Группа "Несчастный случай". 35 лет

Алексей Кортнев: «Мы пошли на компромисс и получили за это по носу»



Группе «Несчастный случай» — 35. Время подвести промежуточные итоги. Хитов десятки: «Генералы не дают мне спать», «Я офигеваю, мама», «Что ты имела в виду», «Зоология»… Еще недавно они не вылезали с телеэкранов, были в жесткой ротации на радио. Плюс фильмы: «День выборов», «День радио»… Да и сейчас, на фоне общего кризиса, это одна из самых успешных групп. Казалось бы, все складывается удачно. Но победителем Кортнев не выглядит, скорее наоборот.

— Алексей, к чему пришли за эти годы вы, ваша группа, ваше поколение?

— Наше поколение, поколение 50-летних, к сожалению, проиграло. Мы очень поверхностно жили. И то, что мы все сейчас получили по носу от власти, по большому счету закономерно.
Пока мы пели, веселились, ставили спектакли о том, как хорошо идти к свободе и демократии и какие смешные казусы случаются на этом пути, — карета развернула оглобли и поехала назад полным ходом.

— Потерянное поколение?

— Нет, именно проигравшее. Лично для себя-то многие как раз выиграли. Я, например, проживаю достаточно обеспеченную жизнь. Большинство моих друзей востребованы, в них по-прежнему заинтересовано общество.

— Так, может, в этом все дело? Умные, честные, интеллигентные люди не устояли перед соблазном успеха, сладкой жизни, больших денег. И пошли на компромисс с властью. Это началось задолго до Путина. Еще в 1996 году вы участвовали в туре «Голосуй или проиграешь». Говорят, за те концерты платили фантастический гонорар.

— Да, хороший. Больше того: я потом еще за Черномырдина агитировал, хотя дружил с СПС. Был такой проект «Старые песни в нашем доме», и я был там конферансье. Помните партию «Наш дом — Россия»? Тогда как раз вышли «Старые песни о главном» на ОРТ, и почти все музыканты, которые приняли в нем участие, поехали агитировать со страшной силой за Черномырдина. Это были первые огромные деньги, которые я заработал.

Я работал и особо не задумывался о том, к чему это приведет. Но если б даже задумался. Я однозначно был на стороне Ельцина, а уж тем более младореформаторов. Молодые, задорные, красивые. А главное, по языку, по психотипу, да и просто по возрасту совершенно свои. За кого же агитировать, если не за своих? У нас и аудитория была такая же: студенты престижных вузов с прогрессивными взглядами. Думающая образованная публика.

— И не бедная.

— Да, потом из них выросли менеджеры больших компаний. Наша аудитория не очень широка, но хорошо обеспечена. Мы до сих пор играем для них концерты, реже публичные, чаще частные.

— Корпоративы?

— Именно.

— Как интересно. Вы участвовали в поддержке узников Болотной, в поддержке Навального. И одновременно играли на корпоративах у людей, против которых, собственно, и направлен протест.

— Не совсем так. Мы уже лет десять не играем у чиновников, только у бизнесменов.

— А «Газпром» куда относится? Это власть или бизнес?

— Да, для сотрудников «Газпрома» играли. Можно встать на радикальную позицию и сказать, что частные концерты играть вообще нельзя, потому что деньги обязательно украдены. Все крупные состояния нажиты нечестным способом, как говорил Бендер. И это правда. Но если так радикализировать свое существование, останешься с голым торсом. Я ни в коем случае не пытаюсь представить нас невинными агнцами. Мы идем на компромиссы, мы зарабатываем в сегодняшней России, где все пронизано коррупцией, каждая купюра, любой товар. Но если человеку хотя бы не противно смотреть в глаза, мы играем.

Да что там корпоративы! Я, извините, был модератором на встрече музыкантов с президентом Медведевым. Он мне запонки подарил с двуглавыми орлами! А я спел ему «Smoke on the Water», его любимую песню. Специально разучил. Это ли не компромисс в крайней степени?



— А зачем это было делать?

— Основной мой аргумент: интересно. Неужели не интересно встретиться и поговорить с президентом своей страны? Я у него ничего не просил, он мне ничего не предлагал. Кроме запонок. Мы потом продали их за сумасшедшие деньги и пожертвовали в благотворительный фонд.

— Вы что-то поняли о нашей власти на этой встрече?

— Ничего. Чисто туристические впечатления. Очень понравилась обувь Дмитрия Анатольевича, прекрасные ботинки. Но это все.

— Так стоило ли? После этого тысячи людей сказали: ага, Кортнев продался власти!

— Неприятно когда тебя ругают, вешают ярлыки, третируют. Но еще обиднее, когда третируют не по делу. Ну, кому я продался, зачем? Все это мимо кассы. Вот недавно СБУ закрыло мне въезд на территорию Украины. И тоже непонятно за что. Концертов в Крыму мы никогда не играли.

— Но повод был. В 2014-м вы дали скандальное интервью «Свободной прессе», где одобрили присоединение Крыма.

— Странно, что они вспомнили об этом только сейчас, спустя четыре года почти. Я в Украину с тех пор заезжал раз двадцать. Последний раз играл концерт в Украинском музыкальном театре в Одессе, и все было хорошо.

— Помню ваше антивоенное выступление на «Нашествии». Помню, как вы вступились за Земфиру в безобразной травле из-за украинского флага. Но ведь и интервью это было…

— Слушайте, это было сразу после присоединения, я не понимал, что происходит. И никто не понимал. С тех пор было время разобраться, теперь у меня иные взгляды на Крым.

Но главное из того интервью я готов повторить и сейчас: слава богу, что обошлось без кровопролития и прямого военного вмешательства. А что, лучше бы лились реки крови?



— Те, чья молодость пришлась на нулевые, назовут их прекрасной эпохой. Слушали ваши песни, путешествовали, ездили на дорогих машинах, ели в дорогих ресторанах. И вот их выдернули из этого уютного мира в гораздо более жесткий. Что пошло не так, как вы думаете?

— Думаю, что как раз с Украины и запустился этот маховик, эта патриотическая истерика.

— А перед этим все было так?

— Нет, конечно. Посадка Ходорковского, разгон НТВ…

— Бог с ним, с Ходорковским. В стране существовали островки Европы, оазисы жирной жизни. А вокруг них мыкались миллионы нищих. Это хуже, чем разгон НТВ. Но я вижу, что многие борются сегодня за то, чтобы все это вернуть и жить снова как в нулевые. А зачем возвращать? Ведь кончится опять тем же.

— Если маятник качнется обратно, в либеральную сторону, все равно уже как прежде не будет. Хотя черт его знает. Как жить дальше и что делать, вообще неясно. И думаю, не только мне одному.

Я продолжаю воспитывать своих детей, я говорю им: терпите, сколько можете, не уезжайте, живите здесь, работайте, учитесь, пытайтесь что-то делать.

Надеюсь, что они выживут и смогут принести пользу своему народу, своей родине.

— А у вас у самого не возникала мысль об отъезде?

— Возникает регулярно, но нет, ответ отрицательный. Я много ездил по миру и понимаю, что работать хочу только здесь. Здесь моя аудитория. Я, в конце концов, песни пишу по-русски.

— То есть тут чисто профессиональные резоны или вы патриот? Я не вкладываю в это слово негативного смысла.

— Я тоже. Наверное, патриот. Слушал недавно выступление Драпеко о том, что нам необходимо создать комиссию по нравственности. Фактически цензуру. Каждый день выходит на поверхность какой-то бред. И когда я слышу такие вещи, я хочу, чтобы они уехали, а не я. Ну да, сейчас я в проигрыше, но так будет не всегда, я надеюсь.

— Смотрите, что получается. Вы патриот и в то же время либерал. А нас постоянно уверяют, что это слова-антонимы.

— Нас вообще все время разводят на ложные противопоставления. Это такая идеологическая метода: плюс и минус, черное и белое, без нюансов. Либо патриот, либо либерал. Либо — либо. Интересно, как трактуется при этом патриотизм: патриот обязан ненавидеть пиндосов. Не дружить с другими людьми, любя свою родину, а любить свою родину, ненавидя всех окружающих. То есть, ненависть по их версии — это такая форма любви.



— И как ей противостоять?

— Мягко, без агрессии. Писать, петь, говорить.

— От вас что-то ждать в этой плоскости?

— Еще как ждать. Мы сейчас активно пишем мюзикл «В городе Лжедмитрове», который будем играть и на больших площадках, и в клубах. Лжедмитров по сюжету — это такой моногород, построенный в 1950-е вокруг ядерного реактора. Там, под куполом излучения, все иначе, чем в окружающем мире. У них вечный мэр, который не умирает и не стареет, и культ человека, который основал этот город. Дальше рассказывать не буду. Это уже и так спойлер.

— А в чем месседж?

— В критике существующего строя, конечно. Главный герой побеждает зло. Это же мюзикл, там не может не быть хеппи-энда.

— То есть, некоторую надежду вы людям все-таки оставляете.

— В этом весь смысл.

— Вы не пророк, я тоже, но давайте попробуем смоделировать ближайшее будущее. Рок окончательно станет ретро-жанром. На слуху останется три-четыре имени. Так?

— Ну, пять. Это как в опере. Кого мы знаем? Пласидо Доминго, Каррераса, еще двух-трех артистов — и все. Я счастлив, что успел заскочить в рок-н-ролльный поезд на последней остановке, но сейчас это уже не поезд, это музей.

— Режим будет ужесточаться, пройдут посадки.

— Видимо, да.

— Молодежь все чаще станет выходить на улицы. Это, собственно, уже происходит. Кстати, интересно, что они будут при этом петь.

— Когда хоронили Немцова, несли плакаты с фразой «Я офигеваю, мама». Мы выпустили эту песню за неделю до того, как его убили. Никто не пел, просто несли плакаты. Я был потрясен.



— Украинская война постепенно сойдет на нет, но начнется что-то еще, заварят новую кашу.

— Война стагнируется, как конфликт в Карабахе, как Приднестровье, как оккупация Кипра. А новую, да, постараются замутить. Воевать выгодно.

— Вот такая у меня картина будущего. А у вас?

— Очень похожая. А с другой стороны, так же рассуждали люди за три-четыре года до перестройки. Сидели и говорили: «Ничего не изменится, стагнация еще на десятки лет». Такие вещи происходят внезапно. Причем именно тогда, когда их меньше всего ждешь, когда кажется, что все уже кончено.

PS Послушать песни Алексея Кортнева и задать ему вопросы можно 8 февраля в ЦДХ.

https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/02/03/75375-aleksey-kortnev-my-poshli-na-kompromiss-i-poluchili-za-eto-po-nosu