно-художественный совет театра. Сначала это были только жители района, готовые всем чем угодно помогать театру. Сейчас в совете Галина Александровна Кирюшина, народная артистка РСФСР, вдова замечательного режиссера Б.И. Равенских, кинорежиссер Юрий Юрьевич Карасик, врач, кандидат медицинских наук Ксения Михайловна Халимова, архитектор Александр Сергеевич Веденкин, критик Наталья Кайдалова, преподаватель МГИМО Владимир Круглов, преподаватель МГПИИЯ имени Мориса Тореза Виктор Ланчиков, учитель истории Павел Панкин... Деятельность совета разнообразна.
Вот помню, как летом 1982 года ремонтировали театр. Ремонт был большой, денег райисполком, как всегда, выдал достаточно, но трудно было с рабочими, пришлось все делать самим. Виктор Авилов, наш Гамлет, Мольер, Ланцелот, занимался сваркой, другие складывали из кирпичей стены, красили, мыли, монтировали свет. А общественный совет кормил ребят. Каждый день кто-нибудь из совета приезжал ко мне, и мы готовили на всю братию. Незабываемы эти трапезы среди строительного хаоса...
Всем давно ясно, что помещение, как бы мы ни любили его, мало для нашего театра. Как его расширить? После разговора с заведующей отделом культуры Гагаринского райисполкома Ларисой Михайловной Рюминой, другом и помощником театра, мы с Веденкиным отправились по нашему микрорайону — искать нежилое помещение, куда можно было бы перевести соседний с нами овощной магазин. Нашли, правда, лишь стол заказов, большую комнату, примыкающую к театру и почти всегда пустующую. И вскоре стол заказов переехал в ближайший магазин, а театр получил комнату для костюмерного цеха. Но зрительный зал как был, так и остался — всего сто мест. Вот отдадут нам магазин, сделаем ремонт, будет у нас замечательный театр! А.С.Веденкин уже сделал проект — скромный, но изящный театральный подъезд, красивый фасад, фонари у входа, просторные внутренние помещения.
А у меня своя мечта: у нас в середине микрорайона есть свободная от застройки земля, которая пустует уже пятнадцать лет. — Здесь бы и расположить новое здание театра. Не так давно журнал «Архитектура СССР» провел конкурс на лучшее здание культурного центра для микрорайона, в котором участвовал и А.С.Веденкин. Его культурный центр вполне реален и обойдется всего в триста тысяч рублей. Чтобы не ждать, пока государство сможет выделить эти деньги, быть может, стоит объявить среди жителей микрорайона подписку на новый театр и собрать хоть часть суммы? Разве такая акция не соответствует нашей сегодняшней социальной политике?
Каждый член общественно-художественного совета участвует в меру своих возможностей в постановке нового спектакля. Мы любим с Надей Бадаковой вспоминать, как в ожидания репетиций «Гамлета» вникали в образ Офелии. Нам она виделась не дурочкой, послушной воле отца и предающей Гамлета, а умной, эпохи Возрождения, девушкой, сознающей замечательные достоинства Гамлета, но любящей отца и убитой «безумием» Гамлета. Мы вместе вчитывались не только в строчки перевода Пастернака, но и в перевод Лозинского, сравнивали русские тексты «Гамлета» с оригинальным шекспировским текстом.
Идут годы. Из маленького самодеятельного театра постепенно вырастает настоящий профессиональный театр в лучшем смысле этого слова. И теперь, когда его актеры отдают театру не только досуг, но и отрывают время ото сна, переходят с полной ставки своей пока еще основной профессии на половинную, а то и вовсе расстаются со своей профессией и подыскивают работу с минимальным заработком, освобождающую время для репетиций и игры на сцене, тогда правомерно встает вопрос, что такие актеры должны получать вознаграждение за свой высоко оцениваемый зрителем и приносящий большую пользу обществу труд. Этот вопрос ставит и наш режиссер, и я целиком поддерживаю его.
Конечно, наш театр — явление уникальное, хотя вместе с тем и знамение времени. Сама жизнь породила его в одном из новых районов Москвы, где нет ни одного зрелищного предприятия, ни одного настоящего клуба для взрослых. Сама тема театра и взаимоотношений художника и общества постоянно волнует нашего режиссера, ставит ли он Булгакова, Кокто, Шукшина. Знали бы вы, как звучат на подмостках нашего театра слова Гамлета о том, что цель театра «во все времена была и будет: держать, так сказать, зеркало перед природой, показывать доблести ее истинное лицо и ее истинное — низости, и каждому возрасту истории — его неприкрашенный облик»!
Публикацию подготовила МАРИЯ ЛИТВИНОВА, студентка I курса Литературного института имени А.М. Горького
«Юность», 1986, № 3
http://www.ugozapad.ru/press/art_unost-3-86.html
На снимке: артисты Театра-студии на Юго-Западе — Ольга Задохина, Виктор Авилов, Олег Задорин, Алексей Ванин, Надежда Бадакова и Геннадий Колобов.
Фото В. Ахломова.
В Театр-студию на Юго-Западе я впервые пришла, чтобы посмотреть спектакль «Штрихи к портрету», и была потрясена подлинностью и глубиной сценического прочтения Василия Шукшина. Мир художника был воссоздан по его рассказам, письмам, суждениям, и сделал это — и литературно, и режиссерски — руководитель театра 35-летний Валерий Белякович так, как никому еще, на мой взгляд, не удавалось пока что.
В этом спектакле я увидела и двух замечательных артистов — Виктора Авилова и Сергея Беляковича. Мне и здешний «Мольер» понравился. Дай бог нашим многим профессиональным театрам делать то, что на голой сцене, лишь щедро «оформленной» светом и музыкой, делают эти ребята. Мне рассказывали, что, когда Валерий Белякович получил для театра бывший склад овощного магазина, он отправил своих артистов по соседним домам добывать реквизит — так начался гардероб театра. У них многого нет, без чего, казалось бы, сегодняшний театр немыслим, — есть лишь спектакли, попасть на которые моя дочь и ее друзья считают за счастье. Да и я теперь...
Что же происходит? Какова сегодня действительная роль «Юго-запада» в театральной жизни Москвы? Давайте познакомимся на страницах «Юности» с этим театром поближе и вместе поищем ответа.
Лидия ФЕДОСЕЕВА-ШУКШИНА, народная артистка РСФСР
ВАЛЕРИЙ БЕЛЯКОВИЧ: «МЫ СТРОИЛИ ТЕАТР САМИ...»
Если в юности ты однажды заболел театром, избавиться от этой любви невозможно. Это на всю жизнь. Я с театром связался с ранних лет. Еще в школе занимался во Дворце пионеров на Ленинских горах, в Театре юных москвичей. Оттуда, кстати, вышло много хороших актеров. Они сейчас по всей Москве играют. Евгения Васильевна Галкина — мой первый педагог — она и научила меня любить театр.
После школы я, конечно, пошел поступать в театральное училище. Не получилось. Не взяли. Но я особенно не огорчился, потому что знал: с первого раза мало кто поступает. Даже Гундарева. А она тоже из ТЮМа. И я пошел в ПТУ. И продолжал ходить во Дворец пионеров. Уже тогда пытался поставить «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Инсценировку написал. Репетировать начал. Себя, конечно, в главной роли видел. Но поставить не успел — ушел в армию. Служил в Прикарпатье. Но уже до такой степени был заражен театром, что не мыслил себя, своей жизни без него. И в армии пытался ставить свектакль — «Двадцать лет спустя» Светлова, журнал «Театр» выписывал. Что происходит в московской театральной жизни, знал, наверное, лучше москвичей. И все два года мечтал о том, как поступлю в театральное училище. В общем, понимаете, я был уже задвинут на театре.
Но судьбе было угодно так распорядиться, что после армии я во всех театральных училищах, что называется, пролетел. То ли трепета во мне было слишком много, то ли робость какая-то подводила, то ли в солдатской форме зря пошел... Тогда я поступал на актерский. О режиссуре, в общем, еще не думал. Короче говоря, на поступлениях в театральный я обжегся во второй раз. Конечно, переживал. Но моя мать переживала больше. Она так хотела, чтобы сын учился в институте! Да я и сам хотел. И поступил. В педагогический. Русский язык и литература.
Но театр меня все равно не отпускал. Я без него уже не мог жить. Пересмотрел почти все спектакли в Москве.
Даже книгу такую завел, где записывал впечатления о спектакле: разбирал режиссуру, игру актеров, оформление и так далее.
Как раз в это время Геннадий Иванович Юденич набирал студию для своего экспериментального театра. И я пошел к нему. Здесь меня приняли. Я до сих пор помню зажигательные речи Юденича, я был просто влюблен в него, видел в нем идеал руководителя — жесткого, увлеченного, талантливого. Времени ни на что, кроме театра, не хватало. В институте перешел на заочное отделение. Два года, не отрываясь, я пахал в этом театре. Привел туда и жену. В час ночи после репетиции еле приползали домой. Но это было прекрасное время. Прекрасно, когда тебе не дают никаких поблажек. Прекрасно, когда приходишь в театр в девять часов утра. Прекрасно, когда занимаешься станком, потом разминка, потом моешь сцену, потом спектакль, а то и два! У Юденича мы вкалывали. Другие такую жизнь зовут работой на износ. Но для нас такого понятия не существовало. Для меня этого понятия не существует и до сих пор. И хотя в спектаклях у Юденича я был занят только в массовках, я никогда не позволял себе сачковать, всегда работал с полной отдачей. Театр был для меня святыней. Та любовь, на которую я был подвигнут изначально, укреплялась.
Три года жизни в студии Юденича сейчас я приравнял бы к актерскому курсу в любом театральном институте. Это была настоящая, суровая, практическая актерская школа. Геннадий Иванович Юденич многое мне дал и как режиссеру: яркая форма спектакля, его внутренний точный ритм, контрастная смена эпизодов, отсутствие дешевого психологизма, постоянно пульсирующее сквозное действие... Но актерская перспектива в театре Юденича мне не светила. Я это понимал. В основном играли актеры с дипломами, а студийцы так и оставались массовкой. А перспективы хотелось, и я в третий раз решился на поступление в театральный.
И вот мне 23 года, и я поступаю на актерско-режиссерский курс Андрея Александровича Гончарова. Проучился я у Андрея Александровича недолго — пришлось уйти, но именно на этом курсе я впервые серьезно попробовал, именно попробовал себя как режиссер в отрывках и этюдах.
А дальше было так. Я стал работать заведующим библиотекой в Вострякове. Востряково — это рабочий район Москвы, где я, собственно, и вырос. И вот именно здесь я задумал создать не театр, нет, театральную группу, что ли. И поделился этими замыслами со своим братом Сергеем. Он тогда к театру не имел никакого отношения (как, впрочем, и Виктор Авилов, Михаил Трыков, Надежда Бадакова, Геннадий Колобов — сегодня ведущие актеры Театра-студии на Юго-Западе, а тогда обычная востряковская молодежь). Они с иронией отнеслись к идее создания театрального кружка при библиотеке, но согласились попробовать. Начались первые репетиции.
Я понимал, что просто так, из любви, что называется, к искусству, ребята на занятия ходить не будут. Я понимал, что с первой же нашей встречи их нужно увлечь, удивить, чем-то ошарашить, в конце концов потрясти. И тут уж я постарался — выложился на всю катушку. Сценодвижение под музыку, почти танцы; сценоречь в сочетании с необычными этюдами; все как можно веселее, раскрепощеннее, если хочется кричать — кричи, хочешь кататься по полу — катайся, но выяви свой темперамент, услышь свой голос, почувствуй свое тело. Ты все можешь. Занятия проходили азартно. Смех, постоянный спутник наших вечерних сценических вакханалий (народ-то подобрался юморной), очень помогал на первых порах. А затем — расчет был верен — все увлеклись. Интерес к занятиям укреплялся, почти никто не пропускал репетиций, другого времяпрепровождения для себя не мыслили, и вот — как результат напряженнейших занятий — первые спектакли. Для кого их играли? Кому показывали? Своим друзьям по двору, все той же востряковской молодежи. Играли без оглядок на авторитеты, самоотдача заменяла мастерство. Текст классиков «обогащали» собственными шутками. Публике нравилось. Такого в Вострякове еще не было.
Сейчас, когда уже прошло более десяти лет, кажется, что все было так просто и естественно. На самом деле, конечно же, многое приходилось преодолевать: у каждого был свой характер, гонор, если хотите, свои пристрастия, привычка распоряжаться своим временем по собственному усмотрению. А потом кто-то просто не выдерживал пусть веселой, но напряженной работы. Уходили. Но ядро сложилось.
В это же самое время дважды в неделю я ездил в свой родной Дворец пионеров. У меня там была детская группа, я занимался с ними примерно так же, как со своими библиотечными артистами. И поставил с ними спектакль «Соловей» по сказке Андерсена. Это был уже мой третий спектакль. Главные роли в нем играли Слава Гришечкин, Галя Галкина, Олег Задорин, Тамара Кудряшова... Сейчас это тоже ведущие актеры нашего театра. Вот эти две группы — детская и библиотечная — и составят в будущем основу сегодняшнего Театра-студии на Юго-Западе. А в то время мы часто встречались все вместе и, несмотря на значительную разницу в возрасте, дружили, смотрели спектакли друг у друга, часто проводили вместе вечера в библиотеке, капустники устраивали.
1976 год. Наше увлечение театром стало слишком серьезным, настоящим, что ли. Мне, как руководителю, уже не хватало знаний, полученных у Юденича. Хотелось заняться режиссурой более основательно. В тот год режиссерский курс в ГИТИСе набирал Борис Иванович Равенских. Сейчас я считаю счастливым совпадением, что поступил именно к нему. Он стал моим основным учителем в искусстве. И не только моим — всего нашего театра, новый этап существования которого начался примерно в то же время. Мы получили тогда наше сегодняшнее помещение.
И началась грандиозная, не завершенная и по сей день эпопея строительства театра. С того времени мы каждый год что-то достраиваем, перестраиваем, перевешиваем, укрупняем, добавляем к нашему Дому — Театру-студии на Юго-Западе, так мы решили назвать наш коллектив. Не было фойе для зрителей — мы отгородили часть улицы — есть! Не было склада для реквизита — сделали пристройку с другой стороны дома — есть! Не было гримерных — оборудовали второй этаж — есть! Не было подсобных помещений — в этом году добились — есть! Есть еще овощной магазинчик, пристроенный к нашему театру, — обещают отдать. Сейчас уже много чего есть. А тогда была пустая коробка цокольного этажа. Были доски для сцены: вокруг театра строительство. Были огромный энтузиазм, желание сделать настоящий театр. Не просто это было осуществить, приходилось работать ночами. Не хватало материалов — доставали. Доставали и сварочный аппарат, и трубы для каркасов рядов, и кирпич для стен, и краску. Отдел культуры Гагаринского района помогал нам здорово, но его возможности, увы, не беспредельны... Но тем не менее театр строился. Случалось, что кто-то уставал, ведь у каждого своя основная работа, почти у каждого семья. Бывали дни, когда работать приходилось одному: у брата несчастье — нога надолго в гипсе, нельзя ходить, надо лежать, но он умудрялся снимать этот гипс и работал, а затем снова натягивал гипс на ногу, как сапог, и шел к врачу.
Виктор Авилов, работающий, например, ночами на огромном грузовике с прицепом — он возил песок из карьера в Рублево — ухитрялся останавливать машину у театра, и, воняя бензином, играть русские водевили, а затем вновь залезать в кабину, чтобы до утра возить песок. И очень часто кто-нибудь из молодых студийцев ездил с ним в кабине всю ночь, считая это праздником: «Я вчера с Рыжим работал!»
Они, эти ребята, и Сергей Белякович, и Виктор Авилов, сейчас уже основатели театра, играющие по тридцать спектаклей в месяц, оставившие свои основные работы и немалые заработки и перешедшие в общем-то на смехотворные по их возрасту и семейному положению оклады, но они служат театру и считают это нормой своей жизни. И не только они. И для Ванина Алексея, и для Бочоришвили Ирины, и для Уромовой Ларисы, и для Черняка Валерия, и для Лопухова Анатолия — для каждого из нас театр стал главным делом жизни.
1981 год. Защита дипломов режиссерского факультета ГИТИСа. Я выбираю для защиты диплома спектакль своего театра «Старые грехи» — композицию по рассказам и письмам А.П.Чехова. В общем-то впервые в истории ГИТИСа диплом профессионального режиссера защищался самодеятельным спектаклем. Но для меня этот спектакль был особенно дорог. И не только потому, что в постановке этого спектакля мне помогал Борис Иванович Равенских, и не только потому, что мне и как инсценировщику рассказов, композиции — в этом спектакле, как мне кажется, отчетливее, чем в других постановках, выявлено существо нашего творчества, кредо театра, что ли.
Мысли Чехова, неизвестные и уже ставшие афоризмами, наполняют ткань спектакля, дополняют рассказы, в которых фарсово-водевильные ситуации на протяжении всего спектакля постоянно перерастают в нравственно-социальные проблемы, и мы наблюдаем, чувствуем, как так же постепенно в Чехове-человеке пробуждается художник, гражданин. Постепенно человек, «выдавливая из себя по капле раба», становится личностью... Это было как бы в параллель нашему существованию... Я не говорю уже о том, какой это прекрасный материал для актерского мастерства — рассказы Чехова. И этот спектакль о борьбе с бездуховностью, о борьбе «за человека в человеке» был и остается одним из программных наших спектаклей. Говорят, я защищал свой диплом «азартно»... Во всяком случае, через две недели мне вручили красный диплом с подписью председателя комиссии — Е.Р.Симонова. Это диплом, я считаю, наш общий.
Сейчас мы уже заканчиваем свой девятый сезон. Были победы и неудачи, разочарования и радость открытий, гастроли и дипломы лауреатов. Много всего случалось в нашей жизни за это время. Но прежде всего росло мастерство. С каждым сезоном каждый спектакль как бы обретал новое дыхание. На сегодняшний день в репертуаре театра 20 спектаклей. Все на ходу, все играют минимум два раза в месяц. Репертуар разнообразный. Мы не ограничиваем себя каким-либо направлением, стараемся «объять необъятное». Играем и социальную драму, и фарс, и трагедию, и синхро-буффонаду, и высокую комедию, и водевили. Наши авторы — Гоголь, Шукшин, Олби, Казанцев, Боровик, Шварц, Булгаков, Шекспир, Симонов, Крылов, Чехов, Корсунский, Гольдони. И трудно сказать, какой автор или какой жанр нам больше по душе. Каждый спектакль дорог по-своему. Мы стараемся играть ансамблем, при этом хотим, чтобы это был ансамбль солистов, а по мере возможностей ставим спектакль и на Актера. И когда, например, вчерашний студиец Михаил Докин вдруг срочно вводится на одну из главных ролей в спектакль «Старый дом» и вводится по-настоящему, это праздник всего театра — рождение актера.
Это наши будни. Наш актер — актер-трудяга. Он моет пол, монтирует спектакль, дежурит на нем, чинит аппаратуру, шьет костюмы, «сидит» на свету и — играет Гамлета, Жанну д'Арк, Мольера, героев Шукшина.
Работа не оставляет места пустой болтовне. Мы научились понимать друг друга с полужеста. Возможно, поэтому и ставим новые спектакли за две недели, удивляя театральных людей. А мы ставим, при этом доверяя своему зрителю. Он, зритель, наш сотворец. Он шлифует наши спектакли, он ставит акценты, определяя финалы и степень успеха. Мы говорим «здравствуйте» у входа и провожаем зрителя до его мест, а если даже и просим сдвинуться — он не обижается, он пришел к друзьям для Разговора. Этот контакт со зрителем, эта тончайшая нить человеческих взаимопониманий, возникающих на спектакле, — самое дорогое для нас и, пожалуй, единственное измерение степени необходимости театра. Мы существуем для этого. Театр должен для этого существовать.
В марте 1985 года нам присвоено звание Народного театра. Бесспорное признание наших заслуг. Это радует — не зря пахали. За прошлый год — около пятидесяти публикаций о театре, почти столько же, сколько за прошедшие восемь лет. Радует? Да. Но и настораживает: а что же дальше? Я чувствую, что, как и мне когда-то, актерам уже не хватает самозапала. Необходим допинг, расширение кругозора, возникла потребность в системе знаний по всем областям искусства. Человек живет не единым днем — перспективой, так уж он устроен, и люди, отдавшие театру больше десяти лет своей жизни, имеют право спросить меня как руководителя: «А дальше... что?» Да, новые спектакли, роли и так далее, но, честное слово, энтузиазм хорош, но на всю жизнь его не хватает (и не должно хватать!). Возникла потребность в стабилизации нашего положения, профессионализации нашего «коллектива» и прежде всего в обучении актеров. Заочное отделение ГИТИСа, мне кажется, лучшая награда. Дело — за малым — разрешением Министерства культуры РСФСР. Уже состоялся предварительный разговор с ректором ГИТИСа В.И. Дёминым, он согласен. Есть и хорошие педагоги — народная артистка РСФСР Г.А. Кирюшина, заслуженный деятель культуры И.И. Судакова. Думаю, наше желание вполне закономерно и естественно.
Сейчас в стране проводится много давно назревших экономических преобразований, экспериментов.
Новые формы самоуправления трудовых коллективов ищутся почти во всех сферах трудовой деятельности. Почему бы и народному театру не включиться в эту динамику преобразований? Почему народный театр, переросший уровень обычной самодеятельности, не может заявить о своих правах на существование наряду с театром профессиональным? Мы продаем билеты. На них очередь на год вперед.
Мы, даже с нашим небольшим залом, в этом сезоне «зарабатывали» по восемь тысяч рублей в месяц. Но мы не имеем права платить из этих денег зарплату. А почему бы артистам народного театра не получать вознаграждение за свой труд, если он так необходим зрителю и в конечном счете обществу? Вопрос открыт и требует разрешения.
МАРИНА ЛИТВИНОВА: «НИЧЕГО ДЛЯ ТЕАТРА НЕ ЖАЛКО»
Вообще-то я человек не театральный. Точнее сказать, была человеком не театральным. Но вот мои соседи стали взахлеб расхваливать театр, который открылся в нашем районе. Раз в неделю в театре раздавались бесплатные билеты — надо было прийти только часа за два до открытия «кассы». Я попала на спектакль «Уроки дочкам». Водевили, как я потом узнала — первый спектакль театра. Пальто в крохотной раздевалке принимал будущий Гамлет. Зрителей здесь встречали весело и приветливо. Сели, погас свет, заиграла музыка, и мы перенеслись в особый мир. Тело, спрессованное соседями — в тесноте, да не в обиде,— как бы вовсе исчезло. Это был удивительно смешной спектакль, по-настоящему смешной. Ритмичный, слаженный, яркий.
Мы вышли из театра не такими, как вошли. Мы были взбудоражены, хотелось немедленно чем-то помочь этому театру, его актерам, хотелось все о них узнать, хотелось скорее сесть самой за письменный стол и написать что-то прекрасное и умное. И вдруг я поняла, что это состояние и есть катарсис — то самое возвышение души, ее очищение, побуждать к которому и призван настоящий театр. Вот что дал мне этот маленький театр, устроенный в цокольном этаже шестнадцатиэтажного дома. Я много думала потом, как достигают его актеры такой силы воздействия на зрителя. И до сих пор не знаю точного ответа.
Искренность, отсутствие фальши, полная самоотдача на сцене, любовь к зрителю...
С этого дня я стала ходить в наш театр каждую неделю. Месяца через два, чтобы достать билеты, надо было уже записываться в очередь с вечера. Мы посмотрели все спектакли, мы — это моя семья и друзья, соседи по дому. Спектаклей тогда было шесть — «Уроки дочкам», «Женитьба», «Старые грехи», «Мольер», «Старый дом» и «Жаворонок». Каждый спектакль был маленьким чудом, и в каждом органически сплавлялось трагическое и смешное, как, в сущности, бывает в самой жизни.
И вот однажды зимой 1979 года, стоя в очереди еще до открытия «кассы», мы говорили о том, какое счастье, что у нас есть такой театр. В очереди было человек сто, все — жители нашего микрорайона. Все мы знали друг друга в лицо, и кто-то спросил, а на какие деньги живет театр, ведь театру так много надо. И я предложила — давайте соберем по рублю на реквизит, пусть это будет наша помощь театру. Выбрали из очереди троих. Так было положено начало общественно-художественному совету театра. Все, у кого оказались с собой деньги, положили по рублю в целлофановый пакет. Как только был опущен последний рубль, я затянула пакет резиночкой и вместе с актерами, раздававшими билеты, села за круглый стол, стоявший на сцене, подсчитали деньги. Оказалось ровно восемьдесят рублей. Пошли отдавать их режиссеру. Я протянула ему пакет и рассказала, в чем дело. Он взял его, откинулся в кресле и рассмеялся раскатистым актерским смехом. Потом спросил: «А ОБХСС не боитесь?» Я ответила: «Нет, конечно, все мы люди уважаемые, я переводчик художественной литературы. И это наша ответная самодеятельность». «А мы в то утро гадали, где взять сорок рублей на электрическую дрель», — сказал мне потом Валерий Романович.
С тех пор и началась моя дружба с театром. Своей работы у меня по горло: перевожу, читаю курс лекций в институте, редактирую словари, занимаюсь с молодыми переводчиками, да еще семья. И в эту мою жизнь прочно вошел театр, потеснив все другие занятия. Помню, мои друзья пеняли мне, что я занимаюсь не делом, пеку пироги для каких-то безвестных мальчиков и девочек. А я говорила, что театр этот — новое явление в нашей жизни, ведь не каждый день на пустом месте вдруг рождается настоящий театр. Действительно, на моих глазах рабочие парни с московской окраины превращались в интеллигентных, думающих актеров, формировался их вкус, росло мастерство. Во главе театра стоял режиссер, обладающий разносторонней художественной одаренностью, силой характера, твердыми нравственными устоями.
Меня часто спрашивают, из какой семьи Валерий Романович Белякович, кто его отец и мать. А действительно, каковы истоки его самобытного таланта? Его мать, Клавдия Дмитриевна, родом из Рязанской области, во время войны, еще совсем молодой девушкой, была председателем колхоза. Энергичная, красивая, с постоянным стремлением жить в соответствии с правдой. Жизнь ее так сложилась, что после войны она оказалась в подмосковном поселке Востряково, где и встретила солдата-белоруса из Полесья Романа Григорьевича Беляковича — человека, который тоже знает, как прожить жизнь честно и вырастить детей достойными людьми. Роман Григорьевич — прекрасный рассказчик, артистическим же даром сыновей наделила мать. Как поет она русские песни, как приплясывает и прибаутками тебя одаривает!.. Родители Валерия Романовича — уже пенсионного возраста, но продолжают работать, чтобы материально поддерживать детей, которые заняты целиком — и уже не один год — совершенно безденежным делом. Помню, как Клавдия Дмитриевна рассказывала: «Купила парням на 23 февраля подарок, дорогие кримпленовые брюки тому и другому, а месяц прошел, гляжу, на премьере в Валериных брюках уже Трыков играет. Вот ведь, ничего ему для театра не жалко». А сама смеется: ей тоже не жалко.
Как собрал Валерий Романович свою прекрасную труппу? Порой кажется, что он обладает удивительной способностью сделать актера из любого человека. Его метод — бросить новичка на сцену и смотреть, выплывет он или утонет, — уже много лет срабатывает безотказно, выявляя на самой первой стадии актерскую одаренность. Разумеется, можно бросить на сцену без подготовки не каждого новичка, тут уж не обойтись без так называемого режиссерского чутья, которым, судя по всему, Валерий Романович обладает в полной мере.
Откуда, из каких слоев общества пополняется его театр? О том, КАК сложилась основа труппы, он рассказал уже сам. Хочу лишь вновь выразить удивление, как рассмотрел совсем молодой в ту пору Валерий Романович в обыкновенном дворовом парнишке Вите Авилове, об искусстве даже не помышлявшем, будущего булгаковского Мольера, а затем и Гамлета?.. («Гамлета» Белякович поставил для Авилова, который, помню, говорил мне, мечтая об этой роли: «Хочу сказать слова, которые рвутся из моей души...»). Но среди «востряковских викингов» (выражение Валерия Романовича) — и Надя Бадакова, одна из ведущих актрис театра. Еще со школы она мечтала стать актрисой, но ни в один театральный вуз поступить не смогла. Не секрет, что вне стен этих вузов, которые не без оснований называют «династическими», остается много не востребованных обществом талантов. Вот этот-то пласт и питает народные театры, в том числе наш театр.
А другие осознают свои актерские возможности, лишь перешагнув порог нашего театра. Алексей Мамонтов учился в университете, и неплохо учился, хотя понимал уже, что выбрал не свою профессию. И вдруг случайно он попал на спектакль в Театр-студию на Юго-Западе. И увидел воочию братство занятых общим, а главное, любимым делом людей, осознал, что выбор зависит от самого человека. Еще не зная, не веря, что сам может стать актером, он заболел театром. И Алексей принимает на первый взгляд рискованное решение — уходит из университета, идет работать слесарем в детский сад, и Валерий Романович берет его к себе в труппу. Алексей ничего не умел делать на первых порах, но чувствовался в нем темперамент, актерский нерв, И первая же роль, полученная после ухода из театра одного из актеров, стала его удачей и одной из любимых ролей у зрителей — Жевакин в «Женитьбе». А через семь лет мы видим его почти во всех спектаклях. Одновременно с Мамонтовым в театр пришел Володя Коппалов, тоже ничего не умевший, не знающий своих актерских возможностей, но прекрасный фотограф. А теперь без него тоже не обходится почти ни один спектакль.
И в прошлом году Игорь Золотусский писал в «Литературном обозрении», что в нашем театре «два молодых человека играют Бобчинского и Добчинского так, как не играли их никогда на классической сцене». Так он оценивал работу Коппалова и Мамонтова, утверждая, что Гоголь понят на Юго-Западе, как, может быть, нигде в Москве.
Но театр же состоит не только из актеров. Вот наш главный костюмер Ирма Алексеева. Работает она главным конструктором проектов АСУ Энергетического института имени Кржижановского. Шесть лет назад пришла в театр, посмотрела «Мольера». И захотела делать в театре что угодно, только бы приняли ее в коллектив. Поговорила с Валерием Романовичем, он записал ее телефон, а через месяц позвонил — нужен костюмер, умеет ли она шить? «Умею»,— сказала Ирма, хотя до сих пор пришивала только пуговицы. Но не боги горшки обжигают, университет-то, наверное, труднее окончить. Поучилась на курсах кройки и шитья и смело ринулась в такое далекое от ее профессии дело — шитье театральных костюмов. Что внес в ее жизнь театр? То гуманитарное веяние, которого ей, математику, так не хватало. Она ведь не только шьет костюмы, хотя ею и ее девочками из костюмерного цеха сшиты костюмы для «Гамлета», «Мольера», «Дракона», да, в общем, почти для всех постановок. Художественный совет театра без нее представить уже не могу.
По-другому пришла в театр Лидия Ивановна Семина, преподаватель русского языка и литературы одной из московских средних школ. Она знала, что предложить театру — золотые руки, ясную голову и удивительную, невероятную трудоспособность. Наша Лидия Ивановна и швец, и жнец, и на дуде игрец. Печатает на машинке быстро, как пулемет. Она прекрасный бухгалтер, все дела в театре приведены в блестящий порядок. Подшиты и переплетены все статьи и отзывы о театре. А когда идут репетиции, она стряпает вкусные — пальчики оближешь — обеды, чтобы актеры не тратили дорогого времени на столовые. Единственная награда за этот труд — служение любимому театру.
С того давнего моего знакомства с Валерием Романовичем мало-помалу и стал собираться общественно-художественный совет театра. Сначала это были только жители района, готовые всем чем угодно помогать театру. Сейчас в совете Галина Александровна Кирюшина, народная артистка РСФСР, вдова замечательного режиссера Б.И. Равенских, кинорежиссер Юрий Юрьевич Карасик, врач, кандидат медицинских наук Ксения Михайловна Халимова, архитектор Александр Сергеевич Веденкин, критик Наталья Кайдалова, преподаватель МГИМО Владимир Круглов, преподаватель МГПИИЯ имени Мориса Тореза Виктор Ланчиков, учитель истории Павел Панкин... Деятельность совета разнообразна.
Вот помню, как летом 1982 года ремонтировали театр. Ремонт был большой, денег райисполком, как всегда, выдал достаточно, но трудно было с рабочими, пришлось все делать самим. Виктор Авилов, наш Гамлет, Мольер, Ланцелот, занимался сваркой, другие складывали из кирпичей стены, красили, мыли, монтировали свет. А общественный совет кормил ребят. Каждый день кто-нибудь из совета приезжал ко мне, и мы готовили на всю братию. Незабываемы эти трапезы среди строительного хаоса...
Всем давно ясно, что помещение, как бы мы ни любили его, мало для нашего театра. Как его расширить? После разговора с заведующей отделом культуры Гагаринского райисполкома Ларисой Михайловной Рюминой, другом и помощником театра, мы с Веденкиным отправились по нашему микрорайону — искать нежилое помещение, куда можно было бы перевести соседний с нами овощной магазин. Нашли, правда, лишь стол заказов, большую комнату, примыкающую к театру и почти всегда пустующую. И вскоре стол заказов переехал в ближайший магазин, а театр получил комнату для костюмерного цеха. Но зрительный зал как был, так и остался — всего сто мест. Вот отдадут нам магазин, сделаем ремонт, будет у нас замечательный театр! А.С.Веденкин уже сделал проект — скромный, но изящный театральный подъезд, красивый фасад, фонари у входа, просторные внутренние помещения.
А у меня своя мечта: у нас в середине микрорайона есть свободная от застройки земля, которая пустует уже пятнадцать лет. — Здесь бы и расположить новое здание театра. Не так давно журнал «Архитектура СССР» провел конкурс на лучшее здание культурного центра для микрорайона, в котором участвовал и А.С.Веденкин. Его культурный центр вполне реален и обойдется всего в триста тысяч рублей. Чтобы не ждать, пока государство сможет выделить эти деньги, быть может, стоит объявить среди жителей микрорайона подписку на новый театр и собрать хоть часть суммы? Разве такая акция не соответствует нашей сегодняшней социальной политике?
Каждый член общественно-художественного совета участвует в меру своих возможностей в постановке нового спектакля. Мы любим с Надей Бадаковой вспоминать, как в ожидания репетиций «Гамлета» вникали в образ Офелии. Нам она виделась не дурочкой, послушной воле отца и предающей Гамлета, а умной, эпохи Возрождения, девушкой, сознающей замечательные достоинства Гамлета, но любящей отца и убитой «безумием» Гамлета. Мы вместе вчитывались не только в строчки перевода Пастернака, но и в перевод Лозинского, сравнивали русские тексты «Гамлета» с оригинальным шекспировским текстом.
Идут годы. Из маленького самодеятельного театра постепенно вырастает настоящий профессиональный театр в лучшем смысле этого слова. И теперь, когда его актеры отдают театру не только досуг, но и отрывают время ото сна, переходят с полной ставки своей пока еще основной профессии на половинную, а то и вовсе расстаются со своей профессией и подыскивают работу с минимальным заработком, освобождающую время для репетиций и игры на сцене, тогда правомерно встает вопрос, что такие актеры должны получать вознаграждение за свой высоко оцениваемый зрителем и приносящий большую пользу обществу труд. Этот вопрос ставит и наш режиссер, и я целиком поддерживаю его.
Конечно, наш театр — явление уникальное, хотя вместе с тем и знамение времени. Сама жизнь породила его в одном из новых районов Москвы, где нет ни одного зрелищного предприятия, ни одного настоящего клуба для взрослых. Сама тема театра и взаимоотношений художника и общества постоянно волнует нашего режиссера, ставит ли он Булгакова, Кокто, Шукшина. Знали бы вы, как звучат на подмостках нашего театра слова Гамлета о том, что цель театра «во все времена была и будет: держать, так сказать, зеркало перед природой, показывать доблести ее истинное лицо и ее истинное — низости, и каждому возрасту истории — его неприкрашенный облик»!
Публикацию подготовила МАРИЯ ЛИТВИНОВА, студентка I курса Литературного института имени А.М. Горького
«Юность», 1986, № 3
http://www.ugozapad.ru/press/art_unost-3-86.html
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
- В 1971-м году Вы были приняты в труппу театра под руководством Геннадия Ивановича Юденича…
Валерий БЕЛЯКОВИЧ:
… Мне по жизни очень везло на хороших людей, как говорил Шукшин, и то, что я попал к Геннадию Ивановичу Юденичу, для меня было большим шагом, - для практики, опыта, - для всего, потому что по духу, темпераменту, по другим многим показателям это был мой режиссер.
У него были и ошибки в жизни – он не очень любил артистов, как мне кажется, и поэтому не смог удержать свой театр, который мы в тогдашних условиях застоя открыли; Фурцева приезжала и открывала театр при Союзконцерте. Мы его сделали, ездили по всей России. Мне была очень близка манера Юденича – пустое пространство, основы и принципы народного театра, открытый темперамент. И песни, музыкальность, танцы – это все было! И было это потрясающе для меня.
- А что значит "пустое пространство"?
Валерий БЕЛЯКОВИЧ:
Я ненавижу (хотя сейчас можно сказать, что не очень люблю), когда делают спектакль так, что как только я вхожу, - вижу: стул стоит, скатерть какая-то торчит, чайник… Думаешь: сейчас начнут пить, прихлебывать, садиться на эти стулья… И театр такого рода, где быт эдакий, тягучий, – мне ненавистен, потому что это все не настоящее, - все эти шкафы… А еще есть начинают – воду наливают, изображая, что это щи... Вранье я не люблю. Я люблю на сцене артиста – просто одного артиста, только его глаза. Ничто мне больше не нужно. В своих спектаклях я не использую никогда никакой мебели, никакого реквизита...
В театре Станиславского до сих пор Воланда играю. Это персонаж до конца моей жизни, я думаю...
- Не страшно? Мне многие известные режиссеры, актеры рассказывали, что как только берутся за это, - что-нибудь происходит: то машина остановится, то что-нибудь сгорит...
Валерий БЕЛЯКОВИЧ:
Есть такие байки... Есть какое-то поверье, что лучше этого не трогать. А так как я ставил "Мастера и Маргариту" много раз, то и у меня были трагические Воланды – Виктор Авилов; он умер. Один Воланд был, сделал с ним спектакль в Полтаве, приехал в Москву, а его паралич разбил – инсульт. Все равно я это отношу к случайностям, к бесконечным жизненным совпадениям, и никак никогда с профессией не связываю...
Из передачи "Вольный слушатель", 28 ноября 2012 г,
Валерий Белякович: "Не люблю вранье..."
http://www.radiorus.ru/brand/episode/id/57075/episode_id/918593/
Валерий БЕЛЯКОВИЧ:
… Мне по жизни очень везло на хороших людей, как говорил Шукшин, и то, что я попал к Геннадию Ивановичу Юденичу, для меня было большим шагом, - для практики, опыта, - для всего, потому что по духу, темпераменту, по другим многим показателям это был мой режиссер.
У него были и ошибки в жизни – он не очень любил артистов, как мне кажется, и поэтому не смог удержать свой театр, который мы в тогдашних условиях застоя открыли; Фурцева приезжала и открывала театр при Союзконцерте. Мы его сделали, ездили по всей России. Мне была очень близка манера Юденича – пустое пространство, основы и принципы народного театра, открытый темперамент. И песни, музыкальность, танцы – это все было! И было это потрясающе для меня.
- А что значит "пустое пространство"?
Валерий БЕЛЯКОВИЧ:
Я ненавижу (хотя сейчас можно сказать, что не очень люблю), когда делают спектакль так, что как только я вхожу, - вижу: стул стоит, скатерть какая-то торчит, чайник… Думаешь: сейчас начнут пить, прихлебывать, садиться на эти стулья… И театр такого рода, где быт эдакий, тягучий, – мне ненавистен, потому что это все не настоящее, - все эти шкафы… А еще есть начинают – воду наливают, изображая, что это щи... Вранье я не люблю. Я люблю на сцене артиста – просто одного артиста, только его глаза. Ничто мне больше не нужно. В своих спектаклях я не использую никогда никакой мебели, никакого реквизита...
В театре Станиславского до сих пор Воланда играю. Это персонаж до конца моей жизни, я думаю...
- Не страшно? Мне многие известные режиссеры, актеры рассказывали, что как только берутся за это, - что-нибудь происходит: то машина остановится, то что-нибудь сгорит...
Валерий БЕЛЯКОВИЧ:
Есть такие байки... Есть какое-то поверье, что лучше этого не трогать. А так как я ставил "Мастера и Маргариту" много раз, то и у меня были трагические Воланды – Виктор Авилов; он умер. Один Воланд был, сделал с ним спектакль в Полтаве, приехал в Москву, а его паралич разбил – инсульт. Все равно я это отношу к случайностям, к бесконечным жизненным совпадениям, и никак никогда с профессией не связываю...
Из передачи "Вольный слушатель", 28 ноября 2012 г,
Валерий Белякович: "Не люблю вранье..."
http://www.radiorus.ru/brand/episode/id/57075/episode_id/918593/
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Вышел театр из подвала
Вот уже 25-й сезон проводит Театр на Юго-Западе, начинавший свою жизнь на самом пике периода застоя - в середине 70-х годов. Именно тогда одна за другой в Москве начали возникать театры-студии - и в центре, и на окраинах. Последним выживать было труднее: тащиться Бог знает куда, в спальный район, не зная, что тебя там ждёт, не всем хотелось. Окраинные студии, как правило, исчезали с такой же скоростью, как появлялись. С Театром на Юго-Западе этого не случилось. Более того, районный масштаб он скоро перерос и превратился в полноправный столичный театр, и здесь всегда - аншлаги.
С главным режиссёром театра Валерием Беляковичем беседует наш корреспондент Елена Мовчан.
- Валерий, как получилось, что из многочисленных студий 70-х, часто не выдерживавших и одного сезона, ваш театр выжил и, слава Богу, живёт и здравствует?
- У каждой жизни есть какая-то перспектива. Если, конечно, она живая, а не искусственно созданная. Вот в своё время решили организовать "Современник-2". Позвали всех детей - Ефремова-сына, сына Высоцкого, дочь Невинного, сына Евстигнеева. И что вышло? Искусственная конструкция. Сделали они один спектакль, второй - и рассыпались. Как вообще что-то возникает? Например, захотят озеро выкопать: копают-копают, а вода уходит. А казалось бы, там, где вовсе не должно его быть, - озеро образовалось, стоит - маленькое, чистое, лесное.
Вот и наш театр, как гриб через асфальт, пророс. Было это в 74-м году. Я позвал своего брата Серёгу и его одноклассника Витю Авилова и сказал им: "Давайте делать театр". Я тогда работал зав. библиотекой в Вострякове. Мы надумали сыграть "Женитьбу", и были мы тогда наивными счастливыми идиотами. Ездили по разным общагам, расклеивали объявления, что вот такой-то театр набирается. Мы с братом скроили афишу - взяли старую мамкину комбинацию и пририсовали Агафью Тихоновну. Получился этакий поп-арт: комбинация настоящая, а лицо нарисованное. Ночью залезли на крышу магазина и повесили. Видно было издалека, даже из электрички. Её не могли снять очень долго, уже все спектакли прошли, а она всё висела.
- Это и было началом Театра на Юго-Западе?
- Нет, это даже не история. Это предыстория, как Ветхий Завет. В Вострякове мы играли всего два спектакля: "Женитьбу" и первый вариант "Водевилей". Этот спектакль был самым крутым андерграундом времен застоя. Начинался он с того, что спускали воду в унитазе и в темноте кто-то кричал: "Что, суки, спектакль пришли смотреть? Щас мы вам покажем!" Это был спектакль с матом, с солёными шутками. Цензурой был лишь предел нашего остроумия. Сергей, брат мой, выходил с татуировками - как будто он вернулся из зоны, - смотрел на клуб "Родина" под окном и спрашивал: "А это что?" Авилов отвечал: "Родина". Сергей кричал: "А-а-а!" и в ужасе закрывал глаза. Конечно же, это был не театр, а просто дурь под названием "Драматический ансамбль "Голуби". Мы играли в библиотеке, в маленькой комнатке, куда набивалось человек 30 востряковской шпаны.
- Как же из дури для востряковской шпаны родился Театр на Юго-Западе? Вообще, на чем всё это держалось?
- На чём держалось? Наверное, на моей любви к театральному искусству. На моей невесть откуда взявшейся упёртости... Сколько раз театр был на грани развала, когда одни запивали, другие уходили. Особенно в самом начале, в 77-м, когда нам дали это помещение. Увидели мои ребята, что здесь нужно делать, как работать, - и подувяли, в какой-то момент я вообще остался один. Судить их за это нельзя - ведь все они где-то работали. Брат тогда как раз попал в больницу - нога стала сохнуть. Сейчас я смотрю на себя того, как на какого-то другого человека. Один, без всякой помощи, сваривал я эти ряды. Я не могу научиться работать на компьютере, а тогда научился работать на сварочном аппарате. У меня не было даже перчаток, и я - как бы это выразиться поприличней - собрал здоровую банку собственной мочи (первое средство от ожогов), и как только искра упадёт мне на руку - я её сразу в мочу. И рука эта стала у меня, как черепашья лапка, - искры уже не пробивали её. Через неделю брата выписали из больницы. А потом все опять потянулись. Вера какая-то пришла.
- На какую же публику вы тогда рассчитывали?
- Ни на кого не рассчитывали. Абсолютно ни на кого. Я сюда пришёл, когда уже учился в ГИТИСе на режиссёрском у Бориса Ивановича Равенских. И я начал учить своих актёров, как сам мыслил и как меня учили. Конечно, я хотел экспериментировать. Мы перенесли сюда "Женитьбу" и "Русские водевили", но уже совсем в другом виде - без блатного сленга и ненормативной лексики. И уже здесь я поставил "Старые грехи", мой дипломный спектакль, который до сих пор идёт с успехом. Это моя композиция по рассказам и письмам Чехова.
- И всё-таки. Когда в начале 80-х я впервые пришла в театр, там была сплошная молодёжь, и меня, кстати, сын привёл. И спектакли были молодёжные по тематике: "Старый дом" А. Казанцева, "Самозванец" Л. Корсунского, "Встреча с песней" по современным шлягерам, а после неё всегда была дискотека.
- Ну а мы-то, мы-то кто были? Мне было тогда 27, а им - по 24.
- А сейчас какой зритель ходит в театр?
- Публика катастрофически меняется. За 25 лет столько прошло поколений зрителей... Кто-то ходил потому, что в жизни у него был плохой период, он случайно напал на этот театр, и тут его исцелили своей энергетикой. А потом он быстро нас забыл, уже не нуждается. Жизнь очень меняется - и публика меняется.
- Публика, мне кажется, всегда вас поддерживала, зато власть давила. Это сначала у вас цензуры не было, а потом начались приёмки...
- Приёмки начались после 83-го. Мы к тому времени целых шесть лет прожили. Просто ставили и играли, потому что это был не Театр на Юго-Западе, а клуб "Гагаринец". Рабочий клуб. А то, что при нём есть театральный кружок, - это никого не волновало. Но вот кто-то капнул, когда мы поставили "Носорогов" Ионеско, и началось. Тогда вышел приказ по "Борису Годунову" на "Таганке", "Самоубийце" в Сатире и "Носорогам" в Театре на Юго-Западе. Я этим очень горжусь. Театр тут же закрыли, и мы носились по министерствам, по горкомам, доказывая, что это всего лишь клуб, в котором играют рабочие парни, как же его можно закрыть... Играть нам разрешили, но теперь каждый спектакль надо было сдавать. И первым был Шукшин, его рассказы, которые я инсценировал. Я трясся ещё и потому, что взял для него музыку французского композитора Владимира Косма из фильма про Екатерину Великую. И меня спрашивают: "А что это у вас за музыка?". Ну, я вру, конечно: "Это я по радио услышал в передаче о русской классике, не знаю, кто автор". И пошли приёмки. И такие идиотские вопросы задавали, например, по "Ревизору": "А почему у вас Осип пьяный? Он же представитель народа". И тогда мы стали хитрить. Создали Общественный художественный совет. Марина Дмитриевна Литвинова, переводчик с английского, его возглавляла, Юлий Карасик приходил, Владимир Мотыль, Лев Аннинский. В общем, вся мафия добрых и просто интеллигентных людей. И те - из управления культуры - слушали их выступления и понимали, что теперь просто так раздавить нас невозможно. Но это продолжалось недолго - всего три года. Правда, за эти три года мы сделали спектаклей десять, наверное. К 45-летию войны поставили "Русских людей" Симонова - уж чего патриотичнее! - и озвучили спектакль песнями Высоцкого, а это было нельзя. Высоцкого нельзя! Мы тогда позвали на приёмку Нину Максимовну Высоцкую. И она первой встала и поклонилась: "Спасибо вам за Володю..." И после этого они заткнулись.
- Ну что ж, спасибо начальству за то, что театром вас назвали.
- Это не они, а перестройка. У меня хранится книжка, где написано про нас: первый в России хозрасчётный театр. Но мы выхлопотали себе чудовищные условия: все деньги, которые зарабатывали, и плюс ещё 20% - отдавать в фонд культуры и развития района. Два года так продолжалось. А в 88-м мы стали муниципальным театром, и нам назначили субсидии.
- То есть десять лет вы фактически работали бесплатно?
- Удивительное было время. Я считаю, что все наши артисты, особенно основоположники - Авилов, Сергей Белякович, Ванин, Галкина, Бадакова, Гришечкин, Копалов, - святые люди. Кто, в каком театре столько лет работал бы бесплатно? Вот это чистое искусство!
- Вы, как филолог по первому образованию, очень бережно относитесь к тексту, во всяком случае - к классике. И, может быть, поэтому первыми обратили внимание на театр литературные критики: Аннинский, Золотусский, Аникст, Роднянская. А вот театральные никак не принимали - у них как будто запрет какой-то был...
- И до сих пор остаётся. Есть, конечно, круг театральных критиков, которые о нас пишут, но есть и такое высокомерное отношение: "А, этот подвальчик, ну пусть их там кочевряжатся". Они к нам не ходят. А с другой стороны - почему они должны ходить, если им неинтересно?
- Мне кажется, здесь имеет место некий миф: к театру приклеено слово "самодеятельность". А плохо ли это - самодеятельность? Шекспировские актёры тоже ведь "академиев не кончали".
- Если слово означает: сам сделал - хорошо. Я работал во МХАТе, ставил оперу у Колобова, делал спектакли в Пензе, Нижнем Новгороде, в Японии, в Америке...
- Нет, речь не о вас - об актёрах. Они здесь у вас в театре становятся профессионалами?
- Они работают. Вот 10 лет назад пришёл к нам Олег Леушин - никакой. И за эти годы так вырос, что покорил Японию своим Хлестаковым. Карина Дымонт - просто звезда. Да, она закончила училище. Но когда они приходят после училища, они - ничто. Они всё приобретают здесь. Если я, профессионал, с ними работаю, значит, и они становятся профессионалами.
- Я не хочу обидеть никого из артистов, но, согласитесь, звезда у вас всё-таки - Виктор Авилов. Сейчас он совсем мало занят в спектаклях...
- Здесь всё довольно сложно. Блэйк сказал: "Тот не станет звездой, чьё лицо не светится". На самом деле, если бы не я, Авилов никогда не пошёл бы в актёры. Сто раз он собирался уходить. И лишь моя воля не позволила ему это сделать. И воля зрителей. Бог дал ему необыкновенное лицо. И дикую работоспособность. Он мог бы стать звездой мирового уровня. Когда в Эдинбурге мы сыграли "Гамлета", на следующий день во всех газетах были его фотографии. Когда потом мы в Англии играли "Мольера", одна художница рисовала его весь спектакль. У меня альбом этот сохранился. Но - извечная беда русского человека - пренебрежение к собственному дару. Пришла слава, и каждый вечер после спектакля его ждут, везут куда-то, все хотят с ним выпить... И он, я так считаю, в чём-то проиграл свою судьбу. Хотя, вполне возможно, придёт и второе дыхание.
- Ну, тут, наверное, многое зависит и от театра. По-настоящему он ведь именно в этом театре себя реализовал. Неужели нельзя сделать сейчас на него спектакль?
- Почему нельзя? Он продолжает играть. Я думаю, что к юбилею мы сделаем с ним новый спектакль. Может быть, "Короля Лира"... Тут нужен опытный артист.
- И последний вопрос. Когда театру исполнялось пять лет, вы мне сказали: "Театр живёт пять лет. Больше ему не жить". С тех пор я всё думаю: что вы имели в виду?
- Просто я цитировал Немировича-Данченко. Художественный театр разваливаться начал на третий год. И Немирович определил этот срок: если не развалится за пять лет, то там, глядишь, и дальше жить будет. А мы долгожители. После 25 лет стажа уже пенсия полагается по закону. Поэтому сейчас я особенно остро чувствую, что каждый спектакль должен быть чем-то очень важным. Я вдруг понял, что у меня всё есть и мне лично ничего не надо. Я никогда не буду заново иметь детей - это пройденный этап. Мне не нужна дача - это тоже пройдено. Машины у меня были, кожаное пальто было... И мне сейчас нужно только одно - спокойно в чём-то разобраться и делать что-то такое - ну, сокровенное, что ли. Уже не надо суетиться. Насуетился. Надо перейти в другое качество. Сейчас у меня конкретный рубеж, как бы некий водораздел между суетой и служением. Нет, не так - служение всегда было, но сопряжённое с суетой, со "старыми грехами" нашими. Мы, я думаю, заслужили новый театр. И в буквальном смысле тоже - я имею в виду большую сцену. Сейчас у меня ощущение, что я работаю в коробке, она становится моим гробом. Мне нужна сцена - громадная, высокая. Простор мне нужен, космос... Я же - космонавт. И я имею право требовать.
2002 г
http://www.peoples.ru/art/theatre/producer/belyakovich/
Вот уже 25-й сезон проводит Театр на Юго-Западе, начинавший свою жизнь на самом пике периода застоя - в середине 70-х годов. Именно тогда одна за другой в Москве начали возникать театры-студии - и в центре, и на окраинах. Последним выживать было труднее: тащиться Бог знает куда, в спальный район, не зная, что тебя там ждёт, не всем хотелось. Окраинные студии, как правило, исчезали с такой же скоростью, как появлялись. С Театром на Юго-Западе этого не случилось. Более того, районный масштаб он скоро перерос и превратился в полноправный столичный театр, и здесь всегда - аншлаги.
С главным режиссёром театра Валерием Беляковичем беседует наш корреспондент Елена Мовчан.
- Валерий, как получилось, что из многочисленных студий 70-х, часто не выдерживавших и одного сезона, ваш театр выжил и, слава Богу, живёт и здравствует?
- У каждой жизни есть какая-то перспектива. Если, конечно, она живая, а не искусственно созданная. Вот в своё время решили организовать "Современник-2". Позвали всех детей - Ефремова-сына, сына Высоцкого, дочь Невинного, сына Евстигнеева. И что вышло? Искусственная конструкция. Сделали они один спектакль, второй - и рассыпались. Как вообще что-то возникает? Например, захотят озеро выкопать: копают-копают, а вода уходит. А казалось бы, там, где вовсе не должно его быть, - озеро образовалось, стоит - маленькое, чистое, лесное.
Вот и наш театр, как гриб через асфальт, пророс. Было это в 74-м году. Я позвал своего брата Серёгу и его одноклассника Витю Авилова и сказал им: "Давайте делать театр". Я тогда работал зав. библиотекой в Вострякове. Мы надумали сыграть "Женитьбу", и были мы тогда наивными счастливыми идиотами. Ездили по разным общагам, расклеивали объявления, что вот такой-то театр набирается. Мы с братом скроили афишу - взяли старую мамкину комбинацию и пририсовали Агафью Тихоновну. Получился этакий поп-арт: комбинация настоящая, а лицо нарисованное. Ночью залезли на крышу магазина и повесили. Видно было издалека, даже из электрички. Её не могли снять очень долго, уже все спектакли прошли, а она всё висела.
- Это и было началом Театра на Юго-Западе?
- Нет, это даже не история. Это предыстория, как Ветхий Завет. В Вострякове мы играли всего два спектакля: "Женитьбу" и первый вариант "Водевилей". Этот спектакль был самым крутым андерграундом времен застоя. Начинался он с того, что спускали воду в унитазе и в темноте кто-то кричал: "Что, суки, спектакль пришли смотреть? Щас мы вам покажем!" Это был спектакль с матом, с солёными шутками. Цензурой был лишь предел нашего остроумия. Сергей, брат мой, выходил с татуировками - как будто он вернулся из зоны, - смотрел на клуб "Родина" под окном и спрашивал: "А это что?" Авилов отвечал: "Родина". Сергей кричал: "А-а-а!" и в ужасе закрывал глаза. Конечно же, это был не театр, а просто дурь под названием "Драматический ансамбль "Голуби". Мы играли в библиотеке, в маленькой комнатке, куда набивалось человек 30 востряковской шпаны.
- Как же из дури для востряковской шпаны родился Театр на Юго-Западе? Вообще, на чем всё это держалось?
- На чём держалось? Наверное, на моей любви к театральному искусству. На моей невесть откуда взявшейся упёртости... Сколько раз театр был на грани развала, когда одни запивали, другие уходили. Особенно в самом начале, в 77-м, когда нам дали это помещение. Увидели мои ребята, что здесь нужно делать, как работать, - и подувяли, в какой-то момент я вообще остался один. Судить их за это нельзя - ведь все они где-то работали. Брат тогда как раз попал в больницу - нога стала сохнуть. Сейчас я смотрю на себя того, как на какого-то другого человека. Один, без всякой помощи, сваривал я эти ряды. Я не могу научиться работать на компьютере, а тогда научился работать на сварочном аппарате. У меня не было даже перчаток, и я - как бы это выразиться поприличней - собрал здоровую банку собственной мочи (первое средство от ожогов), и как только искра упадёт мне на руку - я её сразу в мочу. И рука эта стала у меня, как черепашья лапка, - искры уже не пробивали её. Через неделю брата выписали из больницы. А потом все опять потянулись. Вера какая-то пришла.
- На какую же публику вы тогда рассчитывали?
- Ни на кого не рассчитывали. Абсолютно ни на кого. Я сюда пришёл, когда уже учился в ГИТИСе на режиссёрском у Бориса Ивановича Равенских. И я начал учить своих актёров, как сам мыслил и как меня учили. Конечно, я хотел экспериментировать. Мы перенесли сюда "Женитьбу" и "Русские водевили", но уже совсем в другом виде - без блатного сленга и ненормативной лексики. И уже здесь я поставил "Старые грехи", мой дипломный спектакль, который до сих пор идёт с успехом. Это моя композиция по рассказам и письмам Чехова.
- И всё-таки. Когда в начале 80-х я впервые пришла в театр, там была сплошная молодёжь, и меня, кстати, сын привёл. И спектакли были молодёжные по тематике: "Старый дом" А. Казанцева, "Самозванец" Л. Корсунского, "Встреча с песней" по современным шлягерам, а после неё всегда была дискотека.
- Ну а мы-то, мы-то кто были? Мне было тогда 27, а им - по 24.
- А сейчас какой зритель ходит в театр?
- Публика катастрофически меняется. За 25 лет столько прошло поколений зрителей... Кто-то ходил потому, что в жизни у него был плохой период, он случайно напал на этот театр, и тут его исцелили своей энергетикой. А потом он быстро нас забыл, уже не нуждается. Жизнь очень меняется - и публика меняется.
- Публика, мне кажется, всегда вас поддерживала, зато власть давила. Это сначала у вас цензуры не было, а потом начались приёмки...
- Приёмки начались после 83-го. Мы к тому времени целых шесть лет прожили. Просто ставили и играли, потому что это был не Театр на Юго-Западе, а клуб "Гагаринец". Рабочий клуб. А то, что при нём есть театральный кружок, - это никого не волновало. Но вот кто-то капнул, когда мы поставили "Носорогов" Ионеско, и началось. Тогда вышел приказ по "Борису Годунову" на "Таганке", "Самоубийце" в Сатире и "Носорогам" в Театре на Юго-Западе. Я этим очень горжусь. Театр тут же закрыли, и мы носились по министерствам, по горкомам, доказывая, что это всего лишь клуб, в котором играют рабочие парни, как же его можно закрыть... Играть нам разрешили, но теперь каждый спектакль надо было сдавать. И первым был Шукшин, его рассказы, которые я инсценировал. Я трясся ещё и потому, что взял для него музыку французского композитора Владимира Косма из фильма про Екатерину Великую. И меня спрашивают: "А что это у вас за музыка?". Ну, я вру, конечно: "Это я по радио услышал в передаче о русской классике, не знаю, кто автор". И пошли приёмки. И такие идиотские вопросы задавали, например, по "Ревизору": "А почему у вас Осип пьяный? Он же представитель народа". И тогда мы стали хитрить. Создали Общественный художественный совет. Марина Дмитриевна Литвинова, переводчик с английского, его возглавляла, Юлий Карасик приходил, Владимир Мотыль, Лев Аннинский. В общем, вся мафия добрых и просто интеллигентных людей. И те - из управления культуры - слушали их выступления и понимали, что теперь просто так раздавить нас невозможно. Но это продолжалось недолго - всего три года. Правда, за эти три года мы сделали спектаклей десять, наверное. К 45-летию войны поставили "Русских людей" Симонова - уж чего патриотичнее! - и озвучили спектакль песнями Высоцкого, а это было нельзя. Высоцкого нельзя! Мы тогда позвали на приёмку Нину Максимовну Высоцкую. И она первой встала и поклонилась: "Спасибо вам за Володю..." И после этого они заткнулись.
- Ну что ж, спасибо начальству за то, что театром вас назвали.
- Это не они, а перестройка. У меня хранится книжка, где написано про нас: первый в России хозрасчётный театр. Но мы выхлопотали себе чудовищные условия: все деньги, которые зарабатывали, и плюс ещё 20% - отдавать в фонд культуры и развития района. Два года так продолжалось. А в 88-м мы стали муниципальным театром, и нам назначили субсидии.
- То есть десять лет вы фактически работали бесплатно?
- Удивительное было время. Я считаю, что все наши артисты, особенно основоположники - Авилов, Сергей Белякович, Ванин, Галкина, Бадакова, Гришечкин, Копалов, - святые люди. Кто, в каком театре столько лет работал бы бесплатно? Вот это чистое искусство!
- Вы, как филолог по первому образованию, очень бережно относитесь к тексту, во всяком случае - к классике. И, может быть, поэтому первыми обратили внимание на театр литературные критики: Аннинский, Золотусский, Аникст, Роднянская. А вот театральные никак не принимали - у них как будто запрет какой-то был...
- И до сих пор остаётся. Есть, конечно, круг театральных критиков, которые о нас пишут, но есть и такое высокомерное отношение: "А, этот подвальчик, ну пусть их там кочевряжатся". Они к нам не ходят. А с другой стороны - почему они должны ходить, если им неинтересно?
- Мне кажется, здесь имеет место некий миф: к театру приклеено слово "самодеятельность". А плохо ли это - самодеятельность? Шекспировские актёры тоже ведь "академиев не кончали".
- Если слово означает: сам сделал - хорошо. Я работал во МХАТе, ставил оперу у Колобова, делал спектакли в Пензе, Нижнем Новгороде, в Японии, в Америке...
- Нет, речь не о вас - об актёрах. Они здесь у вас в театре становятся профессионалами?
- Они работают. Вот 10 лет назад пришёл к нам Олег Леушин - никакой. И за эти годы так вырос, что покорил Японию своим Хлестаковым. Карина Дымонт - просто звезда. Да, она закончила училище. Но когда они приходят после училища, они - ничто. Они всё приобретают здесь. Если я, профессионал, с ними работаю, значит, и они становятся профессионалами.
- Я не хочу обидеть никого из артистов, но, согласитесь, звезда у вас всё-таки - Виктор Авилов. Сейчас он совсем мало занят в спектаклях...
- Здесь всё довольно сложно. Блэйк сказал: "Тот не станет звездой, чьё лицо не светится". На самом деле, если бы не я, Авилов никогда не пошёл бы в актёры. Сто раз он собирался уходить. И лишь моя воля не позволила ему это сделать. И воля зрителей. Бог дал ему необыкновенное лицо. И дикую работоспособность. Он мог бы стать звездой мирового уровня. Когда в Эдинбурге мы сыграли "Гамлета", на следующий день во всех газетах были его фотографии. Когда потом мы в Англии играли "Мольера", одна художница рисовала его весь спектакль. У меня альбом этот сохранился. Но - извечная беда русского человека - пренебрежение к собственному дару. Пришла слава, и каждый вечер после спектакля его ждут, везут куда-то, все хотят с ним выпить... И он, я так считаю, в чём-то проиграл свою судьбу. Хотя, вполне возможно, придёт и второе дыхание.
- Ну, тут, наверное, многое зависит и от театра. По-настоящему он ведь именно в этом театре себя реализовал. Неужели нельзя сделать сейчас на него спектакль?
- Почему нельзя? Он продолжает играть. Я думаю, что к юбилею мы сделаем с ним новый спектакль. Может быть, "Короля Лира"... Тут нужен опытный артист.
- И последний вопрос. Когда театру исполнялось пять лет, вы мне сказали: "Театр живёт пять лет. Больше ему не жить". С тех пор я всё думаю: что вы имели в виду?
- Просто я цитировал Немировича-Данченко. Художественный театр разваливаться начал на третий год. И Немирович определил этот срок: если не развалится за пять лет, то там, глядишь, и дальше жить будет. А мы долгожители. После 25 лет стажа уже пенсия полагается по закону. Поэтому сейчас я особенно остро чувствую, что каждый спектакль должен быть чем-то очень важным. Я вдруг понял, что у меня всё есть и мне лично ничего не надо. Я никогда не буду заново иметь детей - это пройденный этап. Мне не нужна дача - это тоже пройдено. Машины у меня были, кожаное пальто было... И мне сейчас нужно только одно - спокойно в чём-то разобраться и делать что-то такое - ну, сокровенное, что ли. Уже не надо суетиться. Насуетился. Надо перейти в другое качество. Сейчас у меня конкретный рубеж, как бы некий водораздел между суетой и служением. Нет, не так - служение всегда было, но сопряжённое с суетой, со "старыми грехами" нашими. Мы, я думаю, заслужили новый театр. И в буквальном смысле тоже - я имею в виду большую сцену. Сейчас у меня ощущение, что я работаю в коробке, она становится моим гробом. Мне нужна сцена - громадная, высокая. Простор мне нужен, космос... Я же - космонавт. И я имею право требовать.
2002 г
http://www.peoples.ru/art/theatre/producer/belyakovich/
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
ТЕАТРАЛ
1 Сентября 2010, Журнал № 9 (75)
Валерий Белякович «Людей, с которыми работаю – люблю»
Худруку Театра на Юго-Западе – 60!
Беседовала Елена МИЛИЕНКО
Свой первый спектакль Валерий Белякович с друзьями поставил в библиотеке рабочего поселка Востряково. С тех пор прошло немало лет, именитый режиссер стал лауреатом многочисленных премий, профессором театрального вуза, поставил около двухсот спектаклей не только в нашей стране, но и за рубежом. Но при этом в нем нет ни капли снобизма и притворства. Энергичный, целеустремленный, жесткий и одновременно романтичный, еще в школьные годы Белякович влюбился в театр и на всю жизнь остался верен этой любви.
– Валерий Романович, вы так много работаете, что на личную жизнь у вас, наверное, и времени не остается?
– А у меня личной жизни как таковой нет. Потому что семьи мои разлетелись, сыновья уже взрослые. И вообще со мной очень тяжело жить, потому что у меня характер такой… Можно сказать, я – мизантроп. Хотя людей, с которыми работаю – люблю, они мои дети. Так и должно быть, потому что артисты – сенсорные люди. Но эта любовь опустошает тебя, когда ты все время вот так тратишься и у тебя нет возможности переключиться на что-то другое. А на репетициях нужно обязательно отключаться, как от мобильного телефона, и подключаться к космосу. С первой женой мы работали артистами в театре при Союзконцерте, все время были вместе, и это нас разрушило. И даже рождение сына не спасло нашу семью, все равно любовь ушла, потому что мы не отдыхали друг от друга. И все дальнейшие мои попытки создать семью заканчивались так же. Потому что моя жизнь – это театр. Я и друзей не могу найти по той же причине. Если ты работаешь здесь с полной отдачей, то до дома просто доползаешь, падаешь в постель и вырубаешься. Режиссерская работа ежедневная, вникаешь во все: кто какую зарплату получил, кто доволен, кто нет, подкупить надо что-то для театра, проверить костюмерный цех, где тоже без меня, как художника, трудно разобраться. А еще звонят из других городов и просят приехать помочь поставить спектакль. И я еду. Потому что кто, кроме меня, сделает спектакль за двадцать дней?
– На постановку спектакля вам достаточно двадцати дней?
– Мне достаточно и десяти дней. На данный момент у меня есть двадцать дней, чтобы сделать два спектакля. Сейчас я делаю этюд спектакля, и актеры с этим живут. В сентябре дам им по неделе на доработку, а потом все это отлакирую. И получится спектакль.
– Заканчивается 33-й сезон вашего театра, а интерес зрителей не ослабевает. В чем жизнеспособность театра?
– Жизнеспособность любого театра в том, чтоб «голова не гнила». Пока художественный руководитель и основатель у руля и у него хватает сил, театр будет жить. А у руководителя должна быть команда, то есть труппа. Он все время должен прозорливо строить эту свою команду. Нельзя опираться только, допустим, на стариков. Потому что смена поколений происходит очень быстро, моментально, жизнь такая короткая. В принципе, надо предугадывать, кто следующий. И в этом смысле мне повезло, потому что у нас после поколения Авилова и Гришечкина пришли такие ребята, как Леушин и Матошин. Долгожительство любого коллектива – в стабильности труппы. Вводить нового актера – целый труд. Это все равно как зуб вырывать или руку отрывать у спектакля. А у нас нет вводов. Наши спектакли идут по двадцать, двадцать пять лет.
– Ваш спектакль-долгожитель «Женитьба», с которого в 1974 году все начиналось, действительно поставлен по Гоголю, или вы писали свою инсценировку?
– Конечно, по Гоголю. Понятно, что каждый режиссер ставит по-своему, и спектакли будут разные, и чем больше они будут отличаться, тем интереснее зрителю. Хотите первоисточник – читайте Гоголя. Но для меня гоголевское слово свято. Я никогда не позволю себе менять фразу Гоголя. Потому что Гоголь – это фантастика.
– Но в ваших спектаклях по классическим произведениям довольно много импровизации.
– Я люблю импровизировать, но в том случае, если это переводная литература, если там можно со словом играть. Например, я считаю, что Шекспир и создан для того, чтобы на нем экспериментировали. Если уж мне совсем хочется переделать текст, я пишу «по мотивам «Двух веронцев»: делаю новую пьесу, которая называется «Даешь Шекспира!», и тогда уже оттягиваюсь, как драматург.
– В Японии вы ставили Шекспира, не отступая от классики?
– Я сделал три спектакля русско-японских. Первый – классика. Это была пьеса «Ромео и Джульетта». Ромео и его семья были русскими, а семья Джульетты – японцы. Языкового барьера не было, потому что, когда работают эмоции – все понятно без слов. Второй спектакль была «Трехгрошовая опера», и третий – «На дне» Горького. А в этом году хочу поставить там «Гамлета» и сам сыграю Клавдия, а Гамлета сыграет японский артист. Я редко играю, и как артиста себя похоронил, к сожалению. Нет такого режиссера, которому бы я отдался. Мне нужен человек, который был сильнее меня энергетически, который бы давал мне что-то.
– Вы, как художник, наверняка большое внимание уделяете цвету и свету. Но многие ваши спектакли выдержаны в темных тонах, правда, с яркими вкраплениями.
– Дело в том, что у нас такое пространство. Вот поживи в нем тридцать три года. Озвереешь. Здесь же просто вредно работать, не хватает кубатуры воздуха. Это давит, высасывает из тебя соки. И чтобы сделать пространство спектакля, создать ощущение продолжения, мы не должны видеть окончания стены. Должен быть мираж. Поэтому у меня везде висят зеркала: получается пространство волшебное. Я люблю работать с зеркалами, они дробят пространство, увеличивают его. А если свет дашь, то это все исчезнет. И все увидят, что все маленькое и довольно-таки старенькое.
– У вас сейчас идет репетиция нового спектакля, и опять на сцене темнота, опять что-то светится. Снова будет что-то волшебное?
– Это спектакль по пьесе Петра Гладилина «Фотоаппараты». Мистическая такая вещь, потому что главные герои – человеческие зародыши, им пять месяцев, они внутри у своих мамаш. Они общаются с насекомыми, потому что в этом возрасте лучше понимают мир. А одного зародыша мать убивает, она делает аборт. Такая чувствительная вещь. Я не люблю психологический театр, где нет музыки, где не танцуют. Не люблю, когда просто говорят. Я, когда сам ставлю спектакль, все время думаю: «Здесь не будет скучно, а здесь вставлю музыку, чтобы зрители проснулись».
– В ваших спектаклях много мистики. А в личной жизни как вы к ней относитесь? Верите в потусторонний мир?
– Да, верю. Верю, потому что, когда начинаю работать, мне сразу идут знаки. Всегда. Я вот сейчас ставлю про насекомых, и у меня пошла полоса – прилетают насекомые, осы свили гнездо на даче, я с ними разговариваю. Этот мир для меня обостряется, я это ощущаю. Кто-то ведет меня. После ухода Авилова я и сам был на грани смерти. Был очень трудный период в жизни, и организм не выдержал, никто не знал, что со мной, мне сделали несколько операций очень сложных. И все время мне были видения – ко мне приходили мои друзья, которых к тому времени уже не было. Наверное, могут сказать, что я был под наркозом и мне все привиделось. Но мои мертвецы мне помогали. Борис Иванович Равенских, Женя Харитонов, Ольга Авилова, Виктор Авилов. И я думаю, что они меня и вытащили с того света.
http://archive.is/ZlwbK#selection-477.1-585.775
1 Сентября 2010, Журнал № 9 (75)
Валерий Белякович «Людей, с которыми работаю – люблю»
Худруку Театра на Юго-Западе – 60!
Беседовала Елена МИЛИЕНКО
Свой первый спектакль Валерий Белякович с друзьями поставил в библиотеке рабочего поселка Востряково. С тех пор прошло немало лет, именитый режиссер стал лауреатом многочисленных премий, профессором театрального вуза, поставил около двухсот спектаклей не только в нашей стране, но и за рубежом. Но при этом в нем нет ни капли снобизма и притворства. Энергичный, целеустремленный, жесткий и одновременно романтичный, еще в школьные годы Белякович влюбился в театр и на всю жизнь остался верен этой любви.
– Валерий Романович, вы так много работаете, что на личную жизнь у вас, наверное, и времени не остается?
– А у меня личной жизни как таковой нет. Потому что семьи мои разлетелись, сыновья уже взрослые. И вообще со мной очень тяжело жить, потому что у меня характер такой… Можно сказать, я – мизантроп. Хотя людей, с которыми работаю – люблю, они мои дети. Так и должно быть, потому что артисты – сенсорные люди. Но эта любовь опустошает тебя, когда ты все время вот так тратишься и у тебя нет возможности переключиться на что-то другое. А на репетициях нужно обязательно отключаться, как от мобильного телефона, и подключаться к космосу. С первой женой мы работали артистами в театре при Союзконцерте, все время были вместе, и это нас разрушило. И даже рождение сына не спасло нашу семью, все равно любовь ушла, потому что мы не отдыхали друг от друга. И все дальнейшие мои попытки создать семью заканчивались так же. Потому что моя жизнь – это театр. Я и друзей не могу найти по той же причине. Если ты работаешь здесь с полной отдачей, то до дома просто доползаешь, падаешь в постель и вырубаешься. Режиссерская работа ежедневная, вникаешь во все: кто какую зарплату получил, кто доволен, кто нет, подкупить надо что-то для театра, проверить костюмерный цех, где тоже без меня, как художника, трудно разобраться. А еще звонят из других городов и просят приехать помочь поставить спектакль. И я еду. Потому что кто, кроме меня, сделает спектакль за двадцать дней?
– На постановку спектакля вам достаточно двадцати дней?
– Мне достаточно и десяти дней. На данный момент у меня есть двадцать дней, чтобы сделать два спектакля. Сейчас я делаю этюд спектакля, и актеры с этим живут. В сентябре дам им по неделе на доработку, а потом все это отлакирую. И получится спектакль.
– Заканчивается 33-й сезон вашего театра, а интерес зрителей не ослабевает. В чем жизнеспособность театра?
– Жизнеспособность любого театра в том, чтоб «голова не гнила». Пока художественный руководитель и основатель у руля и у него хватает сил, театр будет жить. А у руководителя должна быть команда, то есть труппа. Он все время должен прозорливо строить эту свою команду. Нельзя опираться только, допустим, на стариков. Потому что смена поколений происходит очень быстро, моментально, жизнь такая короткая. В принципе, надо предугадывать, кто следующий. И в этом смысле мне повезло, потому что у нас после поколения Авилова и Гришечкина пришли такие ребята, как Леушин и Матошин. Долгожительство любого коллектива – в стабильности труппы. Вводить нового актера – целый труд. Это все равно как зуб вырывать или руку отрывать у спектакля. А у нас нет вводов. Наши спектакли идут по двадцать, двадцать пять лет.
– Ваш спектакль-долгожитель «Женитьба», с которого в 1974 году все начиналось, действительно поставлен по Гоголю, или вы писали свою инсценировку?
– Конечно, по Гоголю. Понятно, что каждый режиссер ставит по-своему, и спектакли будут разные, и чем больше они будут отличаться, тем интереснее зрителю. Хотите первоисточник – читайте Гоголя. Но для меня гоголевское слово свято. Я никогда не позволю себе менять фразу Гоголя. Потому что Гоголь – это фантастика.
– Но в ваших спектаклях по классическим произведениям довольно много импровизации.
– Я люблю импровизировать, но в том случае, если это переводная литература, если там можно со словом играть. Например, я считаю, что Шекспир и создан для того, чтобы на нем экспериментировали. Если уж мне совсем хочется переделать текст, я пишу «по мотивам «Двух веронцев»: делаю новую пьесу, которая называется «Даешь Шекспира!», и тогда уже оттягиваюсь, как драматург.
– В Японии вы ставили Шекспира, не отступая от классики?
– Я сделал три спектакля русско-японских. Первый – классика. Это была пьеса «Ромео и Джульетта». Ромео и его семья были русскими, а семья Джульетты – японцы. Языкового барьера не было, потому что, когда работают эмоции – все понятно без слов. Второй спектакль была «Трехгрошовая опера», и третий – «На дне» Горького. А в этом году хочу поставить там «Гамлета» и сам сыграю Клавдия, а Гамлета сыграет японский артист. Я редко играю, и как артиста себя похоронил, к сожалению. Нет такого режиссера, которому бы я отдался. Мне нужен человек, который был сильнее меня энергетически, который бы давал мне что-то.
– Вы, как художник, наверняка большое внимание уделяете цвету и свету. Но многие ваши спектакли выдержаны в темных тонах, правда, с яркими вкраплениями.
– Дело в том, что у нас такое пространство. Вот поживи в нем тридцать три года. Озвереешь. Здесь же просто вредно работать, не хватает кубатуры воздуха. Это давит, высасывает из тебя соки. И чтобы сделать пространство спектакля, создать ощущение продолжения, мы не должны видеть окончания стены. Должен быть мираж. Поэтому у меня везде висят зеркала: получается пространство волшебное. Я люблю работать с зеркалами, они дробят пространство, увеличивают его. А если свет дашь, то это все исчезнет. И все увидят, что все маленькое и довольно-таки старенькое.
– У вас сейчас идет репетиция нового спектакля, и опять на сцене темнота, опять что-то светится. Снова будет что-то волшебное?
– Это спектакль по пьесе Петра Гладилина «Фотоаппараты». Мистическая такая вещь, потому что главные герои – человеческие зародыши, им пять месяцев, они внутри у своих мамаш. Они общаются с насекомыми, потому что в этом возрасте лучше понимают мир. А одного зародыша мать убивает, она делает аборт. Такая чувствительная вещь. Я не люблю психологический театр, где нет музыки, где не танцуют. Не люблю, когда просто говорят. Я, когда сам ставлю спектакль, все время думаю: «Здесь не будет скучно, а здесь вставлю музыку, чтобы зрители проснулись».
– В ваших спектаклях много мистики. А в личной жизни как вы к ней относитесь? Верите в потусторонний мир?
– Да, верю. Верю, потому что, когда начинаю работать, мне сразу идут знаки. Всегда. Я вот сейчас ставлю про насекомых, и у меня пошла полоса – прилетают насекомые, осы свили гнездо на даче, я с ними разговариваю. Этот мир для меня обостряется, я это ощущаю. Кто-то ведет меня. После ухода Авилова я и сам был на грани смерти. Был очень трудный период в жизни, и организм не выдержал, никто не знал, что со мной, мне сделали несколько операций очень сложных. И все время мне были видения – ко мне приходили мои друзья, которых к тому времени уже не было. Наверное, могут сказать, что я был под наркозом и мне все привиделось. Но мои мертвецы мне помогали. Борис Иванович Равенских, Женя Харитонов, Ольга Авилова, Виктор Авилов. И я думаю, что они меня и вытащили с того света.
http://archive.is/ZlwbK#selection-477.1-585.775
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Валерий Белякович. Монотеатр
Часть I: О том, что было...
Начало непривычно — вместо знакомой мелодии, открывающей «Моно» в «Театре на Юго-западе», звучат фанфары из спектакля «Гамлет» того же театра. А на сцену выходит не только режиссер, актёр Валерий Романович Белякович, но и Клавдий. Точнее, светлое воспоминание о нем. Монолог с закрытыми глазами, на прямых ногах и телом, исследующим пространство, преувеличенный до гротеска, но с мечтательностью на лице. Роль, которая была любима; роль, которая осталась в прошлом. Как и все хорошие воспоминания, Клавдий чересчур аляповато приукрашен — в нём больше, чем щепотка вымысла и мало Шекспира, но это личное, как и все что демонстрируется, рассказывается на «Моно». Трудно сказать, сколько здесь истиной правды и правды, желающей быть истиной, но в обиде или накладе не остается никто. Для каждого найдется то, во что он готов поверить и осколок на память из того, что дано принять.
Творческий вечер в Центре имени Мейерхольда условно можно разделить на несколько частей:
первая часть — это моноспектакль: немного биографии с рассказом о друзьях, учителях и ролях, по-видимому, особенно дорогих. Первым стал Клавдий, на смену ему пришел Джерри.
Есть актеры, которые изменяются до неузнаваемости в каждой роли, а есть актеры, которые в каждой роли остаются собой. Это ни сколько не умоляет достоинств игры ни первых, ни вторых, — просто разные способы существования на сцене. Джерри, герой пьесы Эдварда Олби «Случай в зоопарке», в исполнении Валерия Романовича, скорее всего, относится ко второй категории, как и все его роли, которые мне удалось застать на сцене «Театра на Юго-западе». Не пытаясь изобрести то, чего в нем нет, он словно нашел себя в Джерри. Пиджак, что надевает актер, условно перевоплощаясь, сродни очкам Джерома К. Джерома их «Трое в лодке, не считая собаки», при снятии коих тот становится Джи. В этом и заключена условность — всё своё носится с собой и много места не занимает. Если как следует поискать, можно в себе найти часть Отелло, Чичикова, Онегина или, наоборот, обнаружить себя в них. Валерий Романович позволяет этой части занимать место на первом плане, оставаясь самим собой или, точнее, тем собой, которого демонстрирует зрителям.
Его Джерри не идет по долгой дороге понимания с определенной целью, как это происходит, например, в «Ильхоме», он бредет наугад и его гибель — не запланированный результат, а человеческая лотерея.
Часть II: О том, что есть…
Основная заявка вечера – Есенин. Если Клавдий — это воспоминание, где уже нечего сказать, есть лишь, что вспомнить, то «Пугачев» Сергея Есенина — нечто живое, одушевленное. В нем есть потребность, если не высказаться, то поговорить, рассказать, поделиться. С заговорческой искрой в глазах артист перемещается от героя к герою, разных, но неуловимо похожих людей. Это не другие образы, а один человек во многих лицах. Полное отсутствие статики — сцена поделена на три территории, между которыми перемешаются главы: первая закончилась в одной точке; вторая началась в следующей. Но даже в своем ограниченном пространстве, без сложных кульбитов и передвижений, — это сплошная неугомонная подвижность. В пылу теряются фразы, но посыл идет далеко. Опасно смотреть на артиста, пусть и ставившего спектакли на больших сценах, но в своем театре, как актер, приученный к небольшому залу. Вопрос стоял за малым – а дотянется ли? До девятого ряда? До балкона? Ответ оказался парадоксален: чем дальше надо было закинуть эмоцию, чем выше ее поднять, тем легче с ней было справится актеру. В Есенине не осталось полутонов, даже в легкости позы, затихшем голосе энергия никуда не девается. Тонкая калибровка настроена на отсутствие пауз и переходов между форте и пиано. Это либо сильные энергичные строчки, надвигающиеся на зрителей, либо слова, ощутимо давящие в его сторону. Может быть, именно потому что это «слишком» и в хорошем, и в плохом смысле, редкие запинки в тексте могли как и выбить из него вовсе всё, так и пройти незаметно, как легкая передышка. От Есенина в исполнении Беляковича остается двоякое ощущение: от полноты заполнения до перегруза нагромождения.
Часть III: А теперь заново, но с искренностью. И о том, что было, и о том, что есть, и о том, что, может быть, будет…
Прощанием, «лебединой песней» вечера, стал «Пигмалион». На данный момент (хотелось бы подчеркнуть, так как «Юго-запад» непредсказуем), единственная роль, все еще играемая артистом в театре, но совсем иначе. В спектакле «Куклы» Пигмалион чуть выше, на ступеньке-пьедестале роли. Ею, ролью, не делятся через рукопожатие, она несется в зал на вытянутых руках. Это последний аккорд, который обязан стать ударом в барабан: выразительно громким, привлекающим внимание самой этой выразительностью. Куклы, создания Пигмалиона лежащие в заключительной сцене перед ним после нескольких часов смеха и грусти, его детище, над которыми он произносит монолог, так или иначе, в определенный период общий для каждого из нас, – всё было. На сей раз получилось искренне, чуть ниже актёрских небес, на уровне зрительских глаз. От себя, не как исповедь (это слишком громкое слово), но как признание. Может быть, потому что перед началом Пигмалион признался, что видит вовсе не Кукол, а актеров, своих актеров, перечисляя их по именам в памяти сцены. Это не то, что играть выдуманного Пигмалиона, когда перед тобой твои настоящие Галатеи.
Весь вечер в Валерии Романовиче непроизвольно узнавалась если не вся труппа «Театра на Юго-западе», то большая ее часть. Спросите, возможно ли это? Возможно, и, если в спектаклях подобное узнавание не всегда плюс, то, как связь, единость организма, которым становится театр, где каждый чуть больше себя, чуть шире одного человека, — это не может не поражать. В этом контексте можно сказать, что вечер удачно вписался в рамки программы — «Театральные школы».
© Юлия Мараховская
О театре на Юго-Западе знают все, хотя часто бывают немногие, так же как имя главного режиссера театра, персоны не медийной, широко известно в широких кругах.
29 февраля 2008
Рубрика: Театральная галерея
http://www.vostokinform.ru/skena/personality/beliakovich/
Часть I: О том, что было...
Начало непривычно — вместо знакомой мелодии, открывающей «Моно» в «Театре на Юго-западе», звучат фанфары из спектакля «Гамлет» того же театра. А на сцену выходит не только режиссер, актёр Валерий Романович Белякович, но и Клавдий. Точнее, светлое воспоминание о нем. Монолог с закрытыми глазами, на прямых ногах и телом, исследующим пространство, преувеличенный до гротеска, но с мечтательностью на лице. Роль, которая была любима; роль, которая осталась в прошлом. Как и все хорошие воспоминания, Клавдий чересчур аляповато приукрашен — в нём больше, чем щепотка вымысла и мало Шекспира, но это личное, как и все что демонстрируется, рассказывается на «Моно». Трудно сказать, сколько здесь истиной правды и правды, желающей быть истиной, но в обиде или накладе не остается никто. Для каждого найдется то, во что он готов поверить и осколок на память из того, что дано принять.
Творческий вечер в Центре имени Мейерхольда условно можно разделить на несколько частей:
первая часть — это моноспектакль: немного биографии с рассказом о друзьях, учителях и ролях, по-видимому, особенно дорогих. Первым стал Клавдий, на смену ему пришел Джерри.
Есть актеры, которые изменяются до неузнаваемости в каждой роли, а есть актеры, которые в каждой роли остаются собой. Это ни сколько не умоляет достоинств игры ни первых, ни вторых, — просто разные способы существования на сцене. Джерри, герой пьесы Эдварда Олби «Случай в зоопарке», в исполнении Валерия Романовича, скорее всего, относится ко второй категории, как и все его роли, которые мне удалось застать на сцене «Театра на Юго-западе». Не пытаясь изобрести то, чего в нем нет, он словно нашел себя в Джерри. Пиджак, что надевает актер, условно перевоплощаясь, сродни очкам Джерома К. Джерома их «Трое в лодке, не считая собаки», при снятии коих тот становится Джи. В этом и заключена условность — всё своё носится с собой и много места не занимает. Если как следует поискать, можно в себе найти часть Отелло, Чичикова, Онегина или, наоборот, обнаружить себя в них. Валерий Романович позволяет этой части занимать место на первом плане, оставаясь самим собой или, точнее, тем собой, которого демонстрирует зрителям.
Его Джерри не идет по долгой дороге понимания с определенной целью, как это происходит, например, в «Ильхоме», он бредет наугад и его гибель — не запланированный результат, а человеческая лотерея.
Часть II: О том, что есть…
Основная заявка вечера – Есенин. Если Клавдий — это воспоминание, где уже нечего сказать, есть лишь, что вспомнить, то «Пугачев» Сергея Есенина — нечто живое, одушевленное. В нем есть потребность, если не высказаться, то поговорить, рассказать, поделиться. С заговорческой искрой в глазах артист перемещается от героя к герою, разных, но неуловимо похожих людей. Это не другие образы, а один человек во многих лицах. Полное отсутствие статики — сцена поделена на три территории, между которыми перемешаются главы: первая закончилась в одной точке; вторая началась в следующей. Но даже в своем ограниченном пространстве, без сложных кульбитов и передвижений, — это сплошная неугомонная подвижность. В пылу теряются фразы, но посыл идет далеко. Опасно смотреть на артиста, пусть и ставившего спектакли на больших сценах, но в своем театре, как актер, приученный к небольшому залу. Вопрос стоял за малым – а дотянется ли? До девятого ряда? До балкона? Ответ оказался парадоксален: чем дальше надо было закинуть эмоцию, чем выше ее поднять, тем легче с ней было справится актеру. В Есенине не осталось полутонов, даже в легкости позы, затихшем голосе энергия никуда не девается. Тонкая калибровка настроена на отсутствие пауз и переходов между форте и пиано. Это либо сильные энергичные строчки, надвигающиеся на зрителей, либо слова, ощутимо давящие в его сторону. Может быть, именно потому что это «слишком» и в хорошем, и в плохом смысле, редкие запинки в тексте могли как и выбить из него вовсе всё, так и пройти незаметно, как легкая передышка. От Есенина в исполнении Беляковича остается двоякое ощущение: от полноты заполнения до перегруза нагромождения.
Часть III: А теперь заново, но с искренностью. И о том, что было, и о том, что есть, и о том, что, может быть, будет…
Прощанием, «лебединой песней» вечера, стал «Пигмалион». На данный момент (хотелось бы подчеркнуть, так как «Юго-запад» непредсказуем), единственная роль, все еще играемая артистом в театре, но совсем иначе. В спектакле «Куклы» Пигмалион чуть выше, на ступеньке-пьедестале роли. Ею, ролью, не делятся через рукопожатие, она несется в зал на вытянутых руках. Это последний аккорд, который обязан стать ударом в барабан: выразительно громким, привлекающим внимание самой этой выразительностью. Куклы, создания Пигмалиона лежащие в заключительной сцене перед ним после нескольких часов смеха и грусти, его детище, над которыми он произносит монолог, так или иначе, в определенный период общий для каждого из нас, – всё было. На сей раз получилось искренне, чуть ниже актёрских небес, на уровне зрительских глаз. От себя, не как исповедь (это слишком громкое слово), но как признание. Может быть, потому что перед началом Пигмалион признался, что видит вовсе не Кукол, а актеров, своих актеров, перечисляя их по именам в памяти сцены. Это не то, что играть выдуманного Пигмалиона, когда перед тобой твои настоящие Галатеи.
Весь вечер в Валерии Романовиче непроизвольно узнавалась если не вся труппа «Театра на Юго-западе», то большая ее часть. Спросите, возможно ли это? Возможно, и, если в спектаклях подобное узнавание не всегда плюс, то, как связь, единость организма, которым становится театр, где каждый чуть больше себя, чуть шире одного человека, — это не может не поражать. В этом контексте можно сказать, что вечер удачно вписался в рамки программы — «Театральные школы».
© Юлия Мараховская
О театре на Юго-Западе знают все, хотя часто бывают немногие, так же как имя главного режиссера театра, персоны не медийной, широко известно в широких кругах.
29 февраля 2008
Рубрика: Театральная галерея
http://www.vostokinform.ru/skena/personality/beliakovich/
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Фотоаппараты. Автор: Петр Гладилин
фрагменты
фрагменты
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
РОМЕО и ДЖУЛЬЕТТА
фрагменты
фрагменты
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Задумка создания театра созрела в 1974 году
Из биографии брата режиссера Сергея Романовича Беляковича:
Белякович Сергей Романович родился 7 июля 1953 года. Его отец был родом из Брестской области и они вместе с семьей туда часто ездили в детстве на каникулы. Мама у Сергея русская, а отец - белорус. Когда ему пришлось выбирать какую национальность записать в паспорт, то он выбрал быть белорусом.
Учился в одном классе с Виктором Авиловым. В 1974-м году родной брат, Валерий Романович Белякович, предложил Сергею и Вите Авилову "делать театр". Они надумали сыграть "Женитьбу", и ездили по разным общагам, расклеивали объявления, что вот такой-то театр набирается. Сергей с братом скроили афишу - взяли старую мамину комбинацию и пририсовали Агафью Тихоновну. Получился этакий поп-арт: комбинация настоящая, а лицо нарисованное. Ночью залезли на крышу магазина и повесили. Видно было издалека, даже из электрички. Ее не могли снять очень долго, уже все спектакли прошли, а она все висела.
Но это была даже не история. Это предыстория, как Ветхий Завет. В Вострякове они сыграли всего два спектакля: "Женитьбу" и первый вариант "Водевилей". Этот спектакль был самым крутым андерграундом времен застоя. Начинался он с того, что спускали воду в унитазе и в темноте кто-то кричал: "Что, суки, спектакль пришли смотреть? Щас мы вам покажем!" Это был спектакль с матом, с солеными шутками. Цензурой был лишь предел актерского остроумия. Сергей выходил с татуировками - как будто он вернулся из зоны, - смотрел на клуб "Родина" под окном и спрашивал: "А это что?" Авилов отвечал: "Родина". Сергей кричал: "А-а-а!" и в ужасе закрывал глаза. Конечно же, это был не театр, а просто дурь под названием "Драматический ансамбль "Голуби". Они играли в библиотеке, в маленькой комнатке, куда набивалось человек 30 востряковской шпаны.
В 1977 году им выделили помещение, но Сергей как раз попал в больницу - нога стала сохнуть. Его брат практически в одиночку пытался довести запущенное помещение "до ума" и превратить его в то, что в 1983 году стало "Театром на Юго-Западе", а целых 6 лет называлось рабочим клубом "Гагаринец". Сергей провел в больнице неделю и после выписки с удвоенными силами принялся помогать брату. Потом постепенно начали подтягиваться новые люди и пришла вера в то, что все получится.
В начале 1980-х в театре была сплошная молодежь. И спектакли были молодежные по тематике:
"Старый дом" А. Казанцева, "Самозванец" Л. Корсунского, "Встреча с песней" по современным шлягерам, а после нее всегда была дискотека.
Почти 10 лет основоположники "Театра на Юго-Западе" работали в театре на голом энтузиазме.
Авилов, Сергей Белякович, Ванин, Галкина, Бадакова, Гришечкин, Копалов, - играли без всяких гонораров. Кто, в каком театре столько лет работал бы бесплатно? Вот это чистое искусство!
Во время перестройки они назывались "Первый в России хозрасчетный театр". Но они выхлопотали себе чудовищные условия: все деньги, которые зарабатывали, и плюс еще 20% - отдавали в фонд культуры и развития района. Это продолжалось 2 года, а в 1988-м они наконец стали муниципальным театром, и им назначили субсидии.
За четверть века в театре Сергей Белякович вырос в артиста масштабного, крупного. Он до слез был смешон в комедиях, он до слез задевал душу в ролях драматических, он умел то, чего многие в театре не умеют: быть совершенно незаметным, но при этом абсолютно незаменимым.
Режиссер Валерий Белякович старается держать огромный репертуар своего театра, снимая спектакли, как он сам считает, лишь в случае крайней необходимости: его артисты успевают не просто вжиться в образы, но и повзрослеть, возмужать с ними, переосмыслив какие-то очень существенные оттенки характеров.
Сергей обладал очень сильной органикой, мужским обаянием, и все роли, где это требовалось, у него получались очень хорошо. Он был ни на кого не похожий актер, по-своему уникальный. Талант Сергея проявлялся до последних дней его жизни, хотя здоровье у него уже было не то.
Он был горазд на всякие придумки. Вот маленький пример. В спектакле 'Ромео и Джульетта' он предложил, чтобы в эпизоде боя на шпагах была полная темнота. А актеры бились там металлическими трубками. Он придумал, что во время боя должны искры вспыхивать. А как их сделать? Взяли зажигалки без газа, которые только искрят, и в темноте это дало великолепный эффект. Зрители были ошарашены.
В 1994 году Сергею Романовичу Беляковичу было присвоено звание Заслуженного артиста РФ.
Замечательный актер ушел из жизни 31 мая 2009 года на 56-ом году жизни.
У Сергея Беляковича вырос сын Михаил, и сегодня он не только играет, но и сам ставит спектакли. Так что можно считать, начало династии Беляковичей положено.
Театральные работы
Требуется старый клоун - Пеппино
Вальпургиева ночь - Боря-Мордоворот
Братья - ХХ
На дне - Лука
Сибирский шеф-повар в законе 'Рысь на вертеле', повар Эскалоп Воронежский и Ямщик - 'Щи' и др.
Фильмография
2001 Игры в подкидного (в эпизоде)
2004 Столичный сувенир (анимационный), озвучание: бандит ? 1
2007 Закон и порядок: Преступный умысел 1,2
2008 Жизнь взаймы
2009 Крах фаворита
http://persona.rin.ru/view/f/0/37774/beljakovich-sergej
Еще о Сергее Романовиче Беляковиче
Сергей Белякович - брат режиссера и художественного руководителя театра Валерия Беляковича, - из первого поколения актеров-основателей театра. В его лице мы видим яркий пример первородного актерского таланта, стихийного, натурального, мощного. Недюжинная физическая сила оттеняется у него какой-то балетной грацией, изящество и музыкальность кажутся у этого огромного мужчины нереальными. Именно таков его Яичница в "Женитьбе", пожилой закомплексованный чиновник, раскрывающийся только в неистовом танце. Обаяние Сергея Беляковича позволяет ему придавать объем и неоднозначность любой роли, будь то шукшинский тип хитрого и невежественного демагога в рассказе "Срезал!", или чеховский барин-самодур из новеллы "На чужбине", невыносимый алкоголик из "Старого дома" или сантехник, искренне тянущийся к светлой жизни из лучшего спектакля Сергея Беляковича "Самозванец".
Глубокий низкий голос, мужская стать и значительность - таким он играет помещика Муромского в "Трилогии" Сухово-Кобылина, уничтоженного коррумпированными чиновниками, пронзительно и искренне. Из той же внешности путем неуловимого актерского перевоплощения вырастает агрессивная, опасная сила упертого Жана, героя Беляковича в "Носорогах" Ионеско, или напрочь лишенного чего бы то ни было человеческого - гориллоподобного медбрата Бореньки из "Вальпургиевой ночи". А еще пол-оборота - и получился изящный, вкрадчивый, вальяжный Азазелло из "Мастера и Маргариты".
Один из самых сильных дуэтов этого театра сложился у братьев-Беляковичей в "Братьях" Мрожека - истории двух заброшенных на чужбину эмигрантов, потерянных в чужом мире, одиноких и враждующих, и в то же время - не представляющих себе жизни друг без друга. Материализующаяся кровная связь героев и исполнителей этой драмы производит впечатление неизгладимое.
Сергей Белякович - знаковая фигура в контексте Юго-Западного пейзажа. Он, как маска комедии дель арте в итальянском театре, незаменим. Бывает, ему просто достаточно выйти на сцену, чтобы спектакль приобрел плоть, вес и объем. Личность актера - субстанция иррациональная, но если она есть - это залог успеха. Особенно, когда актер универсален, как Белякович, который может купаться в комедии, быть убедительным в драме и поразительным - в абсурдистской драматургии.
Наталия Колесова
07.07.1953 - 31.05.2009
Умер Сергей Белякович. Сергей Романович, Серёжа, Серый… Неизменный «столп» театра, один из трех (вместе с Виктором Авиловым и старшим братом Валерием) отцов-основателей Юго-Запада. Человек-глыба, человек-легенда… Просто человек. Статный, крупный, красивый. Как о нем написать? Я не могу, но понимаю, что надо, необходимо высказать, донести, необходимо сохранить в памяти то, каким был этот Актер.
Бывший завлит театра на Юго-Западе Наталья Кайдалова когда-то писала, что Виктор Авилов представлял своею игрой и внешностью буйное, магическое, дионисийское начало Юго-Запада, а Сергей Белякович — напротив, являл начало более упорядоченное, земное, аполлоническое. Это и так и не так.
Сергей Белякович был… разным. Очень разным. Когда он играл Городничего в «Ревизоре», сразу верилось: да, это действительно, как и писал Гоголь в «Замечаниях для господ актеров», «очень неглупый по-своему человек». Сергей был в этой роли значителен, трогателен, временами по-настоящему смешон и… страшен. Поистине страшен в финале, когда он, возвышаясь над всеми персонажами, подобно какой-то башне в мундире и ботфортах, с искаженным яростью лицом грозил всем «щелкоперам», «бумагомаракам» — и нам, зрителям. А каким он был Жаном в «Носорогах»! Как он не хотел и боялся превращаться, но потом — мучительно, постепенно и неотвратимо — осознавал, что оносороживание — это единственный выход, это прекрасно — и мы видели воочию, как раздувалась шея, стекленели большие выразительные глаза, слышали, как грубел голос, да кажется, и сами черты лица актера искажались, «превращались» — и это было так страшно и так по-человечески понятно, что…
Сергей, кажется, всегда верил в то, что он играл. Помню, в одном из разговоров он мне признался, что когда ставили — еще в Востряково — «Женитьбу», он на премьере так испугался, что, когда началось представление, вначале ничего не осознавал, не помнил и не понимал — что он делает и что творится вокруг, а потом… «Понимаешь, я как туда провалился совсем. Ничего ни вижу, ни сцены, ни зала… Только гляжу — вокруг люстры какие-то, зала огромная, какие-то танцы, чуть ли не бал, люди какие-то ходят вокруг незнакомые, в таких костюмах старинных… И понимаешь, это всё — тогда происходит, ну, словно я в ту эпоху, в то время перенёсся, в девятнадцатый век, и вот это всё, что мы делаем — оно не на сцене, а взаправду». Вот это «взаправду» и было стержнем его игры, его актерской позиции. Не представлять, а быть, поистине влезать в шкуру своего персонажа, будь то простодушный хитрец Бодрикур или обаятельный и циничный Буби Бартон, зловещий Д’Орсиньи по прозвищу «Помолись» или Боренька-Мордоворот, квинт-эссенция «совка», персонаж настолько чудовищный, что даже уже и милый… А еще — очаровательно-недотёпистый Яичница — и граф Юзекевич — капризный, обиженный ребенок, который вот сейчас возьмёт да и сломает все свои игрушки, то есть всех обитателей деревни Куличовка сотрет в порошок… А еще — влюбленный в мечту Кузнец Основа — и лукавый Лука, и трагический лузер Гриша Гусев, и удалой Ямщик из «Щей», а еще — фантастическая, бурлескная водевильная «матушка» Аграфена Кубыркина, а еще — мрачнейший и комичнейший Азазелло, а ещё Третья Голова Дракона — о, как Сережа, со свойственной ему обстоятельностью и тщательностью, вскинув к глазам запястье, долго вглядывался в несуществующие наручные часы, прежде чем уронить слегка озадаченному Ланцелоту-Авилову: «Когда я начну… (пауза, пауза, пауза, — внимательнейшее разглядывание незримого циферблата) — я не скажу. Настоящая война начинается ВДРУГ!» — а ещё, и ещё, и ещё… Все роли Сергея здесь и сейчас не перечислить. Остановлюсь лишь на тех, где, кажется, с особой силой проявился его темперамент, его дар, его личность.
Это прежде всего колоритнейший «интеллектуал-самородок» Глеб Капустин из рассказа «Срезал» (шукшинский спектакль «Штрихи к портрету»), это страдающий пролетарий ХХ из «Братьев», мучительно, по складам, осознающий пропись «мы — не рабы» и, конечно же, это ярославский помещик Петр Константинович Муромский в «Трилогии» Сухово-Кобылина. В каждой из этих ролей — русские ширь и размах, фатально, трагически не находящие применения и нравственно пробавляющиеся кое-как, чем придется, по мелочи — в ожидании чего-то настоящего, если угодно — Великого. Сергей гениально играл — трагедию нереализованности, трагедию невозможности вырваться из колеи обыденности и найти Путь и Истину.
Была, была в даровании замечательного Актера эта неуправляемая стихия и еще была — обреченность. Он глубоко чувствовал, переживал, пропускал через себя то, что потом со всей яростью пытался донести до зала. И когда во второй части «Трилогии», в спектакле «Дело», С.Белякович — Муромский произносил: «Было на нашу землю три нашествия: набегали татары, находил француз, теперь вот чиновники обложили… А земля-то наша что — и смотреть жалостно: проболела до костей, прогнила насквозь, продана в судах, пропита в кабаках… И лежит она на большой степи, неумытая, рогожею укрытая, с перепою слабая…» — звучало в этих простых словах такое спокойствие обреченности, такая глубокая, вековечная грусть, что казалось — сама душа русская здесь, перед нами. Душа, всё осознающая и гибнущая без жалоб и с достоинством. Вот так играл, так жил на сцене Сергей Белякович. Наверное, ему бы удалась роль Степана Разина…
Вместе с тем он был чудесным комедийным актером. Как и Авилову, ему были подвластны все жанры. И временами переходы от одного жанра к другому были столь незаметны и столь точны, что зрители не знали, хохотать им, «хвататься за животики» или рыдать, бия себя в грудь. Так было и в спектакле «Сон в летнюю ночь», когда простодушный кузнец Основа, превращенный чарами эльфов в презабавнейшего осла, внезапно прозревал — какое же это счастье — когда тебя любят, прозревал впервые в жизни, впервые в жизни понимал, что существует помимо грубой повседневности какой-то иной, нестерпимо прекрасный мир… Его последней большой, «бенефисной», ролью стал Пеппино в спектакле «Требуется старый клоун». Всё в ней было — и гротеск, и фарс, и психологизм, и трагедия, и мягкая ирония. Его Пеппино — стареющий клоун, мечтающий стать трагиком, — и умирающий, не в силах перебороть беспощадное время, не в силах вынести несовершенство этого мира, умирающий под раскаты хохота товарищей по сцене, только что обиженных и пристыженных масштабом его, Пеппино, дарования и принимающих его смерть за очередной виртуозный кунштюк, — такую роль невозможно сыграть «просто так», «с листа». Это — роль-исповедь, роль-биография.
…А сколько еще ролей остались не сыграны им. Он умер на пятьдесят шестом году жизни. Прости нас, Сережа. Не уберегли.
Татьяна Виноградова
Сергей Белякович... Кто он? В чем его особенность? Почему это имя занимает в моем сердце особое место?
Отец-основатель? – да, да, да. Но ведь еще с десяток мужских и женских лиц достойны такого имени, и СРБ среди них поначалу не выделялся – равный среди равных. Один из тех, что определили лицо театра? – конечно! Но и таких опять же не меньше десятка – тех, без кого Юго-Запад был бы другим.
Был бы другим... А без кого Юго-Запада не было бы вовсе? – вот вопрос! Попробуем вспомнить? Очевидно, первое имя – ВРБ. А актеры? Мне настойчиво кажется, что талант ВРБ выковал бы выдающиеся спектакли из любого материала, даже если бы ему пришлось начинать без Авилова. Но театр – великий театр – это не только спектакли. Это еще и зрители, и звездное место на театральном небосклоне, и место в общественной жизни. Чтобы родился спектакль – нужно всего лишь раз сыграть его удачно. А чтоб родился театр, одних спектаклей недостаточно, нужен зритель. А чтоб стать великим театром, мало завоевать известность у широкого круга зрителей, надо еще и изменить своих зрителей!
Вспоминаю, все-таки он – один из трех... Это был сезон 83/84, шестой сезон. Предыдущий сезон ознаменован важнейшими достижениями: известность театра круто пошла вверх, к ограниченному кругу прежних распространителей добавилась «театральная мафия», где Юго-Запад встал в ряд с лучшими театрами столицы, в результате очень широкий и разношерстный круг театралов получил доступ к ЮЗу. – Это сразу изменило качество зала. А с весны 83-го спектакли стали играть «дуплетом» – дважды в вечер, поэтому круг зрителей стал удваиваться. Это количественный скачок. Культурный андеграунд традиционно позиционировал себя партизанским отрядом в тылу врага, так что пьеса запрещенного автора естественно ожила на этой сцене, и постановка Носорогов в декабре 82-го стала событием московской театральной жизни – наконец-то пришла известность…
Но тут наступила андроповщина, Носороги ушли в подполье, и тут же забрали в армию незаменимого актера Гришечкина. И в сентябре 83-го из 13 спектаклей прежнего репертуара игралось лишь четыре: Мольер, Владимир, Эскориал, Пугачева. Итак, театр был отброшен на 4 года назад, в начало пути. И в этот момент Юго-Запад вполне мог прекратить свое существование. Но он выжил, и вернулся он на прежние позиции уже к концу сезона, пройдя за год путь прежних 4 лет. И основная нагрузка того героического сезона легла на плечи четверых: ВРБ, Авилов, СРБ, Ванин. Выпустили три премьеры (Штрихи, Ревизор, Цилиндры) и восстановили три спектакля (вводы вместо Гришечкина), поэтому репетиции заняли в сумме почти полсезона. Тем не менее, за сезон сыграли около 200 спектаклей.
В апреле 84-го в репертуаре театра уже 12 спектаклей. Из них Авилов занят в 11 спектаклях, СРБ – в 10 спектаклях, Ванин – в 9 спектаклях. Спектакли играются дважды в вечер: в 18 ч, и повтор в 21 ч, – такого не было больше нигде!
Перегрузка: «из них ослабнет кто-то – и небо упадёт!». Атланты!
Вот какой он в моей памяти: атлант, взявший рекордный вес и удержавший небо над нами. Он – тот, без кого нашего театра не было бы вовсе.
Андрей Ильин, лето 2009
http://teatr-uz.ru/belyakovich-sergej-romanovich
http://ugozapad.msk.ru/press/s-belyakovich.html
Из биографии брата режиссера Сергея Романовича Беляковича:
Белякович Сергей Романович родился 7 июля 1953 года. Его отец был родом из Брестской области и они вместе с семьей туда часто ездили в детстве на каникулы. Мама у Сергея русская, а отец - белорус. Когда ему пришлось выбирать какую национальность записать в паспорт, то он выбрал быть белорусом.
Учился в одном классе с Виктором Авиловым. В 1974-м году родной брат, Валерий Романович Белякович, предложил Сергею и Вите Авилову "делать театр". Они надумали сыграть "Женитьбу", и ездили по разным общагам, расклеивали объявления, что вот такой-то театр набирается. Сергей с братом скроили афишу - взяли старую мамину комбинацию и пририсовали Агафью Тихоновну. Получился этакий поп-арт: комбинация настоящая, а лицо нарисованное. Ночью залезли на крышу магазина и повесили. Видно было издалека, даже из электрички. Ее не могли снять очень долго, уже все спектакли прошли, а она все висела.
Но это была даже не история. Это предыстория, как Ветхий Завет. В Вострякове они сыграли всего два спектакля: "Женитьбу" и первый вариант "Водевилей". Этот спектакль был самым крутым андерграундом времен застоя. Начинался он с того, что спускали воду в унитазе и в темноте кто-то кричал: "Что, суки, спектакль пришли смотреть? Щас мы вам покажем!" Это был спектакль с матом, с солеными шутками. Цензурой был лишь предел актерского остроумия. Сергей выходил с татуировками - как будто он вернулся из зоны, - смотрел на клуб "Родина" под окном и спрашивал: "А это что?" Авилов отвечал: "Родина". Сергей кричал: "А-а-а!" и в ужасе закрывал глаза. Конечно же, это был не театр, а просто дурь под названием "Драматический ансамбль "Голуби". Они играли в библиотеке, в маленькой комнатке, куда набивалось человек 30 востряковской шпаны.
В 1977 году им выделили помещение, но Сергей как раз попал в больницу - нога стала сохнуть. Его брат практически в одиночку пытался довести запущенное помещение "до ума" и превратить его в то, что в 1983 году стало "Театром на Юго-Западе", а целых 6 лет называлось рабочим клубом "Гагаринец". Сергей провел в больнице неделю и после выписки с удвоенными силами принялся помогать брату. Потом постепенно начали подтягиваться новые люди и пришла вера в то, что все получится.
В начале 1980-х в театре была сплошная молодежь. И спектакли были молодежные по тематике:
"Старый дом" А. Казанцева, "Самозванец" Л. Корсунского, "Встреча с песней" по современным шлягерам, а после нее всегда была дискотека.
Почти 10 лет основоположники "Театра на Юго-Западе" работали в театре на голом энтузиазме.
Авилов, Сергей Белякович, Ванин, Галкина, Бадакова, Гришечкин, Копалов, - играли без всяких гонораров. Кто, в каком театре столько лет работал бы бесплатно? Вот это чистое искусство!
Во время перестройки они назывались "Первый в России хозрасчетный театр". Но они выхлопотали себе чудовищные условия: все деньги, которые зарабатывали, и плюс еще 20% - отдавали в фонд культуры и развития района. Это продолжалось 2 года, а в 1988-м они наконец стали муниципальным театром, и им назначили субсидии.
За четверть века в театре Сергей Белякович вырос в артиста масштабного, крупного. Он до слез был смешон в комедиях, он до слез задевал душу в ролях драматических, он умел то, чего многие в театре не умеют: быть совершенно незаметным, но при этом абсолютно незаменимым.
Режиссер Валерий Белякович старается держать огромный репертуар своего театра, снимая спектакли, как он сам считает, лишь в случае крайней необходимости: его артисты успевают не просто вжиться в образы, но и повзрослеть, возмужать с ними, переосмыслив какие-то очень существенные оттенки характеров.
Сергей обладал очень сильной органикой, мужским обаянием, и все роли, где это требовалось, у него получались очень хорошо. Он был ни на кого не похожий актер, по-своему уникальный. Талант Сергея проявлялся до последних дней его жизни, хотя здоровье у него уже было не то.
Он был горазд на всякие придумки. Вот маленький пример. В спектакле 'Ромео и Джульетта' он предложил, чтобы в эпизоде боя на шпагах была полная темнота. А актеры бились там металлическими трубками. Он придумал, что во время боя должны искры вспыхивать. А как их сделать? Взяли зажигалки без газа, которые только искрят, и в темноте это дало великолепный эффект. Зрители были ошарашены.
В 1994 году Сергею Романовичу Беляковичу было присвоено звание Заслуженного артиста РФ.
Замечательный актер ушел из жизни 31 мая 2009 года на 56-ом году жизни.
У Сергея Беляковича вырос сын Михаил, и сегодня он не только играет, но и сам ставит спектакли. Так что можно считать, начало династии Беляковичей положено.
Театральные работы
Требуется старый клоун - Пеппино
Вальпургиева ночь - Боря-Мордоворот
Братья - ХХ
На дне - Лука
Сибирский шеф-повар в законе 'Рысь на вертеле', повар Эскалоп Воронежский и Ямщик - 'Щи' и др.
Фильмография
2001 Игры в подкидного (в эпизоде)
2004 Столичный сувенир (анимационный), озвучание: бандит ? 1
2007 Закон и порядок: Преступный умысел 1,2
2008 Жизнь взаймы
2009 Крах фаворита
http://persona.rin.ru/view/f/0/37774/beljakovich-sergej
Еще о Сергее Романовиче Беляковиче
Сергей Белякович - брат режиссера и художественного руководителя театра Валерия Беляковича, - из первого поколения актеров-основателей театра. В его лице мы видим яркий пример первородного актерского таланта, стихийного, натурального, мощного. Недюжинная физическая сила оттеняется у него какой-то балетной грацией, изящество и музыкальность кажутся у этого огромного мужчины нереальными. Именно таков его Яичница в "Женитьбе", пожилой закомплексованный чиновник, раскрывающийся только в неистовом танце. Обаяние Сергея Беляковича позволяет ему придавать объем и неоднозначность любой роли, будь то шукшинский тип хитрого и невежественного демагога в рассказе "Срезал!", или чеховский барин-самодур из новеллы "На чужбине", невыносимый алкоголик из "Старого дома" или сантехник, искренне тянущийся к светлой жизни из лучшего спектакля Сергея Беляковича "Самозванец".
Глубокий низкий голос, мужская стать и значительность - таким он играет помещика Муромского в "Трилогии" Сухово-Кобылина, уничтоженного коррумпированными чиновниками, пронзительно и искренне. Из той же внешности путем неуловимого актерского перевоплощения вырастает агрессивная, опасная сила упертого Жана, героя Беляковича в "Носорогах" Ионеско, или напрочь лишенного чего бы то ни было человеческого - гориллоподобного медбрата Бореньки из "Вальпургиевой ночи". А еще пол-оборота - и получился изящный, вкрадчивый, вальяжный Азазелло из "Мастера и Маргариты".
Один из самых сильных дуэтов этого театра сложился у братьев-Беляковичей в "Братьях" Мрожека - истории двух заброшенных на чужбину эмигрантов, потерянных в чужом мире, одиноких и враждующих, и в то же время - не представляющих себе жизни друг без друга. Материализующаяся кровная связь героев и исполнителей этой драмы производит впечатление неизгладимое.
Сергей Белякович - знаковая фигура в контексте Юго-Западного пейзажа. Он, как маска комедии дель арте в итальянском театре, незаменим. Бывает, ему просто достаточно выйти на сцену, чтобы спектакль приобрел плоть, вес и объем. Личность актера - субстанция иррациональная, но если она есть - это залог успеха. Особенно, когда актер универсален, как Белякович, который может купаться в комедии, быть убедительным в драме и поразительным - в абсурдистской драматургии.
Наталия Колесова
07.07.1953 - 31.05.2009
Умер Сергей Белякович. Сергей Романович, Серёжа, Серый… Неизменный «столп» театра, один из трех (вместе с Виктором Авиловым и старшим братом Валерием) отцов-основателей Юго-Запада. Человек-глыба, человек-легенда… Просто человек. Статный, крупный, красивый. Как о нем написать? Я не могу, но понимаю, что надо, необходимо высказать, донести, необходимо сохранить в памяти то, каким был этот Актер.
Бывший завлит театра на Юго-Западе Наталья Кайдалова когда-то писала, что Виктор Авилов представлял своею игрой и внешностью буйное, магическое, дионисийское начало Юго-Запада, а Сергей Белякович — напротив, являл начало более упорядоченное, земное, аполлоническое. Это и так и не так.
Сергей Белякович был… разным. Очень разным. Когда он играл Городничего в «Ревизоре», сразу верилось: да, это действительно, как и писал Гоголь в «Замечаниях для господ актеров», «очень неглупый по-своему человек». Сергей был в этой роли значителен, трогателен, временами по-настоящему смешон и… страшен. Поистине страшен в финале, когда он, возвышаясь над всеми персонажами, подобно какой-то башне в мундире и ботфортах, с искаженным яростью лицом грозил всем «щелкоперам», «бумагомаракам» — и нам, зрителям. А каким он был Жаном в «Носорогах»! Как он не хотел и боялся превращаться, но потом — мучительно, постепенно и неотвратимо — осознавал, что оносороживание — это единственный выход, это прекрасно — и мы видели воочию, как раздувалась шея, стекленели большие выразительные глаза, слышали, как грубел голос, да кажется, и сами черты лица актера искажались, «превращались» — и это было так страшно и так по-человечески понятно, что…
Сергей, кажется, всегда верил в то, что он играл. Помню, в одном из разговоров он мне признался, что когда ставили — еще в Востряково — «Женитьбу», он на премьере так испугался, что, когда началось представление, вначале ничего не осознавал, не помнил и не понимал — что он делает и что творится вокруг, а потом… «Понимаешь, я как туда провалился совсем. Ничего ни вижу, ни сцены, ни зала… Только гляжу — вокруг люстры какие-то, зала огромная, какие-то танцы, чуть ли не бал, люди какие-то ходят вокруг незнакомые, в таких костюмах старинных… И понимаешь, это всё — тогда происходит, ну, словно я в ту эпоху, в то время перенёсся, в девятнадцатый век, и вот это всё, что мы делаем — оно не на сцене, а взаправду». Вот это «взаправду» и было стержнем его игры, его актерской позиции. Не представлять, а быть, поистине влезать в шкуру своего персонажа, будь то простодушный хитрец Бодрикур или обаятельный и циничный Буби Бартон, зловещий Д’Орсиньи по прозвищу «Помолись» или Боренька-Мордоворот, квинт-эссенция «совка», персонаж настолько чудовищный, что даже уже и милый… А еще — очаровательно-недотёпистый Яичница — и граф Юзекевич — капризный, обиженный ребенок, который вот сейчас возьмёт да и сломает все свои игрушки, то есть всех обитателей деревни Куличовка сотрет в порошок… А еще — влюбленный в мечту Кузнец Основа — и лукавый Лука, и трагический лузер Гриша Гусев, и удалой Ямщик из «Щей», а еще — фантастическая, бурлескная водевильная «матушка» Аграфена Кубыркина, а еще — мрачнейший и комичнейший Азазелло, а ещё Третья Голова Дракона — о, как Сережа, со свойственной ему обстоятельностью и тщательностью, вскинув к глазам запястье, долго вглядывался в несуществующие наручные часы, прежде чем уронить слегка озадаченному Ланцелоту-Авилову: «Когда я начну… (пауза, пауза, пауза, — внимательнейшее разглядывание незримого циферблата) — я не скажу. Настоящая война начинается ВДРУГ!» — а ещё, и ещё, и ещё… Все роли Сергея здесь и сейчас не перечислить. Остановлюсь лишь на тех, где, кажется, с особой силой проявился его темперамент, его дар, его личность.
Это прежде всего колоритнейший «интеллектуал-самородок» Глеб Капустин из рассказа «Срезал» (шукшинский спектакль «Штрихи к портрету»), это страдающий пролетарий ХХ из «Братьев», мучительно, по складам, осознающий пропись «мы — не рабы» и, конечно же, это ярославский помещик Петр Константинович Муромский в «Трилогии» Сухово-Кобылина. В каждой из этих ролей — русские ширь и размах, фатально, трагически не находящие применения и нравственно пробавляющиеся кое-как, чем придется, по мелочи — в ожидании чего-то настоящего, если угодно — Великого. Сергей гениально играл — трагедию нереализованности, трагедию невозможности вырваться из колеи обыденности и найти Путь и Истину.
Была, была в даровании замечательного Актера эта неуправляемая стихия и еще была — обреченность. Он глубоко чувствовал, переживал, пропускал через себя то, что потом со всей яростью пытался донести до зала. И когда во второй части «Трилогии», в спектакле «Дело», С.Белякович — Муромский произносил: «Было на нашу землю три нашествия: набегали татары, находил француз, теперь вот чиновники обложили… А земля-то наша что — и смотреть жалостно: проболела до костей, прогнила насквозь, продана в судах, пропита в кабаках… И лежит она на большой степи, неумытая, рогожею укрытая, с перепою слабая…» — звучало в этих простых словах такое спокойствие обреченности, такая глубокая, вековечная грусть, что казалось — сама душа русская здесь, перед нами. Душа, всё осознающая и гибнущая без жалоб и с достоинством. Вот так играл, так жил на сцене Сергей Белякович. Наверное, ему бы удалась роль Степана Разина…
Вместе с тем он был чудесным комедийным актером. Как и Авилову, ему были подвластны все жанры. И временами переходы от одного жанра к другому были столь незаметны и столь точны, что зрители не знали, хохотать им, «хвататься за животики» или рыдать, бия себя в грудь. Так было и в спектакле «Сон в летнюю ночь», когда простодушный кузнец Основа, превращенный чарами эльфов в презабавнейшего осла, внезапно прозревал — какое же это счастье — когда тебя любят, прозревал впервые в жизни, впервые в жизни понимал, что существует помимо грубой повседневности какой-то иной, нестерпимо прекрасный мир… Его последней большой, «бенефисной», ролью стал Пеппино в спектакле «Требуется старый клоун». Всё в ней было — и гротеск, и фарс, и психологизм, и трагедия, и мягкая ирония. Его Пеппино — стареющий клоун, мечтающий стать трагиком, — и умирающий, не в силах перебороть беспощадное время, не в силах вынести несовершенство этого мира, умирающий под раскаты хохота товарищей по сцене, только что обиженных и пристыженных масштабом его, Пеппино, дарования и принимающих его смерть за очередной виртуозный кунштюк, — такую роль невозможно сыграть «просто так», «с листа». Это — роль-исповедь, роль-биография.
…А сколько еще ролей остались не сыграны им. Он умер на пятьдесят шестом году жизни. Прости нас, Сережа. Не уберегли.
Татьяна Виноградова
Сергей Белякович... Кто он? В чем его особенность? Почему это имя занимает в моем сердце особое место?
Отец-основатель? – да, да, да. Но ведь еще с десяток мужских и женских лиц достойны такого имени, и СРБ среди них поначалу не выделялся – равный среди равных. Один из тех, что определили лицо театра? – конечно! Но и таких опять же не меньше десятка – тех, без кого Юго-Запад был бы другим.
Был бы другим... А без кого Юго-Запада не было бы вовсе? – вот вопрос! Попробуем вспомнить? Очевидно, первое имя – ВРБ. А актеры? Мне настойчиво кажется, что талант ВРБ выковал бы выдающиеся спектакли из любого материала, даже если бы ему пришлось начинать без Авилова. Но театр – великий театр – это не только спектакли. Это еще и зрители, и звездное место на театральном небосклоне, и место в общественной жизни. Чтобы родился спектакль – нужно всего лишь раз сыграть его удачно. А чтоб родился театр, одних спектаклей недостаточно, нужен зритель. А чтоб стать великим театром, мало завоевать известность у широкого круга зрителей, надо еще и изменить своих зрителей!
Вспоминаю, все-таки он – один из трех... Это был сезон 83/84, шестой сезон. Предыдущий сезон ознаменован важнейшими достижениями: известность театра круто пошла вверх, к ограниченному кругу прежних распространителей добавилась «театральная мафия», где Юго-Запад встал в ряд с лучшими театрами столицы, в результате очень широкий и разношерстный круг театралов получил доступ к ЮЗу. – Это сразу изменило качество зала. А с весны 83-го спектакли стали играть «дуплетом» – дважды в вечер, поэтому круг зрителей стал удваиваться. Это количественный скачок. Культурный андеграунд традиционно позиционировал себя партизанским отрядом в тылу врага, так что пьеса запрещенного автора естественно ожила на этой сцене, и постановка Носорогов в декабре 82-го стала событием московской театральной жизни – наконец-то пришла известность…
Но тут наступила андроповщина, Носороги ушли в подполье, и тут же забрали в армию незаменимого актера Гришечкина. И в сентябре 83-го из 13 спектаклей прежнего репертуара игралось лишь четыре: Мольер, Владимир, Эскориал, Пугачева. Итак, театр был отброшен на 4 года назад, в начало пути. И в этот момент Юго-Запад вполне мог прекратить свое существование. Но он выжил, и вернулся он на прежние позиции уже к концу сезона, пройдя за год путь прежних 4 лет. И основная нагрузка того героического сезона легла на плечи четверых: ВРБ, Авилов, СРБ, Ванин. Выпустили три премьеры (Штрихи, Ревизор, Цилиндры) и восстановили три спектакля (вводы вместо Гришечкина), поэтому репетиции заняли в сумме почти полсезона. Тем не менее, за сезон сыграли около 200 спектаклей.
В апреле 84-го в репертуаре театра уже 12 спектаклей. Из них Авилов занят в 11 спектаклях, СРБ – в 10 спектаклях, Ванин – в 9 спектаклях. Спектакли играются дважды в вечер: в 18 ч, и повтор в 21 ч, – такого не было больше нигде!
Перегрузка: «из них ослабнет кто-то – и небо упадёт!». Атланты!
Вот какой он в моей памяти: атлант, взявший рекордный вес и удержавший небо над нами. Он – тот, без кого нашего театра не было бы вовсе.
Андрей Ильин, лето 2009
http://teatr-uz.ru/belyakovich-sergej-romanovich
http://ugozapad.msk.ru/press/s-belyakovich.html
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
International Theatre Institute
Russian Centre
Япония - любовь моя
Валерий Белякович: «Мы репетировали сцену отплытия Гамлета в Англию, когда началось землетрясение. Это было в 14.40. по токийскому времени»...
...Вот уже 25 лет Валерий Белякович – почетный гость на японских островах, где с успехом идут его постановки. Среди них – «Мольер», «На дне», «Гамлет», «Ромео и Джульетта», где Монтекки и Капулетти разговаривали на разных языках, а русские и японские актеры обживали общие мизансцены. На 11 марта в Токио у него была запланирована премьера его новой постановки «Гамлета», и она состоялась, несмотря на сильнейшее землетрясение.
Японию я выучил отлично, в метро ориентируюсь лучше многих японцев, могу водить экскурсии. В гостинице у меня уже свой номер – трехместный, поскольку иначе я не помещаюсь. Они во всем меньше, для меня там вещи можно купить только в специальном магазине XXXXXL, ощущаешь себя там таким «царем-батюшкой».
Наш роман с Японией начался с «Гамлета» с Виктором Авиловым в заглавной роли. Мы проехали с этой постановкой «Театра на Юго-Западе» по всей стране. Японцы до сих пор считают этот спектакль каким-то недосягаемым чудом.
С тех пор мы сотрудничаем с токийским театром «Тоуэн», который всегда был ориентирован на Россию. До меня в «Тоуэне» работал Анатолий Эфрос, ставил «Месяц в деревне», а его главный артист Икедо-сан впоследствии сыграл у меня Мольера и Сатина. Анатолия Васильевича там по-прежнему помнят и любят, гостям показывают кафе напротив, где он бывал.
В «Тоуэне» нет главного режиссера, поэтому я чувствую себя свободно, могу шуметь и ругаться, сколько нужно. Мой куратор Сато-сан прекрасно чувствует мой стиль. Хоть я и давно сотрудничаю с театром, каждый раз состав труппы обновляется наполовину. Об этих трудностях бесконечного двойного перевода я написал рассказ – прямо как в фильме «Трудности перевода».
За последние 25 лет я поставил там двуязычных «Ромео и Джульетту», «На дне» и много других спектаклей. Гамлета в моей последней премьере сыграл тот же артист, который исполнял роль Васьки-Пепла в «На дне». Клавдия играл я сам (японцы попросили: «Беля-сан такой артист! Он так показывает, пусть же он что-нибудь сыграет!»), хоть и нелегко играть эту роль в 60 лет – в моем возрасте уже так к власти не стремятся. И еще одна семья у нас получилась смешанная – русские Офелия и Лаэрт у японского папы Полония.
Совместимость представителей японского и европейского театра возможна среди наиболее одаренных людей. Японские артисты мгновенно переключаются с одной эмоции на другую. Если надо заплакать, заплачут вмиг, точно лампочки включаются. Мы же будем долго раскочегариваться, а у них нервы – рядом.
Японские артисты очень дисциплинированы. Текст учат сразу целиком. На репетицию приходят за час – разминаются, делают дыхательную гимнастику, разогреваются, голос разрабатывают. К профессии относятся очень серьезно, несмотря на весьма скромные заработки. У всех на руках полный текст пьесы, а не только свои сцены. Каждый записывает замечания по ходу репетиций. У нас во МХАТе никого не соберешь – сразу после своей сцены все разбегаются по курилкам и буфетам. А здесь все сидят на полу и непрерывно пишут. У каждого – карандаш и ластик (я же постоянно все меняю, а они терпеливо стирают и переписывают). Работают, как часы, без перебоев. Но, сохраняя рисунок, они живут внутри его, импровизируют, откликаются на твои импровизации. И вдохновение их посещает не реже, чем артистов русской психологической школы.
Конечно, там надо ставить то, что широко известно. Европейская пьеса номер один в Японии – «На дне», ее проблематика японцам очень близка. Монолог Сатина для них звучит, как монолог Гамлета. А в каждом городе есть бар с русским названием «На дне». Им вообще бесконечно интересны русские. Стоит запеть «Катюшу» или «Огонек» («На позицию девушка…») - тут же подхватывают со своими словами.
На второе место по востребованности я бы поставил «Бунт женщин» («Лисистрата»), затем «Ромео и Джульетту» и «Гамлета».
Премьера нашего нового «Гамлета» была назначена как раз на 11 марта. В 14.40 мы репетировали сцену отплытия Гамлета в Англию: я требовал от матросов, чтобы они раскачивались сами и раскачивали колонны, символизирующие паруса. Я нервничал – мол, сколько же можно это объяснять! – и кричал: «Давайте! Сильнее, вот хорошо, музыку громче!» И вдруг увидел, как софиты бьются друг об друга. «Вы что, куда, не так сильно!» - заорал я. Они попадали, а в следующее мгновение упал и я головой об кресло, потому что земля буквально ушла из-под ног. Это был незабываемый миг – перед глазами ходуном ходили ложи бельэтажа, люстра раскачивалась, катались стулья и отовсюду шел гул. Выбежали в фойе и в панорамное окно увидели на насыпи остановившийся скоростной поезд, который словно приплясывал, отрывая колеса от рельсов. А позади – небоскребы, покачивающиеся, как гигантские деревья. «Не бежать на улицу!» - кричал Сато-сан диким голосом (оказывается, землетрясение меняет тембр). У японцев есть инструкции – во время землетрясения оставаться в зданиях, поскольку на улице опаснее. Дома в Токио выдержали этот удар.
Наш художник Саша Пушкин в это время находился в центре. Там стоял чудовищный скрип, железный скрежет, уши не выдерживали. Продолжалось это минут пять, показавшихся вечностью. Наши вцепились друг в друга, все белые, кто «Отче наш» читает, кто рюкзак с документами и деньгами сжимает. Всех «ушатало», на полусогнутых вернулись в зал. А через час – второй толчок. Потом продолжали репетировать. Матросы побежали, столкнулись, один без сознания, у другого – кровь из носа. В таком состоянии мы вышли на премьеру.
Но премьеру никто не отменял. Метро остановилось, публики было очень мало. В зале кроме наших гостей присутствовали Комаки Курихара (она – владелица собственной театральной кампании) и один известнейший человек, которого все зовут «театральным императором», он возглавляет один из самых крупных театральных центров в городе Фокуоко, столице острова Кюсю. От таких императоров зависит судьба театров и спектаклей. Он закупает постановки и возит их потом по всем островам Японии в многомесячное турне (такова принятая там уникальная система театрального дела). Наши премьерные показы восьми спектаклей – по существу, ярмарка. Приезжают продюсеры и, если нравится, покупают спектакль и вставляют его в репертуарный план каждого острова. Нашего «Гамлета» купили Кюсю и Хонсю. Фактически, мы играли премьеру для двоих зрителей, зато самых главных.
На третий день зал уже был полон, а 14 марта мы играли во время нового землетрясения. На всю жизнь запомню сцену с Лаэртом. После реплики «Поверьте в живость моего участия и дайте оправдаться» последовал удар балла в четыре. Я видел, как шевелились ряды зрителей, но продолжал произносить текст. Никто не прервал спектакля. Зрителей потряхивало - они смотрели, нас трясло - мы играли. Еще один сильный удар мы пережили за ужином в ресторане, когда из рук вылетали бокалы, а третий пришелся на ночь сборов перед отлетом: я только собрал вещи, прилег за час – и снова затрясло! Но я подумал: «Как в поезде на перегоне», - и продолжал спать. Ко всему привыкаешь. Уезжали мы без паники, в большом самолете места хватило всем.
Мы покидали наших друзей в тревоге – ведь на этих островах некуда деться. Негде укрыться от радиации… Я со слезами вижу по телевизору, как император приезжает к народу и становится на колени (ведь их предупреждали об опасности, связанной со старой атомной станцией).
Это очень по-человечески.
Но я уверен, что они справятся. А в январе 2012 мы начинаем следующий проект.
Валерий Белякович
Записала Наталия Колесова
http://rusiti.ru/magazine/detail/stati/japan/
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Валерий Белякович: Дарите друг другу восхищение!
18.02.2016
Моя первая встреча с творчеством народного артиста России Валерия Беляковича произошла на премьере спектакля «Куклы» в его театре «На Юго-западе». Режиссер так изменил пьесу Хасинто Грау «Сеньор Пигмалион», добавив туда новых героев и сюжетные ходы, что задел за живое всех, кто пришел в зрительный зал. И это был воистину театральный манифест, который пылал в сердцах публики и героев спектакля. Позднее я видела и другие его яркие работы в собственном коллективе и в театре Станиславского, куда Белякович был приглашен несколько лет назад. А затем случился его почти трагический оттуда исход, который не сломил в этом уникальном человеке ни силу духа, ни страстное желание творить.
— Валерий Романович, скажите, для чего вам нужно было пройти через испытание театром Станиславского?
— Есть один из грехов — гордыня. Как мне моя мать говорила: «Валерка, бодливой корове Бог рога не дал!» А у меня все время тоска была по большой сцене. Хотя в театре Станиславского и сцена не большая и зал неуютный. А еще все там протухло и пропахло рестораном и всяким дерьмом. Ну, и Бог с ним, с этим театром. Мы приезжаем в Японию или в Америку и играем там в тысячных залах. Да и можно ли осуждать человека за то, что он хочет выйти на большие просторы? И меня оттуда Господь просто убрал. Сказал: «Попробовал, посмотрел, еще хочешь?» Сейчас я уже никуда не пойду. Да мне никто здесь и не предложит. Зато позвали в Японию возглавить театр: я там 25 лет работаю, заслужил. И там все по любви. Главное, что я вышел из этой игры, не потеряв ум, способности, своего прежнего убойного репетиционного момента. Все меня слушают, во всех театрах.
— То, что случилось в театре Станиславского, стало для вас шагом вниз, вверх, или это был прыжок в сторону?
— Конечно, вверх. Это была победа над самим собой и над ситуацией.
— Вы считаете, есть высшая справедливость?
— Есть, конечно. А как без этого жить? Я же, когда был в коме, летал «туда» и видел всех своих мертвецов. Они смотрели на меня, и в их взглядах я ловил: «Не отчаивайся: все будет справедливо, как надо». Так Воланд говорит: «Все будет правильно, на этом построен мир». Я выбрал этот текст из какой-то версии у Булгакова. И когда я там был со своими, понял, что справедливость есть, и еще стоит жить.
— Что нужно сделать, по-вашему, чтобы люди опомнились и усовестились?
— Недавно одна тетка выступала по радио: «Надо сначала в самих себе покопаться и перестать бросать окурки из машины!» А моя бабушка, когда шла по улице и видела кусок хлеба, поднимала его, отряхивала и на загородку ставила. Пусть птичка склюет, хлеб не должен валяться. Каждой вещи свое место. И еще эта тетка сказала страшную вещь: «Смотрите, как мы часто плюем на землю!» И я подумал, действительно, на мать-землю плюем, нет этой святости. Наверное, в Швейцарии по-другому живут. У них иная культура, не было войн и всех этих ужасов. А мы же все время идем через кровь, лишения, депортации народов, ГУЛАГ. Но я, например, без опыта театра Станиславского и комы, как понял бы что-то в жизни? Если бы не был в армии, не прыгал там с парашюта, тоже чего-то не знал бы. Если бы у меня не родился сын, я бы не знал, как рождаются дети. Это все опыт. Страшный иногда. Он и делает нас мудрее, благодаря ему мы начинаем ценить все лучшее, что в нас есть и еще может быть. Сегодня подъехал к дому, вижу, какие красивые загородки вдоль дома сделали, камни уложили. А дворник еще поставил гномиков каких-то. Вот эти чудики шукшинские и украшают жизнь!
— Вам не хотелось вернуться после театра Станиславского в свой театр в качестве худрука?
— Нет. Я поставил сюда любимого ученика, который два года работал, пахал, вез репертуар, и тут вдруг я, измордованный, приду и заявлю: «Освободи место, я тут нагулялся?» Это для меня немыслимо.
— Почему все-таки Олег Леушин? Ведь он не из основателей театра? Что вы увидели в его натуре?
— Он больше 20 лет в театре, я с ним много работал. Это человек высочайшей театральной культуры, совестливый, бесконечно талантливый. Он все Авиловские роли взял на себя. Для меня это идеал театрального деятеля — и актерский, и человеческий. Я не могу найти у него ни одного недостатка.
— Театр, по-вашему, крепостное право, а режиссер — деспот?
— Нет, театр — это добровольная диктатура.
— А Леушин не слишком мягкий человек для диктатуры?
— Он мягко стелет, но…
— Жестко спать?
— Нормально. У него жена — актриса и завтруппой. Они в тандеме работают. Но самое главное, что у них есть, и чего ни при каких обстоятельствах не приобретешь -это дикая любовь к театру. К этому месту. К этим артистам. К этому репертуару. И ко мне. Остальное все прикладывается.
— В каком, по-вашему, положении находится сегодня русский театр?
— В плачевном. Театр нуждается в обязательной дотации и повышении зарплаты, особенно в так называемых периферийных театрах. Необходимо вернуть уважение к профессии артиста, который не должен чувствовать себя нищим и обделенным. А умные губернаторы про это забывают.
— А как вы сами относитесь к актерам?
— Как отец. Актеры — это мои дети, они волнуются, их нужно успокоить. Они должны быть уверены, что я поддержу, дам роли, попрошу для них денег в дирекции.
— Что входит в ваше понятие — красивый человек?
— Есть у меня один знакомый, необыкновенно красивый человек — Александр Борисович Махов. Он окончил институт иностранных языков, разбирается в творчестве Микеланджело, написал про него монографию, перевел его сонеты. У него вышли в ЖЗЛ книги про Рафаэля и Караваджо. Он был моим зрителем, любит Доронину, смотрел все, что я у нее ставил, восхищен мной и моим театром. Как-то мы с ним встретились на Пушкинской. Не виделись лет 15-20. У него такое же интеллигентное лицо, хотя кожа и волосы уже не те. Он еле дошел, видно, что от болезни страдает, но пиджак между тем красивый такой льняной, и штаны, и галстук тоже. И он мне говорит: «Представляешь, Валер, мы с женой уже старые люди, и вдруг она повернулась, и свет так упал, и она по-прежнему красива!» Вот он для меня пример — в красоте души, мыслях, своих делах и своей любви!
— Как вы относитесь к тому, что актеры и особенно актрисы все делают для того, чтобы удержать молодость? У нас что, нет возрастных ролей?
— Это борьба, в которой нет победителей. Когда я был приглашен в Лос-Анжелес, в Голливуд ставить гениальную пьесу «На дне», которую всегда мечтал поставить, потому что везде есть эта проблема — отверженные, бомжи, ко мне приходили показываться актеры. На снимке я видел молодую красивую женщину, а при личной встрече никак не мог ее узнать. Все перетянутые, натянутые. Было очень трудно найти натуральную женщину на роль Василисы, в этом смысле Америка переплюнула всех. У нас тоже это делают, не желая стареть, но меняются при этом до неузнаваемости. И они сами себе мешают, вытравляя из себя естество. Артисту ничего не должно мешать, он не должен думать об аппарате, а только о существе. А все переделанные думают о том, хорошо ли они смотрятся. «А в профиль я лучше? А как мне смеяться?» А тут я увидел творческий вечер Ады Роговцевой. У нее горе: умерли муж, сын. Но она ничего с собой не делала и была прекрасна в своем возрасте! И она может играть все!
— Что вам сегодня интересно ставить?
— Сейчас обвал безумно интересных пьес. Если я беру Карину Дымонт, мою звезду любимую, то и для нее полно пьес, начиная с «Эдит Пиаф» и «Люсиль». Сразу все и не вспомнишь. У Леушина много пьес. Их можно просто выставить в ряд.
— А что вас в жизни волнует, про что вы хотите поставить?
— А я все и всегда соотношу с сегодняшним днем. И даже Есенинского «Пугачева» — мой моноспектакль.
— Есть ли разница между тем, что вас волновало в юности и тем, что волнует сейчас?
— Нет! Все одно и то же. Как я захотел поставить «Над пропастью во ржи», когда мне было 16 лет, так и сейчас бы поставил эту вещь.
— И почему же не ставите?
— Да миллион всяких НО. Еще Козьма Прутков сказал:
«Нельзя объять необъятное».
Об этом есть у моего земляка Есенина:
Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада…
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.
— Есть выражение: «В гневе он страшен». А вы в гневе какой?
— Бывает, на репетиции кричу, матерюсь. Причем, сам боюсь взорваться, чтоб сердце не лопнуло. Несколько раз, когда доказывал что-то, был страшно возмущен тем, что дал сам себя пробить. А этого нельзя делать, нельзя! Как-то я поругался с Фатимой, которая долгое время сотрудничала с нашим театром и много для нас сделала. Кстати, именно она достала деньги на мою книгу «Вперед к Станиславскому», а потом вдруг сказала: «Мне эта книга не нравится» и бросила ее мне на стол. И я год с ней не разговаривал, хотя знал, что ей тяжело. Да мне и самому было все это время тяжко от нашей ссоры. И вот в ее день рождения подруга Фатимы меня попросила: «Валерий Романович, позвони ей».
Я позвонил: «Ну, что ты, как там, чего?» Мы с ней поговорили, она смеется, и я чувствую, что у нее, как и у меня, такой булыжник свалился с души. И так хорошо стало!
— Со временем вы научились больше прощать или наоборот стали непримиримым?
— Стал больше прощать. Надо чаще дарить друг другу восхищение. Сплошное восхищение!
— Вы страстный человек?
— Конечно. Основное — сына родить, дерево посадить, дом построить — я делаю со страстью. У меня не бывает так просто. Вот квартиру ремонтировал со страстью. И рубашку, которая на мне сейчас, тоже. Ее сделала мне наша художница, но так, как я это вижу: здесь надо прострочить, тут удлинить рукава, чтоб не были видны старческие локти. Кому они нужны? Их нужно закрыть лентой, и она еще пойдет на позументы в поясе. И это тоже страсть. Я же в театре все время занимаюсь костюмами. Знаете, у меня студентка в ГИТИСе была Хабибуллина с курса, где учились Дима Певцов и Володя Виноградов. Мы с ними поехали как-то на выступление, а там давали еду, и она кричала от радости: «Боже мой! Рыба! Как я люблю рыбу!» Я это на всю жизнь запомнил, и когда с ней встречаюсь, говорю: «Рыба! Как я люблю рыбу!»
— Вы побывали в большом количестве стран — Япония, Америка, Югославия, Финляндия, Польша, Словакия, Франция, Германия, Англия… Что вам там нравится?
— Как все устроено. Нравится Америка- энергичная страна шалтай-болтай, со своими ошибками и веселым народом. Люблю Японию с ее миролюбием и порядками. Раньше я в Америке в Иллинойском университете в Чикаго преподавал и ставил спектакли в университетском театре Иллинойса и в театре Атриум. И у нас было несколько больших поездок театра «На Юго-западе», раз пять мы туда ездили со спектаклями. В общей сложности я там был раз тридцать пять.
— Вам предлагали там остаться?
— Да. Но я не представляю, как там жить: сдохну от скуки. Могу месяц ставить спектакль, а потом начинаю дуреть.
Наталья САВВАТЕЕВА
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Комсомольская правда.
Пенза
Режиссер Валерий Белякович: «Я чувствую себя Алисой в стране чудес!»
Народный артист России рассказал о подготовке к открытию нового театра
В пятницу, 5 марта состоится долгожданное открытие нового драматического театра. Первым спектаклем, представленным широкой публике станет «Ревизор», который поставит давний друг нашего театра – режиссер Валерий Белякович. Сегодня в уже новом здании театра начались репетиции классического произведения. До начала репетиции мы поговорили с Валерием Романовичем о том, как ему работается во вновь отстроенном театре.
«АКТЕРАМ ПОКА СТРАШНО»
- Как вам наш новый театр?
- Когда вышел на сцену, то чуть не заплакал, еле сдержал слезы. Мечта каждого режиссера иметь такое шикарное и фантастическое здание. Как говорится, чудеса в нашей жизни все-таки случаются. А я себя в этой сказке чувствую Алисой в стране чудес! Это одно из лучших зданий не только в России, но и всей Европе.
- Почему именно «Ревизор»?
- Я знаю ваших актеров и понимаю, что два года «изгнания» были очень тяжелыми. Я подумал, что «Ревизор» - не самая плохая вещь для открытия театра. Это классика, лучшая комедия! Действие происходит на Пензенской земле. Когда-то его ставил Мейерхольд. В общем, мы решили остановиться именно на этой постановке.
- А вам часто приходится сталкиваться с чиновниками?
- Я прекратил с ними встречи, для этого есть директор. Мне уже хочется покоя, зачем я буду копья ломать? Хотя такие случаи были. Когда-то, еще до перестройки ставил в Москве спектакль «Носорогие». Вышел разгромный приказ Министерства культуры – «наказать». Театр на Юго-Западе просто закрыли. Три месяца я таскался по кабинетам. Это увенчалось успехом и театр открыли.
«СТУЛЬЯМИ КИДАЛСЯ ТОЛЬКО ОДИН РАЗ»
- Как у вас проходят репетиции, ведь до премьеры осталось всего ничего?
- Видимо в России есть только один режиссер, который может поставить спектакль за 20 дней (смеется)! Но стульями я уже кидался, правда, всего один раз. С годами я стал добрее и мудрее, как говорится, за Сурой за речкой солнышко садится. Я очень люблю артистов – это святые люди.
- Нет желания переманить кого-нибудь из актеров себе в Москву, например Сергея Казакова?
- Он здесь корни пустил, куда его переманивать (смеется)? Кстати, в «Ревизоре» у него роль Городничего. Обычно это – здоровый и жирный мужик, а у нас он будет современным Городничим!
- Вы по прежнему, занимаетесь живописью?
- 16 марта в центральном Доме актера на Арбате у меня будет большая выставка. Так сказать, отчет о проделанной работе за 60 лет (тяжко вздыхает).
«САМОХИНА ИГРАЛА В МОЕМ СПЕКТАКЛЕ МАРГАРИТУ»
- Почему последнее время спектакли принято ставить без масштабных декораций?
- Эта тенденция связана с развитием антрепризы, где две звезды, а вокруг один «винегрет». Зачем возить крупные декорации? Это очень накладно, чем меньше, тем лучше. Когда мы повезли спектакль «Мастер и Маргарита» в Америку, то нам сказали, что на сцене должно быть больше 30 человек. Люди там устали от антреприз. Пока в «Ревизоре» у нас тоже минимум декораций. Этот театр требует больших вложений. Постановка каждого спектакля стоит дорого. Большой театр – большие проблемы.
- Кстати, о «Мастере…», у вас же в этом спектакле играла Анна Самохина?
- Да, был такой момент в нашей истории, она играла в спектакле Маргариту, Мастером был Виктор Авилов. Сейчас их обоих уже нет на этом свете, вот как скоротечна жизнь. Человек смертен, причем смертен внезапно, к сожалению…
18 февраля 2010 г
Сергей ЧЕРНЫЙ
http://www.penza.kp.ru/daily/24444.4/609486/
Пенза
Режиссер Валерий Белякович: «Я чувствую себя Алисой в стране чудес!»
Народный артист России рассказал о подготовке к открытию нового театра
В пятницу, 5 марта состоится долгожданное открытие нового драматического театра. Первым спектаклем, представленным широкой публике станет «Ревизор», который поставит давний друг нашего театра – режиссер Валерий Белякович. Сегодня в уже новом здании театра начались репетиции классического произведения. До начала репетиции мы поговорили с Валерием Романовичем о том, как ему работается во вновь отстроенном театре.
«АКТЕРАМ ПОКА СТРАШНО»
- Как вам наш новый театр?
- Когда вышел на сцену, то чуть не заплакал, еле сдержал слезы. Мечта каждого режиссера иметь такое шикарное и фантастическое здание. Как говорится, чудеса в нашей жизни все-таки случаются. А я себя в этой сказке чувствую Алисой в стране чудес! Это одно из лучших зданий не только в России, но и всей Европе.
- Почему именно «Ревизор»?
- Я знаю ваших актеров и понимаю, что два года «изгнания» были очень тяжелыми. Я подумал, что «Ревизор» - не самая плохая вещь для открытия театра. Это классика, лучшая комедия! Действие происходит на Пензенской земле. Когда-то его ставил Мейерхольд. В общем, мы решили остановиться именно на этой постановке.
- А вам часто приходится сталкиваться с чиновниками?
- Я прекратил с ними встречи, для этого есть директор. Мне уже хочется покоя, зачем я буду копья ломать? Хотя такие случаи были. Когда-то, еще до перестройки ставил в Москве спектакль «Носорогие». Вышел разгромный приказ Министерства культуры – «наказать». Театр на Юго-Западе просто закрыли. Три месяца я таскался по кабинетам. Это увенчалось успехом и театр открыли.
«СТУЛЬЯМИ КИДАЛСЯ ТОЛЬКО ОДИН РАЗ»
- Как у вас проходят репетиции, ведь до премьеры осталось всего ничего?
- Видимо в России есть только один режиссер, который может поставить спектакль за 20 дней (смеется)! Но стульями я уже кидался, правда, всего один раз. С годами я стал добрее и мудрее, как говорится, за Сурой за речкой солнышко садится. Я очень люблю артистов – это святые люди.
- Нет желания переманить кого-нибудь из актеров себе в Москву, например Сергея Казакова?
- Он здесь корни пустил, куда его переманивать (смеется)? Кстати, в «Ревизоре» у него роль Городничего. Обычно это – здоровый и жирный мужик, а у нас он будет современным Городничим!
- Вы по прежнему, занимаетесь живописью?
- 16 марта в центральном Доме актера на Арбате у меня будет большая выставка. Так сказать, отчет о проделанной работе за 60 лет (тяжко вздыхает).
«САМОХИНА ИГРАЛА В МОЕМ СПЕКТАКЛЕ МАРГАРИТУ»
- Почему последнее время спектакли принято ставить без масштабных декораций?
- Эта тенденция связана с развитием антрепризы, где две звезды, а вокруг один «винегрет». Зачем возить крупные декорации? Это очень накладно, чем меньше, тем лучше. Когда мы повезли спектакль «Мастер и Маргарита» в Америку, то нам сказали, что на сцене должно быть больше 30 человек. Люди там устали от антреприз. Пока в «Ревизоре» у нас тоже минимум декораций. Этот театр требует больших вложений. Постановка каждого спектакля стоит дорого. Большой театр – большие проблемы.
- Кстати, о «Мастере…», у вас же в этом спектакле играла Анна Самохина?
- Да, был такой момент в нашей истории, она играла в спектакле Маргариту, Мастером был Виктор Авилов. Сейчас их обоих уже нет на этом свете, вот как скоротечна жизнь. Человек смертен, причем смертен внезапно, к сожалению…
18 февраля 2010 г
Сергей ЧЕРНЫЙ
http://www.penza.kp.ru/daily/24444.4/609486/
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Тамара Кудряшова, Валерий Белякович, Алла Пугачева после спектакля
Гамлет - Виктор Авилов, Клавдий - Валерий Белякович
"Что случилось в зоопарке", 1990 г
Со своим курсом 2014 год
В самом центре Валерий Романович рядом сын Роман и наш курс в доме киноактёра ..празднуем юбилей театра...#белякович ...это было недавно... это было давно..#мгновения
https://vk.com/id67295669?z=photo67295669_349886554%2Fwall67295669_3247
Последний раз редактировалось: Ирина Н. (Сб Дек 10, 2016 3:14 am), всего редактировалось 2 раз(а)
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
«Театральная жизнь», август 1983, № 15
Легенда о Юго-Западе
Валентина Федорова
Москвичи хорошо знают этот театр-студию. На пути от выхода из метро «Юго-Западная» до дома № 125 на проспекте Вернадского, где он находится, постоянно спрашивают «лишний билетик». Задолго до того дня, когда раздаются эти билеты, занимают очередь. Театр непрофессиональный, поэтому билеты именно раздаются, бесплатно.
Начало
Творческую программу театра, его сегодняшние удачи определила личность его организатора Валерия Беляковича. Театром Валерий «заболел» еще в школе, когда занимался в Театре юных москвичей (ТЮМе) при Московском Дворце пионеров на Ленинских горах. Потом — довольно пестрые страницы биографии: учащийся ПТУ, рабочий сцены, актер экспериментального театра под руководством Г. Юденича, студент ГИТИСа.
Восемь лет назад объединил в творческий коллектив рабочую молодежь микрорайона Востряково, где жил и работал, где хорошо знал почти всех сверстников.
Полтора года работали без помещения. Спасал энтузиазм, потребность видеть друг друга, узнавать новое, еще не осознанная до конца, но уже необходимая жажда творчества. Валерий учил ребят основам актерского мастерства, рассказывал о театре, создавал не драмкружок, но коллектив, Театр. Выступали на заводах района, искали своего зрителя.
Театр сделали своими руками в полном смысле этого слова.
Отдел культуры исполкома Гагаринского района выделил помещение, предоставил материалы и все лето шла работа — свои отпуска, выходные, каждую свободную минуту студийцы проводили в новом помещении — пилили, строгали, красили... Отношение их к своему театру видно в любой детали оформления помещения, в каждой мелочи.
Сам зал небольшой, две трети его занимает сцена. Правда, собственно сцены как некоего возвышения нет, есть квадратная площадка с колоннами по бокам и с большим количеством осветительной аппаратуры на потолке. Стены, пол и потолок черные, но по существу, сценической площадкой становится все помещение. Даже лестница за кулисы тоже игровая точка.
Места для зрителей — это девять круто поднимающихся кверху рядов. Роли билетеров, администраторов, дежурных исполняют сами актеры, что создает особую неповторимую атмосферу студийного братства и бескорыстия.
Ученичество
8 апреля 1978 года состоялась первая премьера — «Вечер водевилей» («Урок дочкам» И. Крылова и «Беда от нежного сердца» В. Соллогуба).
Водевиль — хорошая школа для постижения основ актерского мастерства. Главное в них — заразительность, азарт, с которыми студийцы играют свои роли. Ученик Б. И. Равенских, Белякович соединяет любовь к тщательной психологической разработке характеров и выразительной, яркой, говорящей мизансцене.
Основой в решении пространства и построении взаимоотношений героев в водевилях стала эксцентрика. Две главные женские роли, — двух маменек играют мужчины — В. Авилов и С. Белякович, что придает всему действию особый комический эффект.
После водевилей обратились к материалу похожему и одновременно неизмеримо более тонкому и сложному — к Чехову. Правда, для начала не к великому проникновенному лирику и психологу, а к озорному, саркастичному Антоше Чехонте. Объединили рассказы и письма начинающего писателя в спектакль под названием «Старые грехи» (название придумал сам Чехов для своего сборника и не использовал). Водевильная легкость и изящество соединились здесь с серьезными мыслями.
И все это — в стремительном темпе, при гротесковой заостренности ситуаций и характеров действующих лиц. Ноту лирического раздумья, боль, которую испытывает писатель, видя человеческую пошлость, несовершенство жизни, вносят в спектакль его письма, которые читает ведущий.
Домашние задания
К работе готовились серьезно — поехали в Мелихово, пошли в московский Дом-музей А. П. Чехова, знаменитый «комод». Читали и перечитывали Чехова. Не «проходили», как в школе, а осмысливали. Весь этот подготовительный период, инициатором которого тоже, естественно, стал Белякович, воспитывал, образовывал участников спектакля. Студийцы открывали для себя глубину русской литературы. Момент рождения любви и преклонения перед своей культурой был очень важен в нигде не записанной, не сформулированной, но неуклонно выполняемой творческой программе. Затем они обратились к «Женитьбе» Н. Гоголя. И снова подготовка спектакля стала своеобразным университетом культуры. Студийцы не просто учили текст пьесы, но и осваивали творчество Гоголя, его прозу, статьи, письма, его взгляды на искусство.
Когда в театре решили ставить пьесу Ж. Ануйя «Жаворонок» о Жанне д'Арк, воспользовались помощью одного из жителей дома, в котором расположен театр. Он прочитал лекцию по истории Франции. И эта помощь вполне объяснима и закономерна.
Бескорыстная преданность искусству рождает у окружающих ответные токи душевной щедрости. Жители соседних домов превратились в постоянных зрителей и поклонников театра. Они готовы сшить костюмы, принести вещи, которые могут пригодиться в спектакле, записать музыку, словом, сделать все, что угодно, лишь бы принять участие в жизни коллектива.
Средства, которые выделяет ему отдел культуры, невелики, но главное — есть свой дом, неплохая осветительная и радиоаппаратура. Сами условия существования определяют стиль театра, рождают интересные находки, заставляют работать фантазию. Сведены к минимуму декорации (их сложно готовить и негде хранить). Для спектаклей отбираются немногие выразительные детали, передающие суть происходящего времени, режиссерского замысла. В водевилях — это сундук, в «Старых грехах» — стол и пять стульев, в «Женитьбе» — огромный шкаф.
Большое значение в спектаклях театра-студии имеет свет. Технические цеха, где трудятся такие же энтузиасты, работают слаженно, творчески. Костюмы, реквизит шьют сами.
Единомышленники
Театр не подлаживается под публику, не заискивает перед ней, а честно и увлеченно делает свое дело. Устраивает открытые «театральные уроки», где демонстрирует секреты таинственной и заманчивой театральной «кухни». И идут в театр рабочие, школьники, учащиеся ПТУ, подростки, люди, интересующиеся театром, и те, для кого с посещения театра-студии начинается знакомство с миром прекрасного.
В театре сейчас шестьдесят человек. Тридцать актеров и тридцать добровольных, бескорыстных, увлеченных помощников. Около двадцати человек в театре со дня его основания. Они не мыслят своей жизни вне студии. Основатели театра, вместе с ним обретающие зрелость и мастерство, — В. Авилов, С. Белякович, Г. Галкина, И. Бочоришвили, Н. Бадакова, В. Гришечкин, В. Черняк — превратились в ярких, самобытных актеров, которые одинаково успешно справляются и с эксцентрикой, и с буффонадой, и со сложными психологическими ролями.
При театре существует художественный совет. В его состав входят такие известные деятели искусства, как кинорежиссеры Ю. Карасик и В. Мотыль, актриса Малого театра Г. Кирюшина. заведующая отделом культуры Гагаринского райисполкома Л. Рюмина, жители микрорайона В. Круглов, М. Литвинова. Они принимают новые спектакли, следят за художественным уровнем старых работ, осуществляют связь театра и зрителей, дежурят в театре, а, главное, являются доброжелательными друзьями.
Счастливое число
Сегодня в репертуаре театра тринадцать спектаклей.
«Мольер» М. Булгакова — спектакль о могучей силе искусства, о судьбе художника. Яркая вахтанговская игровая стихия. Глубокие серьезные размышления о назначении театра. Студийцы признаются на этой постановке в своей любви к театру. Став на три часа актерами труппы господина де Мольера, они самозабвенно разыгрывают сценки из пьес великого комедиографа. Спектакль рассказывает о муках творчества, о радости обретенного призвания, об актерском братстве. Музыка Ж.-М. Жарра, вполне современная, но созвучная пьесе своим трагическим накалом, помогает зрителям сжиться с атмосферой театра Пале-Рояль, проникнуть в настроение эпохи. В. Авилов играет Мольера темпераментно и драматично, умно и тонко.
В спектакле «Дракон» Е. Шварца буйная театральность первых работ студии уступила место режиссерскому самоограничению и строгости. Актеры подошли к философской притче Шварца духовно зрелыми. Это проявилось в сдержанности, благородстве, осмысленности и остроте игры. Конечно, рядом с настоящими сильными актерами в самом прямом смысле этого слова, без всяких скидок на отсутствие диплома, видны и старательные любители, очень часто лишь добросовестно копирующие своего режиссера, — все это в целом и составляет главный недостаток театра-студии. Но в данной ситуации это неизбежно, и не это определяет мир спектакля. Тема подлости и приспособленчества развивается, разветвляется, обретая плоть и кровь в конкретных персонажах, многоликое зло раскрывает свою истинную сущность, независимо от данной физической оболочки. Эта тема по-своему решается и в концертно-ярких эпидозах с участием Бургомистра, а потом Президента (В. Гришечкин), в циничной и надменной жестокости «головы» Дракона (С. Белякович), в мимикрии и бездушности Генриха (А. Ванин).
А рядом с главными действующими лицами спектакля — толпа, послушная, с заученно-подобострастными интонациями, глупо приплясывающая на месте и елейными голосами поющая славу любому сильному.
Среди последних работ — «Игроки» Н. Гоголя. Веселая, добродушная атмосфера игры подгулявших плутов, которая прерывается немым криком, гримасой отчаянья, безжизненным телом, оставшимся на сцене после своеобразного шабаша шулеров.
А потом сам Белякович сыграл одноактную пьесу Э. Олби «Случай в зоопарке». Это, по существу, моноспектакль, где раскрылось незаурядное актерское дарование режиссера.
Два года назад появился спектакль «Встреча с песней» — попытка создания диско-театра, как определили жанр этой работы в студии. Под фонограммы известных песен актеры «поют», а по сути, исполняют пародийно-подражательные сценки. Хорошая музыка, популяризация советской и зарубежной песни, шоу-шутка, приподнятое настроение — вот слагаемые этого зрелища. Вторая часть спектакля подразумевает превращение зрителей в участников веселого праздника. Сцена становится танцплощадкой, а вся постановка — своеобразной, умной формой модной дискотеки. Она показалась интересной, и театр выпустил второе представление — «Театр Аллы Пугачевой», в котором хорошо известные песни обретают новые краски в ироническо-театральном шоу.
Сегодня театр на подъеме. Молод (тридцать два года), полон идей и замыслов Валерий Белякович, преданы ему ученики — сотворцы и единомышленники, а впереди — новые работы.
Фото А. Иванишина
Режиссер Валерий Белякович
(Рабочий момент репетиции 2-го действия «Дракона»:
Анна-Мария Вебер — И. Бочоришвили; Тюремщик — С. Белякович; Подруга Эльзы — Т. Кудряшова; Эльза — Г. Галкина; Н. Бадакова в «Драконе» была осветителем; Кот — В. Коппалов; Бургомистр — В. Гришечкин; Подруга Эльзы — А. Гаврюшина)
Когда один утюг на всю студию
(К спектаклю «Дракон» готовятся:
О. Задорин, А. Ванин, Г. Колобов и Г. Галкина)
Не дождавшись выхода на сцену
(Илья Иванов, ученик 3-го класса, самый юный участник «Дракона»)
Последним из театра уходит
Анатолий Лопухов — мастер на все руки
Не теряя времени даром
(А. Ванин и Т. Кудряшова в автобусе перед выступлением)
Cцена из спектакля «Мольер»
(Мольер — В. Авилов, актеры труппы Мольера — А. Вишневская и В. Попов, Филибер де Круази — М. Жуков, Бутон — А. Мамонтов)
http://ugozapad.msk.ru/press/art_4tob_isto4nik_ne_issiakal.html
Легенда о Юго-Западе
Валентина Федорова
Москвичи хорошо знают этот театр-студию. На пути от выхода из метро «Юго-Западная» до дома № 125 на проспекте Вернадского, где он находится, постоянно спрашивают «лишний билетик». Задолго до того дня, когда раздаются эти билеты, занимают очередь. Театр непрофессиональный, поэтому билеты именно раздаются, бесплатно.
Начало
Творческую программу театра, его сегодняшние удачи определила личность его организатора Валерия Беляковича. Театром Валерий «заболел» еще в школе, когда занимался в Театре юных москвичей (ТЮМе) при Московском Дворце пионеров на Ленинских горах. Потом — довольно пестрые страницы биографии: учащийся ПТУ, рабочий сцены, актер экспериментального театра под руководством Г. Юденича, студент ГИТИСа.
Восемь лет назад объединил в творческий коллектив рабочую молодежь микрорайона Востряково, где жил и работал, где хорошо знал почти всех сверстников.
Полтора года работали без помещения. Спасал энтузиазм, потребность видеть друг друга, узнавать новое, еще не осознанная до конца, но уже необходимая жажда творчества. Валерий учил ребят основам актерского мастерства, рассказывал о театре, создавал не драмкружок, но коллектив, Театр. Выступали на заводах района, искали своего зрителя.
Театр сделали своими руками в полном смысле этого слова.
Отдел культуры исполкома Гагаринского района выделил помещение, предоставил материалы и все лето шла работа — свои отпуска, выходные, каждую свободную минуту студийцы проводили в новом помещении — пилили, строгали, красили... Отношение их к своему театру видно в любой детали оформления помещения, в каждой мелочи.
Сам зал небольшой, две трети его занимает сцена. Правда, собственно сцены как некоего возвышения нет, есть квадратная площадка с колоннами по бокам и с большим количеством осветительной аппаратуры на потолке. Стены, пол и потолок черные, но по существу, сценической площадкой становится все помещение. Даже лестница за кулисы тоже игровая точка.
Места для зрителей — это девять круто поднимающихся кверху рядов. Роли билетеров, администраторов, дежурных исполняют сами актеры, что создает особую неповторимую атмосферу студийного братства и бескорыстия.
Ученичество
8 апреля 1978 года состоялась первая премьера — «Вечер водевилей» («Урок дочкам» И. Крылова и «Беда от нежного сердца» В. Соллогуба).
Водевиль — хорошая школа для постижения основ актерского мастерства. Главное в них — заразительность, азарт, с которыми студийцы играют свои роли. Ученик Б. И. Равенских, Белякович соединяет любовь к тщательной психологической разработке характеров и выразительной, яркой, говорящей мизансцене.
Основой в решении пространства и построении взаимоотношений героев в водевилях стала эксцентрика. Две главные женские роли, — двух маменек играют мужчины — В. Авилов и С. Белякович, что придает всему действию особый комический эффект.
После водевилей обратились к материалу похожему и одновременно неизмеримо более тонкому и сложному — к Чехову. Правда, для начала не к великому проникновенному лирику и психологу, а к озорному, саркастичному Антоше Чехонте. Объединили рассказы и письма начинающего писателя в спектакль под названием «Старые грехи» (название придумал сам Чехов для своего сборника и не использовал). Водевильная легкость и изящество соединились здесь с серьезными мыслями.
И все это — в стремительном темпе, при гротесковой заостренности ситуаций и характеров действующих лиц. Ноту лирического раздумья, боль, которую испытывает писатель, видя человеческую пошлость, несовершенство жизни, вносят в спектакль его письма, которые читает ведущий.
Домашние задания
К работе готовились серьезно — поехали в Мелихово, пошли в московский Дом-музей А. П. Чехова, знаменитый «комод». Читали и перечитывали Чехова. Не «проходили», как в школе, а осмысливали. Весь этот подготовительный период, инициатором которого тоже, естественно, стал Белякович, воспитывал, образовывал участников спектакля. Студийцы открывали для себя глубину русской литературы. Момент рождения любви и преклонения перед своей культурой был очень важен в нигде не записанной, не сформулированной, но неуклонно выполняемой творческой программе. Затем они обратились к «Женитьбе» Н. Гоголя. И снова подготовка спектакля стала своеобразным университетом культуры. Студийцы не просто учили текст пьесы, но и осваивали творчество Гоголя, его прозу, статьи, письма, его взгляды на искусство.
Когда в театре решили ставить пьесу Ж. Ануйя «Жаворонок» о Жанне д'Арк, воспользовались помощью одного из жителей дома, в котором расположен театр. Он прочитал лекцию по истории Франции. И эта помощь вполне объяснима и закономерна.
Бескорыстная преданность искусству рождает у окружающих ответные токи душевной щедрости. Жители соседних домов превратились в постоянных зрителей и поклонников театра. Они готовы сшить костюмы, принести вещи, которые могут пригодиться в спектакле, записать музыку, словом, сделать все, что угодно, лишь бы принять участие в жизни коллектива.
Средства, которые выделяет ему отдел культуры, невелики, но главное — есть свой дом, неплохая осветительная и радиоаппаратура. Сами условия существования определяют стиль театра, рождают интересные находки, заставляют работать фантазию. Сведены к минимуму декорации (их сложно готовить и негде хранить). Для спектаклей отбираются немногие выразительные детали, передающие суть происходящего времени, режиссерского замысла. В водевилях — это сундук, в «Старых грехах» — стол и пять стульев, в «Женитьбе» — огромный шкаф.
Большое значение в спектаклях театра-студии имеет свет. Технические цеха, где трудятся такие же энтузиасты, работают слаженно, творчески. Костюмы, реквизит шьют сами.
Единомышленники
Театр не подлаживается под публику, не заискивает перед ней, а честно и увлеченно делает свое дело. Устраивает открытые «театральные уроки», где демонстрирует секреты таинственной и заманчивой театральной «кухни». И идут в театр рабочие, школьники, учащиеся ПТУ, подростки, люди, интересующиеся театром, и те, для кого с посещения театра-студии начинается знакомство с миром прекрасного.
В театре сейчас шестьдесят человек. Тридцать актеров и тридцать добровольных, бескорыстных, увлеченных помощников. Около двадцати человек в театре со дня его основания. Они не мыслят своей жизни вне студии. Основатели театра, вместе с ним обретающие зрелость и мастерство, — В. Авилов, С. Белякович, Г. Галкина, И. Бочоришвили, Н. Бадакова, В. Гришечкин, В. Черняк — превратились в ярких, самобытных актеров, которые одинаково успешно справляются и с эксцентрикой, и с буффонадой, и со сложными психологическими ролями.
При театре существует художественный совет. В его состав входят такие известные деятели искусства, как кинорежиссеры Ю. Карасик и В. Мотыль, актриса Малого театра Г. Кирюшина. заведующая отделом культуры Гагаринского райисполкома Л. Рюмина, жители микрорайона В. Круглов, М. Литвинова. Они принимают новые спектакли, следят за художественным уровнем старых работ, осуществляют связь театра и зрителей, дежурят в театре, а, главное, являются доброжелательными друзьями.
Счастливое число
Сегодня в репертуаре театра тринадцать спектаклей.
«Мольер» М. Булгакова — спектакль о могучей силе искусства, о судьбе художника. Яркая вахтанговская игровая стихия. Глубокие серьезные размышления о назначении театра. Студийцы признаются на этой постановке в своей любви к театру. Став на три часа актерами труппы господина де Мольера, они самозабвенно разыгрывают сценки из пьес великого комедиографа. Спектакль рассказывает о муках творчества, о радости обретенного призвания, об актерском братстве. Музыка Ж.-М. Жарра, вполне современная, но созвучная пьесе своим трагическим накалом, помогает зрителям сжиться с атмосферой театра Пале-Рояль, проникнуть в настроение эпохи. В. Авилов играет Мольера темпераментно и драматично, умно и тонко.
В спектакле «Дракон» Е. Шварца буйная театральность первых работ студии уступила место режиссерскому самоограничению и строгости. Актеры подошли к философской притче Шварца духовно зрелыми. Это проявилось в сдержанности, благородстве, осмысленности и остроте игры. Конечно, рядом с настоящими сильными актерами в самом прямом смысле этого слова, без всяких скидок на отсутствие диплома, видны и старательные любители, очень часто лишь добросовестно копирующие своего режиссера, — все это в целом и составляет главный недостаток театра-студии. Но в данной ситуации это неизбежно, и не это определяет мир спектакля. Тема подлости и приспособленчества развивается, разветвляется, обретая плоть и кровь в конкретных персонажах, многоликое зло раскрывает свою истинную сущность, независимо от данной физической оболочки. Эта тема по-своему решается и в концертно-ярких эпидозах с участием Бургомистра, а потом Президента (В. Гришечкин), в циничной и надменной жестокости «головы» Дракона (С. Белякович), в мимикрии и бездушности Генриха (А. Ванин).
А рядом с главными действующими лицами спектакля — толпа, послушная, с заученно-подобострастными интонациями, глупо приплясывающая на месте и елейными голосами поющая славу любому сильному.
Среди последних работ — «Игроки» Н. Гоголя. Веселая, добродушная атмосфера игры подгулявших плутов, которая прерывается немым криком, гримасой отчаянья, безжизненным телом, оставшимся на сцене после своеобразного шабаша шулеров.
А потом сам Белякович сыграл одноактную пьесу Э. Олби «Случай в зоопарке». Это, по существу, моноспектакль, где раскрылось незаурядное актерское дарование режиссера.
Два года назад появился спектакль «Встреча с песней» — попытка создания диско-театра, как определили жанр этой работы в студии. Под фонограммы известных песен актеры «поют», а по сути, исполняют пародийно-подражательные сценки. Хорошая музыка, популяризация советской и зарубежной песни, шоу-шутка, приподнятое настроение — вот слагаемые этого зрелища. Вторая часть спектакля подразумевает превращение зрителей в участников веселого праздника. Сцена становится танцплощадкой, а вся постановка — своеобразной, умной формой модной дискотеки. Она показалась интересной, и театр выпустил второе представление — «Театр Аллы Пугачевой», в котором хорошо известные песни обретают новые краски в ироническо-театральном шоу.
Сегодня театр на подъеме. Молод (тридцать два года), полон идей и замыслов Валерий Белякович, преданы ему ученики — сотворцы и единомышленники, а впереди — новые работы.
Фото А. Иванишина
Режиссер Валерий Белякович
(Рабочий момент репетиции 2-го действия «Дракона»:
Анна-Мария Вебер — И. Бочоришвили; Тюремщик — С. Белякович; Подруга Эльзы — Т. Кудряшова; Эльза — Г. Галкина; Н. Бадакова в «Драконе» была осветителем; Кот — В. Коппалов; Бургомистр — В. Гришечкин; Подруга Эльзы — А. Гаврюшина)
Когда один утюг на всю студию
(К спектаклю «Дракон» готовятся:
О. Задорин, А. Ванин, Г. Колобов и Г. Галкина)
Не дождавшись выхода на сцену
(Илья Иванов, ученик 3-го класса, самый юный участник «Дракона»)
Последним из театра уходит
Анатолий Лопухов — мастер на все руки
Не теряя времени даром
(А. Ванин и Т. Кудряшова в автобусе перед выступлением)
Cцена из спектакля «Мольер»
(Мольер — В. Авилов, актеры труппы Мольера — А. Вишневская и В. Попов, Филибер де Круази — М. Жуков, Бутон — А. Мамонтов)
http://ugozapad.msk.ru/press/art_4tob_isto4nik_ne_issiakal.html
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
2008 г, Культурная революция (фрагмент)
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Re: Валерий Белякович - Режиссер и его "Театр на Юго-Западе"
Вечерняя Москва №158 (22986) от 28.08.2000
Гигант из подвала
Валерию Беляковичу исполнилось 50 лет
РУКОВОДИТЕЛЮ И СОЗДАТЕЛЮ МОСКОВСКОГО ТЕАТРА НА ЮГО-ЗАПАДЕ ВАЛЕРИЮ БЕЛЯКОВИЧУ 50 ЛЕТ. ЗАПАСА ЭНЕРГИИ У РЕЖИССЕРА БОЛЬШЕ, ЧЕМ У ВСЕЙ ЕГО ТРУППЫ, А МАЛЬЧИШЕСТВО И НЕПРЕДСКАЗУЕМОСТЬ НИКОГДА НЕ ДАДУТ ЕМУ ПОЧИВАТЬ НА ЛАВРАХ. УЧЕНИК БОРИСА РАВЕНСКИХ, ЧЕЛОВЕК ЗАВОДНОЙ И ТЕМПЕРАМЕНТНЫЙ, ОН МАЛО ИЗМЕНИЛСЯ СО ВРЕМЕН БЕСШАБАШНОЙ ВОСТРЯКОВСКОЙ ЮНОСТИ.
Это громогласный гигант, который из всех видов одежды предпочитает джинсы и майки, обнажающие мощные бицепсы, — подобен человеку Ренессанса. Судите сами. Он и режиссер, и актер, и художник, преображающий скупое пространство сцены, и хореограф, и писатель, по-андронниковски читающий свои рассказы, и поэт, и живописец. Он сам подбирает музыку к постановкам (а музыка в его спектаклях — сильнейшее средство), собирая коллаж из десятков дисков, сам пропускает через себя поток литературы, выискивая актуальное и открывая имена.
Театр на окраине Москвы он поднимал с нуля, таская в свой дворницкий подвал старинную мебель с окрестных помоек.
Заряжал любовью свое первое актерское поколение, строившее театральный дом собственными руками, работавшее первые годы адски, самоотверженно и бесплатно. Получал диплом учителя литературы и режиссерского факультета ГИТИСа. Он ставил булгаковского «Мольера» — спектакль об актерском братстве и о жестоком противостоянии художника и власти — так, что зрители забывали одеться, уходя в холодную ночь. Он обращался с драматургией Гоголя с такой свободой, что впервые мы умирали от гоголевского юмора на Юго-Западе, а не на лекциях по русской литературе.
Ему удалось в годы махрового застоя выпустить «Дракона» Евгения Шварца. В восьмидесятые за постановку «Носорогов» Ионеско театр запросто могли закрыть и разогнать. Теперь Белякович играет «Король умирает» того же Ионеско — жесточайшую пародию на нашу катастрофическую жизнь, в которой кабинет министров, находящийся в отпуске, ловит рыбу руками, чтобы накормить население, постоянно идут кислотные дожди, а у соседей — вечная весна и коровы телятся три раза в день.
Театр на Юго-Западе, заслуженный ветеран студийного движения, в свое время был центром притяжения для неформальной театральной Москвы. «Юго-западный» «Гамлет» (признанный всеми ведущими шекспироведами знаком восьмидесятых, как любимовская постановка на Таганке была символом семидесятых), «Вальпургиева ночь» Ерофеева (лучшая театральная интерпретация прозы Венички), «Калигула» Камю отличались первородством таланта, лаконичного и мужественного. Неслучайно Театр на ЮгоЗападе всегда считался мужским: актеры-мужчины часто превосходили актрис. И сам Валерий Белякович, хоть и играл редко, принадлежал к числу лучших солистов. А недавно поставленные им полярные спектакли — безысходно-философское «На дне», метафоричные «с ветерком, с матерком» «Щи» Сорокина и сказочная феерия «Сон в летнюю ночь» Шекспира — доказали неисчерпаемость его фантазии (одна из разгадок «юго-западного» секрета молодости).
Другой же секрет в том, что Белякович — человек непоседливый, стремительный и не признающий границ в пределах земного шара — знает, что мир наш удивительно мал. Поэтому, свободно перемещаясь между Америкой и Японией, где часто работает, и живя постоянно в России, он вслед за японцами относится к жизни как к произведению искусства.
Он любит крупные масштабы большой сцены, поэтому двадцатилетие труппы срежиссировал на площадке МХАТа в Камергерском, где провел публику по «этапам большого пути» своей маленькой труппы.
Не отказывается и от приглашений на постановки в доронинский МХАТ — театр гигантов и лилипутов. Свой день рождения Валерий Белякович встречает в Пензе, городе весьма театральном, родине Мейерхольда, Белинского и Лермонтова. Тамошний драмтеатр — его приемный сын (родной — «Юго-Запад»). Каждый год он выпускает там премьеру. Подарком к собственному юбилею он сделал спектакль «На дне». В Москве же мы гульнем на вечеринке только осенью.
Автор: Наталия КОЛЕСОВА
____________________________
с форума о В. Р. Беляковиче, тема: Просто гений и может быть чуть-чуть поэт (с)
http://podpolieuz.mybb.ru/viewtopic.php?id=117
Гигант из подвала
Валерию Беляковичу исполнилось 50 лет
РУКОВОДИТЕЛЮ И СОЗДАТЕЛЮ МОСКОВСКОГО ТЕАТРА НА ЮГО-ЗАПАДЕ ВАЛЕРИЮ БЕЛЯКОВИЧУ 50 ЛЕТ. ЗАПАСА ЭНЕРГИИ У РЕЖИССЕРА БОЛЬШЕ, ЧЕМ У ВСЕЙ ЕГО ТРУППЫ, А МАЛЬЧИШЕСТВО И НЕПРЕДСКАЗУЕМОСТЬ НИКОГДА НЕ ДАДУТ ЕМУ ПОЧИВАТЬ НА ЛАВРАХ. УЧЕНИК БОРИСА РАВЕНСКИХ, ЧЕЛОВЕК ЗАВОДНОЙ И ТЕМПЕРАМЕНТНЫЙ, ОН МАЛО ИЗМЕНИЛСЯ СО ВРЕМЕН БЕСШАБАШНОЙ ВОСТРЯКОВСКОЙ ЮНОСТИ.
Это громогласный гигант, который из всех видов одежды предпочитает джинсы и майки, обнажающие мощные бицепсы, — подобен человеку Ренессанса. Судите сами. Он и режиссер, и актер, и художник, преображающий скупое пространство сцены, и хореограф, и писатель, по-андронниковски читающий свои рассказы, и поэт, и живописец. Он сам подбирает музыку к постановкам (а музыка в его спектаклях — сильнейшее средство), собирая коллаж из десятков дисков, сам пропускает через себя поток литературы, выискивая актуальное и открывая имена.
Театр на окраине Москвы он поднимал с нуля, таская в свой дворницкий подвал старинную мебель с окрестных помоек.
Заряжал любовью свое первое актерское поколение, строившее театральный дом собственными руками, работавшее первые годы адски, самоотверженно и бесплатно. Получал диплом учителя литературы и режиссерского факультета ГИТИСа. Он ставил булгаковского «Мольера» — спектакль об актерском братстве и о жестоком противостоянии художника и власти — так, что зрители забывали одеться, уходя в холодную ночь. Он обращался с драматургией Гоголя с такой свободой, что впервые мы умирали от гоголевского юмора на Юго-Западе, а не на лекциях по русской литературе.
Ему удалось в годы махрового застоя выпустить «Дракона» Евгения Шварца. В восьмидесятые за постановку «Носорогов» Ионеско театр запросто могли закрыть и разогнать. Теперь Белякович играет «Король умирает» того же Ионеско — жесточайшую пародию на нашу катастрофическую жизнь, в которой кабинет министров, находящийся в отпуске, ловит рыбу руками, чтобы накормить население, постоянно идут кислотные дожди, а у соседей — вечная весна и коровы телятся три раза в день.
Театр на Юго-Западе, заслуженный ветеран студийного движения, в свое время был центром притяжения для неформальной театральной Москвы. «Юго-западный» «Гамлет» (признанный всеми ведущими шекспироведами знаком восьмидесятых, как любимовская постановка на Таганке была символом семидесятых), «Вальпургиева ночь» Ерофеева (лучшая театральная интерпретация прозы Венички), «Калигула» Камю отличались первородством таланта, лаконичного и мужественного. Неслучайно Театр на ЮгоЗападе всегда считался мужским: актеры-мужчины часто превосходили актрис. И сам Валерий Белякович, хоть и играл редко, принадлежал к числу лучших солистов. А недавно поставленные им полярные спектакли — безысходно-философское «На дне», метафоричные «с ветерком, с матерком» «Щи» Сорокина и сказочная феерия «Сон в летнюю ночь» Шекспира — доказали неисчерпаемость его фантазии (одна из разгадок «юго-западного» секрета молодости).
Другой же секрет в том, что Белякович — человек непоседливый, стремительный и не признающий границ в пределах земного шара — знает, что мир наш удивительно мал. Поэтому, свободно перемещаясь между Америкой и Японией, где часто работает, и живя постоянно в России, он вслед за японцами относится к жизни как к произведению искусства.
Он любит крупные масштабы большой сцены, поэтому двадцатилетие труппы срежиссировал на площадке МХАТа в Камергерском, где провел публику по «этапам большого пути» своей маленькой труппы.
Не отказывается и от приглашений на постановки в доронинский МХАТ — театр гигантов и лилипутов. Свой день рождения Валерий Белякович встречает в Пензе, городе весьма театральном, родине Мейерхольда, Белинского и Лермонтова. Тамошний драмтеатр — его приемный сын (родной — «Юго-Запад»). Каждый год он выпускает там премьеру. Подарком к собственному юбилею он сделал спектакль «На дне». В Москве же мы гульнем на вечеринке только осенью.
Автор: Наталия КОЛЕСОВА
____________________________
с форума о В. Р. Беляковиче, тема: Просто гений и может быть чуть-чуть поэт (с)
http://podpolieuz.mybb.ru/viewtopic.php?id=117
Последний раз редактировалось: Ирина Н. (Пт Дек 09, 2016 5:51 pm), всего редактировалось 1 раз(а)
Ирина Н.- Сообщения : 28223
Дата регистрации : 2013-07-16
Откуда : Москва
Страница 1 из 3 • 1, 2, 3
Похожие темы
» Режиссер Валерий Белякович
» Валерий Халилов
» Валерий Спиридонов - человек, решившийся на пересадку головы
» О бедном гусаре замолвите слово - Валерий Агафонов
» Театр
» Валерий Халилов
» Валерий Спиридонов - человек, решившийся на пересадку головы
» О бедном гусаре замолвите слово - Валерий Агафонов
» Театр
Страница 1 из 3
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения