Юрий Любимов

Сегодня одному из самых ярких режиссеров русского театра Юрию Петровичу Любимову исполнилось 97 лет.

В связи с днем рождения Юрия Петровича вспомнилось событие трехлетней давности.
30 июня 2011г. я была на спектакле "Маска и душа" на Таганке. Так уж получилось, что я купила билеты месяц назад, когда все было тихо, а попала в театр в самый разгар скандала. В театре был аншлаг, по фойе бродили телевизионщики с камерами, все чего-то ждали. После третьего звонка зазвучало наговоренное любимовским голосом обычное обращение к зрителям с просьбой отключить мобильники, не снимать и не фотографировать во время спектакля, а главное (с трагикомическим ужасом) - не лепить жевачки к креслам. И в этот момент в зал из фойе вошел Любимов, встал возле сцены, а чуть в стороне у дверей остановилась Каталин. Зал зааплодировал ему стоя, понесли цветы. Телевизионщики, сломя голову, сшибая на бегу друг друга и зрителей, кинулись с камерами к сцене. Юрий Петрович стоял, строго глядя в зал, и принимал аплодисменты без тени улыбки на лице. Так прошло несколько минут, потом он махнул рукой, посадил зал и сказал: " Я пришел, чтобы попрощаться с вами..." Далее он произнес какие-то слова о сути конфликта, повторил, что не может и не хочет работать с труппой, поблагодарил зрителей за то, что они ходили в его театр почти полвека. Из зала понеслись возгласы: "не уходите", "оставайтесь", "гоните их в шею". Какой-то мужчина крикнул: "Мы привыкли приходить на Таганку за свободой, не лишайте нас этого!" В зале быстро образовалась митинговая, до предела наэлектризованная атмосфера . Любимов немного лукавил, когда говорил, что пришел просто попрощаться со зрителями. Нет, и попрощаться, конечно, тоже, но мне показалось, что этот выход к зрителям нужен ему был для того еще, чтобы лишний раз убедиться, что он прав в этом конфликте, что зритель "за него", а не "за них", не за артистов. И он убедился в этом, полной мерой насладившись и аплодисментами, и просьбами остаться. Он даже призвал зрителей "не устраивать митинг" и пожалеть актеров - "ведь им спектакль играть". В общем хоре зрительских голосов я уловила лишь один ехидный вопрос "а когда спектакль начнется?" Потом Любимов вышел, и начался спектакль. Спектакль сложный: мэтр до предела наполнил его философскими подтекстами, попытками осмысления планетарного масштаба диагноза, который поставил обществу доктор Чехов. Библейские мотивы, эта возвышающаяся посреди сцены "эрнстнеизвестновская" Десница Господня, пальцы которой шевелились весь спектакль, но так и не сложились для благословения, зеркало "Солнце", ранние рассказы Чехова, аллюзии с сегодняшним днем... Но то ли мое убогое восприятие тому причиной, то ли актеры не смогли преодолеть довлеющее над ними "проклятие" режиссера, то ли подсознательно слишком отвлекала разыгравшаяся театральная трагедия, то ли еще что, но все эти смыслы и образы рассыпались и не желали соединяться во что-то целое. В какой-то момент мне показалось, что актеры и зрители поменялись местами, что в глазах актеров можно прочесть знаменитое "не верим!" Не верим, потому что видели и слышали: вы - за НЕГО, а все ваши аплодисменты неискренни и лицемерны. На поклон актеры вышли без единой улыбки, актрисы кусали губы, с трудом сдерживая слезы.
В фойе зрители писали на длинном рулоне бумаги послания Любимову, а выходящих из театра ловили за рукав распространители рекламных флаеров антрепризных спектаклей. Не глядя засунула их в сумку и только дома рассмотрела, как следует. Все они приглашали на спектакли в ЦДКЖ и удивляли поразительным однообразием названий: "Дама и ее мужчины", "Свободная любовь", "Новые русские мужики или мужчины на час"... Это тебе не доктор Чехов с его «с каким удовольствием русский человек низвергает кумиров. Ему, кажется, доставляет удовольствие втаптывать в грязь того, кого вчера превозносил» И я поняла, кого мне напомнили эти тетки с флаерами в дверях "Таганки" - гиен, которые бочком подбираются к умирающему благородному оленю.
Вместе с Юрием Петровичем Любимовым ушла Великая "Таганка" - целая эпоха в русской культуре, и ушла навсегда...

Юрий Любимов: великий артист и страшный грубиян

Смерть мгновенно переносит человека из реальности в область легенды, хотя как раз Юрий Любимов многие годы уже жил в этом пространстве мифов, замечает Алена Солнцева.
Юрий Любимов прожил долгую жизнь, и умер не от конкретной болезни, а просто потому, что человеческий организм, увы, не рассчитан на вечность, его ресурсы оказались исчерпаны. Но 97 лет интенсивной, яркой, боевой, активной жизни – это прекрасный итог.
Юрий Любимов всегда был прежде всего человеком театра. В том смысле слова, который имеют в виду, когда говорят – "ну ты и артист!" То есть умеешь как-то так выступить, что все обращают внимание, запоминают, восхищаются и даже немного ошарашены.
Например, все знают, что во время спектаклей Таганки Любимов сидел в зале и мигал артистам фонариком – держал ритм. Но ведь это еще и очень эффектное зрелище – сидит в темном зале режиссер, фонарик мигает, артисты всматриваются в темную дыру партера, а оттуда им знак: я тут, я с вами, я все время вас вижу…
Про него говорили, что с ним трудно, и действительно, конфликт был постоянным спутником его жизни. Он ссорился с властями, с друзьями, с авторами и, что давалось болезненней всего, с артистами.

РИА Новости http://ria.ru/columns/20141005/1027002510.html#ixzz3FLP9XGW7

Таганка, я твой бессменный арестант

Я хочу потеряться в Театре на Таганке, где царит грозный и гениальный патриарх, чье девяностолетие мы только что отметили. Юрий Любимов, давно уже классик, но такой родной и хороший, такой чистый и бесстрашный, что хочется назвать его по Войновичу: "Клаша". Библейские патриархи жили по 900 лет, а что от них толку? Ни одного спектакля не поставили. Так что не хочу я пребывать в лоне Авраамовом, я лучше заблужусь в нижнем закулисном таганском коридоре, где проходят длинные и толстые, как удавы, трубы отопления.

Я хочу быть особым таганским сверчком, театральным домовым, ночующим на старинном диване в любимовском кабинете vis-à-vis с гитарой Высоцкого. В русском фольклоре есть старинные домовые, пришедшие из дохристианских времен: "баннушко", живущий в бане, "овинушко", живущий в овинах. А я буду "таганушко".

Из 90 лет Юрия Любимова больше сорока ушло на Таганку. В 1966 году я впервые попала туда, и началась моя сверчковая жизнь. Все эти 40 лет Таганка, как иностранное посольство, пользовалась отвоеванным Юрием Любимовым правом экстерриториальности. Ни советская, ни путинская власть не были властны над этой сценой Свободы и Разума.

Сила, мысль, образ, глубина – конечно, поэты-смогисты случайно нашли формулу Таганки. 40 лет здесь крутился разноцветный вихрь театрального карнавала от Вахтангова; остро и больно делалось от хирургического разрешения социальных вопросов – по Брехту; ходячие добродетели оказывались с червоточинкой, а злодеи были разительно похожи на нас – от Станиславского; а самые неожиданные модернистские приемы были не для "понта", а работали на общую концепцию, оживляя засушенную в школе классику, намечая щедрым мазком кисти эпоху, – от Мейерхольда.

В фойе висят их портреты, портреты таганских покровителей и прародителей. Собрать их воедино мог только он, Демиург, Творец. Юрий Любимов. И добавить от себя таганский магический кристалл, сияющий над каждым спектаклем девиз:

Ты должен быть гордым, как знамя;
Ты должен быть острым, как меч;
Как Данту, подземное пламя
Должно тебе щеки обжечь.

Всего будь холодный свидетель,
На все устремляя свой взор.
Да будет твоя добродетель -
Готовность войти на костер.

Чистейшее, благородное отчаяние избранных душ, обреченных на прозябание в рабской стране, струилось, как старое бургундское, в таганский фиал. Невозможность быть добрым к людям, потому что люди, если раскрыть им кошелек и душу, растерзают тебя, была зафиксирована ударом кинжала в "Добром человеке из Сезуана", человечность и вечно торжествующее в советском обществе зло выпали в осадок из поэтического ассорти по Андрею Вознесенскому "Антимиры". "Летят вдали красивые осенебри, но если наземь упадут, их человолки загрызут..."

И Пушкин, и Маяковский нашли на Таганке свои спектакли-надгробья, и если Пушкина-шельму, Пушкина-диссидюгу, Пушкина-хохмача и прикольщика до Любимова кто-то пытался понять, то уж Маяковского-то из советского опричника сделать тем, кем он был, - страдающим человеком, непризнанным талантом, жертвой эпохи и мифа - мог только таганский Демиург.

Роковой сетью, ножом гильотины падал на Гамлета-Высоцкого знаменитый таганский железный занавес, made in USSR; Иешуа Га-Ноцри и Воланд в "Мастере и Маргарите" выходили в финале с кубиками в руках и складывали на сцене в стране официального атеизма: "Х.В."; горел на фоне портрета полулегального Булгакова Вечный огонь; Воланд-Смехов провозглашал в эпоху запрета и конфискации книг: "Рукописи не горят", - и начинал читать вытащенный из небытия пухлый роман Мастера.

Когда его творчество попытались использовать советские бонзы, Любимов остался на Западе; когда бонзы временно заткнулись на "перестройку", он вернулся и продолжил писать свою историю России в спектаклях, как в томах. Когда путинское цунами стало смывать все, что осенебри успели без человолков настроить на российских берегах, мэтр резко откликнулся "Антигоной" и напомнил нам, что законы совести и Божьи превыше произвола тиранов, как фиванских, так и кремлевских. Когда сажали Ходорковского, Любимов поставил "суфле" с кафкианским "процессом внутри", и мы поняли, что басманное правосудие – чистый Кафка. К юбилею Любимов залепил по роже самодовольной охотнорядской Москве – Грибоедовым.

Больше сорока лет в строю. И пусть Юрия Любимова предала часть учеников, отобравших у него новую сцену Таганки. Бывает. Ведь и Христа предал ученик. Однако на суд столетья плывут из темноты именно к Юрию Любимову, элегантному, красивому, с бабочкой, назло эпохе и календарю. Он всегда отказывался продать душу дьяволам всех сортов, от советских до имперских. И поэтому Бог даровал ему вечную молодость, и прекрасную Маргариту по имени Каталина, и красоту, и гениальность.

Таганка – место вечного паломничества интеллигенции. "Сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая".

Валерия Новодворская, 05.10.2007

http://mirror45.graniru.info/Culture/Theatre/m.128162.html

«Никто не знает, что сохраняет память.
Но страсть писать дневник и что-то сохранить
Нас многих заставляет взять чистый лист.
Последняя черта нам обрывает знаковую нить.
А там Всевышний разберет,
Кто перед ним предстанет.
Возьмет Он нотный лист
И знаками, как ноты, нас расставит.
Получит каждый звук, что заслужил,
Как на земле грешил и жил.
Прости, Спаситель, нас! — землянин закричит.
И данная нам Богом нота зазвучит.
И хор тот будет страшен и многоголос!
Над нами страшный суд из нас
Нам приговор споет. То будет Божий глас.
Он окончателен для нас.
Фальшивый гимн орем-поем.
Не думаем о нем.
Все ноем: все не так.
Уныние несем.
Не видим красоты земли,
Летят года, то Орвелла, то Баха.
Видна последняя черта,
За ней Его Врата»
(Юрий Петрович Любимов. «Рассказы старого трепача»)