Безымянная звезда, 1978 г

автор **Ирина Н.** Чт Июн 21, 2018 6:03 pm

https://lenta.co/безымянная-звезда-михаила-козакова-29418

Кто открыл "Безымянную звезду"

Безымянная звезда, 1978 г CkNsfggy4jA

Если Михаил Козаков не кокетничает, то его «Безымянную звезду» публика распробовала не сразу. На премьере в Доме кино режиссёр даже начал считать «голосующих ногами». К счастью, ушли единицы. И всё же никто из зрителей (включая досмотревших) не подозревал, что у смешной, романтичной, но в чём-то очень печальной картины будет такая счастливая судьба. Что её, как «Отче наш», запомнят миллионы зрителей.

Влюбиться на пляже

Телефильм вышел за три года до конца брежневской эпохи, однако его создатель – Михаил Козаков – познакомился с пьесой румынского драматурга Михаила Себастьяну ещё при Хрущёве. Точнее – в 1956 году, когда не был ещё маститым киномэтром, а радовался жизни в скромном статусе начинающего артиста, только что снявшегося в «Убийстве на улице Данте».

В том знаменательном году красавчик Козаков, отбиваясь от поклонниц, отдыхал в Гагре. Михаил проводил время на пляже в весьма достойном обществе старших товарищей. Был в их числе, к примеру, выдающийся поэт Анатолий Мариенгоф...
Блистала в кругу интеллигентных отдыхающих и статная белокурая прима Ленинградского БДТ Нина Ольхина. Её театр в тот момент как раз принял к постановке румынскую пьесу «Безымянная звезда», так что именно этой артистке предстояло стать первой в СССР Моной – капризной содержанкой состоятельного плейбоя Грига, снятой с поезда на зачуханном полустанке и ставшей той «безымянной звездой», которая вопреки законам природы изменила орбиту. Ольхина прямо на пляже читала пьесу вслух, и юный Козаков, похоже, пожизненно влюбился в этот сюжет.

Правда, тогда у 21-летнего Михаила Михайловича ещё «нос не дорос» ставить спектакли и фильмы. Зато уже через 10–12 лет Козаков сумел вписаться в структуру телевидения и сделал несколько удачных спектаклей, одним из которых был «Удар рога». Начинающий режиссёр умудрился осилить сложнейшую работу, в которой использовал рисунки и оригинальные визуальные приёмы. В «Ударе рога» совсем молодой Даль мрачно и обречённо сыграл тореро, вынужденного выйти раненым на важный бой и погибнуть. Так сказать – принять удар рога судьбы, поскольку азартная толпа поставила на него деньги…

Руководство оценило спектакль как победу, что не помешало вскоре смыть его запись, дабы снова использовать плёнку. Михаилу Михайловичу был предоставлен карт-бланш: снимай что пожелаешь. Режиссёр пожелал обратиться к «Безымянной звезде» и даже начал репетировать, но… редакцию реорганизовали.

Гостелерадио возглавил легендарный реакционер Лапин, а его новый зам Мамедов незамедлительно выкинул из плана пьесу Михаила Себастьяну. Вроде бы не нравилось идеологу-охранителю, что дело происходит в забытой богом провинции, превратившей своих обитателей в полуидиотов. «У нас вся страна – провинция», – пояснил высокий начальник, оберегая советский народ от отождествления с буржуазными обывателями.

Благословение «сталевара»

Если бы не случай, картины мы бы не увидели. Но в 70-е во МХАТе, куда перешёл худрук «Современника» Олег Ефремов, прихватив с собой часть артистов, включая Козакова, он первым делом отработал современную тему: поставил спектакль «Сталевары» свердловчанина Геннадия Бокарёва – драматурга из работяг. И хотя Козаков в постановке не участвовал, но с Бокарёвым (занимавшим ответственную должность на Свердловской киностудии) рюмку-другую, похоже, выпил. Иначе чем объяснить, что этот «сталевар» 70-х ухватился за «Безымянную звезду» и, по словам режиссёра, «сумел убедить московское телевизионное начальство, что от мелодрамы, комедии, да ещё про румынскую довоенную жизнь особого вреда коммунистической идеологии и Центральному телевидению не будет».

Впрочем, если кто-то вообразит, будто картина снималась в Свердловске, то глубоко ошибётся. «Безымянную звезду» делали в родном для Козакова Ленинграде. Кое-что – на натуре, а, скажем, вокзал и Дом учителя Марина Мирою выстроили в павильонах «Ленфильма».

Таким образом, после 23-летней творческой «беременности» Михаил Михайлович при участии замечательных «акушеров» – сценариста Александра Хмелика, оператора Георгия Рерберга, композитора Эдисона Денисова, художника Бориса Бланка – разродился долгожданным телефильмом. Общий «ребёнок» оказался замечательно здоровым и жизнеспособным. И не последнюю роль сыграл в этом обстоятельстве актёрский ансамбль, подбирая который Козаков претерпел уйму «обломов».

Прощай, Кафка

В середине 70-х Михаил Козаков поставил на ТВ остроумный спектакль «Ночь ошибок». Из него-то он и решил перенести в свой будущий фильм центральную пару влюблённых: Марину Неёлову и Олега Даля. Но Марина Мстиславовна режиссёра «обломала». Прочитав сценарий, вдумчивая актриса обнаружила психологическое несоответствие. Ну как могла опытная столичная штучка Мона столь наивно рассчитывать на рай в шалаше с нищим провинциалом-учителем? Словом – «не верю!». В итоге главную женскую роль сыграла Анастасия Вертинская.

Безымянная звезда, 1978 г VPnNnq0H2P8

Что касается Олега Даля – тот и вовсе внедрился в режиссёрскую епархию и попробовал навязать Козакову убийственное решение. Даль считал, что нужно снимать про город, куда давно не ходят никакие поезда, рельсы заросли полынью, а свою звезду Марин Мирою вовсе не открыл – просто всем персонажам происходящее померещилось. Олег Иванович даже написал Михаилу Михайловичу письмо, в котором предлагал ввести эпизод, где поезд убивает учителя.

Козаков честно ответил, что подобным депрессивным фантазиям в этом фильме не место:

«Олег, когда я захочу снимать Кафку, я буду снимать Кафку. Если разрешат».

Далю сделалось скучно, и он (тоже честно) отказался от съёмок.

После этого на роль учителя пригласили Сергея Юрского. Пробы получились замечательные, но кандидатуру Сергея Юрьевича с порога отмело телеруководство. (Кажется, тогда вышел негласный запрет на Юрского как на «неблагонадёжного».) В итоге вместо него безымянную звезду вычислил Игорь Костолевский. Правда, гениальный оператор Георгий Рерберг, снимавший картину, недовольно брюзжал, что учителем должен быть человек, внешне похожий на Иосифа Бродского, то есть не милый чудак, а «инакомыслящий» – диссидент, отчётливо выделяющийся из толпы. Да и Вертинская, по словам Рерберга, была для Моны старовата.

Безымянная звезда, 1978 г E7ZOQSk8Z7Q

Но Козаков принял решение окончательно и бесповоротно.

Что касается третьего участника любовного треугольника – прагматика Грига, разрушившего мимолётное счастье влюблённых, – то режиссёр как-то признался:

«Я настаивал на кандидатуре Леонида Филатова. Мне говорят: он не годится, у него, мол, сложное лицо. Возникла кандидатура Родиона Нахапетова. Я не был уверен, будто он то, что нужно. Невысокий рост – это не беда, можно снять так, что рост не будет видно. Но что-то меня смущало… Назначаю ему репетицию без партнёров. Но начинает играть и вдруг говорит: «Ребята, это не моя роль». А сам приехал с чемоданом, номер в гостинице снят, костюмы шьются… Мы начали его уговаривать, а он ответил: «То, что хочет Миша, он хочет правильно. Но это не моя природа. Миша, а почему ты сам не сыграешь?»

И Козаков сыграл

Замечательно яркие образы получились в фильме у Михаила Светина, Светланы Крючковой, Ильи Рутберга, Аллы Будницкой, Александра Пяткова… Трепетно, но и с юмором Григорий Лямпе сыграл учителя музыки – симпатичного фанатика, что сочиняет симфонию, для исполнения коей недостаёт такой мелочи, как английский рожок. Между прочим, эту роль Козаков прочил Зиновию Гердту. Тот дал согласие, но… «То ли другая картина, то ли отпуск, который они с его женой Таней традиционно проводили где-то в Прибалтике и никогда не отменяли. И я остался без актёра на роль учителя музыки Удри, – сетует Козаков. – И тогда обратился к Грише». Фильм уже полным ходом снимался, так что Лямпе утвердили без проб.

Этого актёра Козаков знал по работе в театре на Малой Бронной и уже занял в «Ночи ошибок». На предыдущем проекте Козакова Лямпе выполнял ещё и функции «организатора». Он делал это не раз и не два: составлял графики съёмок, принимал участие в распределении ролей в телеспектаклях и телефильмах. Причём умудрился не поссориться ни с одной творческой единицей, а многим и поспособствовал. К примеру, Броневого на роль Мюллера порекомендовал Татьяне Лиозновой именно Лямпе!

Вот и в «Безымянную…» он предложил Козакову пригласить безумно обаятельного Костолевского… Словом, Григория Лямпе все обожали, а когда что-то не клеилось, вспоминали шутливый афоризм: «Темно! Включите Лямпочку!»

Сумасшествие с рукоприкладством

Начались съёмки. И выяснилось, что оператор Рерберг стремится вырулить комедию примерно в том же депрессивном кафкианском направлении, куда до этого «навострял лыжи» Олег Даль.

Лучше прочих помнит подробности конфликта всё тот же Козаков: «Когда Григорий Моисеевич Лямпе – Удря рассказывал Моне – Анастасии Вертинской о своей симфонии («аллегро, анданте, скерцо и снова аллегро») и, взъерошив свои седые волосы, вдохновенно пел куски из симфонии, а Мона танцевала, как бы услышав эту музыку, Гоша Рерберг, оторвавшись от глазка кинокамеры, вслух сказал: «Какой-то сумасшедший дом! Бред! Миша, ты сам-то в своём уме?» Гоше не нравилось всё: выбор артистов, Вертинская, я в роли Грига, стиль игры, предложенный мной, несерьёзность музыки Эдисона Денисова. Но я навсегда благодарен великому оператору Георгию Ивановичу Рербергу за то, как, преодолев своё неприятие, он снял ту картину. Я был дебютант в кино. Рерберг – прославленный мэтр, уже снявший ряд шедевров, среди которых «Дворянское гнездо» Андрея Кончаловского, «Зеркало» Андрея Тарковского. Мне стоило немалых трудов добиваться своего понимания жанра. Но, слава богу, я был не одинок. И Анастасия Александровна Вертинская, и Светлана Крючкова, и Игорь Костолевский, подсказанный мне Лямпе на эту роль, и сам Григорий Моисеевич хорошо понимали, куда я клоню. В моих союзниках оказался и другой оператор – Владимир Иванов. Рерберг, поставив свет, иногда доверял ему снимать. Всё это вместе взятое позволило довести картину до желаемого конца».

Правда, убедить Георгия Рерберга так и не удалось: в итоге он снял своё имя из титров фильма.

В сцене появления Грига Козаков всё-таки уступил Рербергу и сыграл этакого «Шуру Ширвиндта» – меланхоличного элегантного плейбоя. Но во втором дубле проявил темперамент и залепил Вертинской такую оплеуху, что та всерьёз заплакала в кадре. Эта версия и вошла в картину.

Между прочим, об Анастасии Вертинской, поддержавшей режиссёра, Михаил Козаков отзывается в своих воспоминаниях с особой нежностью. Они встретились ещё на съёмках «Человека-амфибии», куда её ежедневно доставляла бонна. Насте было тогда лет шестнадцать, «она была такая очаровательная, с пухленьким детским лицом, с раскосыми глазами». Ценитель женской прелести Козаков любовался ею издали. Позже судьба свела их в «Современнике». Михаил Михайлович отлично помнит, что тогда «Настя только что разошлась с Никитой Михалковым, и очень скоро на неё положил глаз Олег Ефремов. У них начался бурный многолетний роман. Пришлось снова любоваться издали». Но в другом интервью, говоря о «Безымянной звезде», режиссёр двусмысленно обронил: «Я был очень доволен её работой и даже влюбился, но что произошло потом – об этом не будем».

Состоялся ли роман или между Козаковым и Вертинской или это была мощная, но платоническая симпатия, режиссёр предоставляет додумывать нескромным журналистам. (Что многие и делают с большой фантазией.)

Немного о еврейском счастье

По словам Козакова, телевизионное начальство, ушибленное «еврейским вопросом», «Безымянную звезду» приняло с бурчанием. Приняло, «предварительно подсчитав количество еврейских фамилий в титрах». Их оказалось в меру. Костолевский проходил за русского. Сам Козаков – полукровка. Михаил Светин и Илья Рутберг играли эпизодические роли. Вот, правда, о фамилию художника Марка Каплана споткнулись… Зато оператор Владимир Иванов и композитор Эдисон Денисов вносили «необходимое равновесие». «Позже я случайно узнал, что и Эдик Денисов хромал на пятый пункт», – посмеивается Козаков над одураченным начальством.

Между прочим, начальство не расчухало и того, что сам автор пьесы – Михаил Себастьяну – был в действительности румынским евреем Иосифом Хохнером. Существует легенда о страшной гибели Себастьяну в конце 30-х. Будто бы он пытался на узкой улице обойти грузовик, но тот дал задний ход и вдавил бедолагу аккурат в стену с афишей его же спектакля… Вот уж воистину – зримая иллюстрация к выражению «еврейское счастье»…

… В 1979-м после премьеры в Доме кино Козаков и Лямпе отправились праздновать успех. Слово за слово – Григорий Моисеевич рассказал товарищу, что встретил на премьере великого Эфроса, работавшего в том же театре на Малой Бронной, где и оба актёра. Козаков свидетельствует: «Несмотря на отсутствие в зале именитых коллег, Лямпе вдруг увидел сидящего под лестницей, в раздевалке, Анатолия Васильевича Эфроса. Анатолий Васильевич для нас с Гришей, актёров его театра, был абсолютным авторитетом. И вдруг он пришёл по собственному желанию на нашу скромную премьерку. «И что он сказал?» – со страхом спросил я друга Гришу. «Честно, Миня, он ничего про картину не сказал. Был мрачен. Спросил только: «Почему Козаков сыграл в своей картине лучше, чем он играет в моих спектаклях?» – «И всё, Гриша?» – «И всё, Миня». – «Но тебя-то хоть поздравил?» – «Мне показалось, что нет», – сказал Гриша. «Да ладно, – говорю. – Странный он человек, наш великий босс. Выпьем?» Разумеется, выпили».

Татьяна Алексеева

Опубликовано в №01, январь 2009 года

http://moya-semya.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=9663:2017-07-27-15-21-03&catid=123:2012-09-04-10-00-32&Itemid=198

https://silver-voice.forum2x2.ru/t6775-topic#36321