25 ноября 2012 г, Русский городской романс, Балашиха

- Вечер добрый. Сегодняшний концерт посвящён русскому городскому романсу



1. Утро туманное
2. Мы только знакомы
3. На заре ты ее не буди
4. Кукла



5. Я вновь пред тобою стою очарован

- Спасибо. Я оставляю площадку Михаилу Радюкевичу. О следующем произведении он расскажет сам

Миша



- Сейчас прозвучит замечательная музыка испанского композитора Франциско Тарреги «Арабское каприччо»

- Арабское каприччо

6. Пара гнедых
7. Изумруд
8. Астры осенние

- Спасибо. Собственно говоря, никаких секретных разговоров здесь не ведётся… Мы, так получается, что, благодаря особой домашней атмосфере этих концертов, так обсуждаем какие-то… обсуждаем? … делимся какими-то радостями совсем недавними, и, собственно говоря, большинство разговоров о вчерашнем вечере памяти Булата Окуджавы в концертном зале имени Чайковского. Мы можем об этом даже поговорить и вместе, если кому-то это захочется. Я признателен за все добрые отзывы. Скажу только, что вчерашний вечер мне очень понравился. Он какой-то даже, вот, в ряду многих уже выступлений …



Миша

- Он достаточно целен

Олег

- Он был цельный, он был… слово «стильный» не подходит здесь – по стилю выдержанный. Это очень-очень редко и это очень здорово.

Миша

- Практически концерт единомышленников.

Олег

- Ну, в общем, да, да. Но сегодня у нас «Русский городской романс», хотя, русский городской романс и Окуджава – это в принципе единокровные – в искусстве единокровные – братья. Так что никакого противоречия здесь быть не может. И спасибо за отзывы о вчерашнем вечере.




9. Вам 19 лет



Олег

- На сцене Михаил Радюкевич

Миша

- Ещё одно произведение Франциско Тарреги – «Воспоминания об Альгамбре». Это одно из самых популярных гитарных произведений.

- Воспоминания об Альгамбре

10. Затворница



11. Дремлют плакучие ивы



12. Камелек
13. Не тверди

- Стульчик здесь оказался всё-таки, кстати, а следующим романсом мы планировали завершить сегодняшний концерт... Ну, так или иначе, он будет сейчас звучать, а там посмотрим, что…

14. Я встретил Вас

- Для меня для самого довольно быстро пролетает этот час, который мы здесь планируем обычно в рамках этих встреч, в рамках этих концертов, и, если мы не беседуем, то, действительно, ощущение довольно… довольно короткое. Я не успел прочесть записки. Я сейчас их прочту про себя. И вообще, я сегодня погрузился в атмосферу старины – собственной уже старины…

Мы с Мишей сегодня спели несколько вещей, которые не пели много-много-много лет, а когда-то они составляли, на самом деле, основу репертуара. И поразительно, когда… вот это, как и с хорошей книгой, когда прочитываешь её спустя много-много-много лет, оживает что-то, что ты забыл или даже считал утраченным, а, на самом деле, оно живёт… Живёт где-то иногда глубоко, и, вдруг, понимаешь, насколько это оказывает влияние на твою жизнь во-о-бще. Вот поразительная вещь с русским городским романсом: те нежные мелодии, незатейливые и неприхотливые тексты – они, на самом деле, позволяют потом выходить и петь масштабные произведения - и не только на русском языке, позволяют быть в них уверенным. И вся вот эта вот внешняя… как сказать вернее… Ну, да, именно внешняя красота, энергия, сила – они, как ни парадоксально, питаются вот этим совсем нежным, очень-очень, вроде бы, таким нестремительным источником, чем-то очень-очень хрупким. Вот поэтому для меня сегодня день опять радостный.

И вообще вот здесь – в Балашихе – у нас получаются какие-то нечаянные радости очень часто, и огромное за это спасибо и низкий поклон владыке Николаю – за то, что мы здесь эту роскошь можем себе позволить. Спасибо. Спасибо.

Вот, опять же это вопрос, причём такой довольно категоричный. Я его обязан, наверное, озвучить. Ах! Да, а собственно с чего начиналось… Я часто страдаю этим – грешен в том, что мысль начинается, а потом как-то слова меня уводят от того, о чём я задумал говорить вначале, так вот, я давно перестал читать записки на концертах. Тому есть две причины. Одна – совершенно такая банальная, дурацкая – слишком много стало ненужных записок, т.е., если раньше – это конец 90-х годов – Политехнический музей, когда бывало с кем-то из здесь сидящих в зале, некоторых нет уже на наших концертах или даже некоторых нет в этом мире, мы проводили очень долгие разговоры, заканчивался концерт и потом были беседы, которые были необходимы, не просто нужны, а необходимы - и мне, и тем, с кем я разговаривал… вот… но потихоньку этот поток иссяк и это совершенно, в общем-то, правильная очень вещь потому, что те, кто хотел найти ответы на вопросы, они их находили… И потихоньку вот так же и с записками получается - в какой-то момент стало очень много таких вещей, которые просто публично нельзя оглашать, вот каких-то ненужных вещей, каких-то неинтересных вещей, каких-то оскорбительных. И это нормальная ситуация у любого артиста, если у него растёт популярность - чем популярнее артист, тем более вот этого получается мутного ненужного потока. И в какой-то момент я просто понял, что удельный вес серьёзных, хороших, добрых вопросов, он резко сократился. Я перестал читать записки со сцены. А использовать это, как момент нарочитого диалога с залом или заигрывания с залом, тем более, мне не хочется п.ч., оговорюсь, до сих пор я к каждому письму отношусь с уважением. Ну, я открываю его с уважением… там, что уж дальше в нём идёт - это другой разговор… вот… а так, если человек мне написал, я не считаю себя вправе просто от этого отмахнуться. Иногда это, честно говоря, - громадная работа - вот перелистывать какие-то листы, испытывать досаду, разочарование, вот... Ну, случаются - не очень часто, но всё-таки - моменты счастливых открытий, когда ты, вдруг, из уст другого человека, ну, вернее, из письма другого человека видишь какие-то очень точные определения, очень точные оценки, прекрасные образы и, главное, что наиболее ценно, - совпадение того, что ты делал на сцене, с тем, что дорого человеку. Это - бесценно. И, поэтому я люблю аплодисменты, поэтому я люблю цветы, кто бы что ни говорил…



Спасибо. П.ч., на самом деле, в этом, безусловно, в этом жанре… Наверное, это было бы странно и недопустимо даже в процессе спектакля, но в жанре концерта, тем более, в этом репертуаре, который требует – и подчёркнуто требует - исповедальности на сцене, вот это всё не только уместно – это всё вплетается в ткань самого сценического действа и иногда становится просто необходимым. Но вот вопрос:

«Дорогой Олег Евгеньевич, Ваши почитатели, не бывающие в этом зале, просили задать Вам вопрос…»

- Дословно

«Неужели мы больше не услышим в московских залах ни Пушкина, ни Лермонтова?»

- Ну, строго говоря, и Пушкина и Лермонтова мы исполняем. Просто имеется в виду, наверное, программа «Пушкин» и «Лермонтов», п.ч. так мы исполняем романсы на стихи Лермонтова и на стихи Пушкина. К сожалению, это вот времена, в которых живёшь, - не ругают. Это не только неправильно, даже, в общем, пошло. Но, тем не менее, к сожалению, времена, которые сейчас есть, они выдавливают те программы, которые даже в нашем жанре можно назвать некоммерческими. Если русский городской романс или французская, не знаю, итальянская песни гарантированно привлекут людей в зал, в котором больше 500 мест, то эти программы, они требуют, мне кажется… вот ещё важный момент очень… они требуют очень серьёзной работы публики – не менее серьёзной, чем того человека, который на сцене. И понятно, что не найдётся такого просто огромного количества людей, которым бы захотелось ещё после рабочих дней своих и переживаний дома, своих забот и тягот ещё вот сотрудничать здесь, сработничать здесь.



Я пытаюсь подобрать более красивые слова, если говорить проще, к сожалению, к моему глубокому сожалению, к сожалению ребят, с которыми мы работаем, все более серьёзные программы, они потихоньку выдавливаются из больших залов. Это - объективная ситуация нынешнего времени. Я не знаю, что с этим делать, честно говоря… Честно говоря, мы стараемся, так или иначе… вот… но, знаете, какое поразительное прекрасное получилось решение этого вопроса? В Москве, вот здесь мы исполняем эти программы, в Петербурге – в Святодуховском центре Александро-Невской Лавры, и, в общем-то, на мой взгляд, это сочетание для меня оно - бесконечно радостно, когда совпадает, не в таком – не в декларативном делании, не на мотоциклах, не на митингах, хотя, это, может быть, тоже нужно. Я нисколько это не осуждаю, просто не очень верю в такие вот напористые какие-то движения борьбы за правду, тем более, духовную правду. А вот здесь это точная победа – победа веры и надежды. Эти программы живут и не пропадают. Живут они, благодаря владыке Николаю, благодаря Владыке Назарию, благодаря воле и труду церковных служителей. Не говорю: «священнослужителей», я говорю сейчас специально: «церковных служителей». Для меня это чудесное совершенно сочетание и подтверждение вот такой правды церкви – работать и выходить за пределы может быть собственно исключительно духовного делания. Во всяком случае, я за это бесконечно признателен, п.ч. без этого программы, вот, как «Пушкин» и «Лермонтов» - они бы, наверное, у нас пропали из репертуара на годы. Так что ещё раз спасибо.

Олег читает про себя следующую записку

- Ах! Ну, вот так… Ну, понятно… Вопрос, который может быть не касается людей, которые не находятся постоянно в нашем сообществе. Я прошу прощения за то, что уделю этому время, вот, тем не менее, здесь настолько знакомые лица, что, думаю, большинство людей этот вопрос интересует.

«Как Вы относитесь, к тому, что в последнее время очень много видеозаписей Ваших концертов выкладывают на форумах? Вас это радует или огорчает?»

- Я должен сказать, что меня это нисколько не огорчает. Меня огорчает одна вещь, когда… вот у меня просьба к тем, кто выкладывает что-то там - в ютюбе или где ещё, в контакте, чтобы всё-таки следили за качеством выкладываемой записи. Я говорю сейчас не о технических вещах. Я говорю о том, что – и это очень важно – никакая запись, даже хорошая, профессиональная телевизионная запись не передаёт атмосферы концерта. Это не-воз-мож-но. И вот тут нужно очень критично относиться к тому, что выкладываешь, п.ч. иногда можно сослужить и дурную службу. Вот, кто постоянно приходит на наши концерты, те, кто нас слушает постоянно, безусловно, они представляют себе эту атмосферу. Они понимают, почему здесь произошло то-то и то-то, почему здесь несовершенно звучит что-то. Вот, допустим, человек сидит под колонкой и у него звук грубый и мощный, если человек сидит далеко от источника звука, у него звук может быть вялый и слабый. А люди, которые не бывают на концертах, они могут спокойно написать: «да, чего его не слышно, чего ходить туда – на эти концерты» или, наоборот, там: «да там такой звук ужасный, зачем идти». Это я совершенно простые вещи говорю, но об этом нужно думать. С другой стороны, запретить - ни съёмки эти, ни как бы выкладывание их в интернет я не могу. Не стал бы по причине той, что, хотя,  мы много очень работаем, мы много гастролируем, тем не менее, на телеэкранах мы фактически отсутствуем и для каких-то людей, особенно, которые живут далеко от столиц, эти записи желанны. Вот какую-то меру тут надо соблюдать. Я говорю очень откровенно, искренне, п.ч. мы все союзники, и я знаю, что люди, которые приходят ко мне на концерты, они обладают - и культурным уровнем достаточно серьёзным, и вкусом. Вот… поэтому как бы, но тут существуют взаимные обязательства – надо следить за тем, что как бы предъявляется публично… вот… а второй вопрос… я пока ничего не буду об этом говорить. Я просто зачитаю из вежливости.

«Расскажите, пожалуйста, о Вашем участии в работе президентского Совета по культуре. Вы верите, что удастся что-то сделать?»

-  Ну, вторая половина вопроса - она звучит чересчур общё. Что-то, безусловно, удастся сделать. Это всегда происходит, если где-то собираются единомышленники и люди определённых идеалов, принципов, а, кроме того, там ещё и достаточно достойных людей... вот… но дело в том, что в нашем отечестве всё происходит сложно, а, кроме того, всё происходит не просто, а парадоксально, поэтому никогда не знаешь, честно говоря, чем обернутся какие-то твои действия. Собственно говоря, как и в жизни, ведь благие желания вовсе не гарантируют спасения… вот… Есть известная поговорка о благих желаниях… и это не только потому… эта поговорка, наверное, не только о лени… она даже не столько о лени, сколько о том, что, что бы мы ни предполагали, а располагает Господь. Нужно стараться, конечно, какие-то… вернее, все свои поступки согласовывать с совестью, а как и что получится, я не знаю. Я не знаю. Я могу сказать только одну вещь вот из той встречи, которая была тогдашней – большой встречи, которую показывали по федеральным каналам.

Во-первых, все люди, входящие в Совет - я про себя не говорю сейчас в данном случае, и это не кокетничанье и не придуманная скромность – я просто, на самом деле, говорю о тех людях, которые обладают очень серьёзным весом - и в культуре, и в каких-то… как сказать, в каких-то взаимоотношениях. Мы то всё-таки замкнутая вселенная, мы никому не принадлежим, кроме самих себя и, слава Богу, на самом деле. А есть люди, которые руководят громадными коллективами, театрами, музеями, связаны с очень большим количеством людей, отвечают за очень большое количество людей, так вот, там всё сплошь - люди достойные. Достойные в профессии, достойные - по-человечески. Я с кем-то могу не соглашаться в чём-то, но, во всяком случае, люди действуют согласно своим идеалам и принципам, а не своим прихотям. вот… Поэтому это очень важно. И в той встрече меня приятно поразила осведомлённость Главы Государства и вовлечённость его в культурные процессы. Ведь это, на самом деле, всё-таки это ни оборона, ни экономика, ни те вещи, которые по факту обязан Президент знать в деталях. Это - культура. А, на самом деле, человек в деталях знал, о чём он будет разговаривать, причём, в таких подробностях, о которых я, например, имею самое смутное представление. Вот, поэтому, может быть, может быть, может быть… вот.

Во всяком случае, культура ведь не только в нашем отечестве, а вообще, собственно говоря, везде это - остаточный принцип… вот – по остаточному принципу. И ничего не сделаешь. А вот поэтому, что как будет… Власти захотелось услышать людей, которых она должна слышать.

Опять-таки себя исключаю из этой команды потому, что меня можно не слушать, а таких людей, как Гергиев, Пиотровский, Сокуров - я сейчас навскидку говорю – слушать необходимо. Вот, насколько мог, ответил на этот вопрос, а, что там будет, - никто-никто не знает. У нас вообще всё сложно в отечестве. У нас, в конечном итоге, все вопросы сходятся к личной совести каждого, вовлечённого вообще в любые отношения, начиная от правил дорожного движения, заканчивая управлением государством. Это наше, может быть, проклятье, а может быть, наоборот, наш путь к спасению.

Вопрос из зала:

«Олег, а можно спросить дополнительно, а в какой вы комиссии и чем вы будете конкретно заниматься?»

- Нет, я пока закончу ответы… Собственно говоря, если я через год ещё там останусь, а там ежегодная ротация, мы сможем поговорить о каких-то результатах, сейчас просто это -необоснованно и неправильно.

Перебирает записки, читает про себя

- Я не знаю, но стоит ли сейчас мне, потому что это фактически, это фактически вопрос интервью, я не знаю, имеет ли смысл отвечать для всех, но я, уже поскольку это последняя сегодня записка, я прочту, что-то может быть и отвечу.

Зачитывает записку:

«Лет 5-6 назад Вы, Олег, сказали так - цитата « Я не люблю нынешнюю европейскую душу, она страшно изменилась по сравнению с тем, что мы когда-то читали, стала прагматичной, жестокой самоуверенной и недоброй, а русская душа - она остаётся доброй вопреки всему и это повод для оптимизма…»

- Конец цитаты:

«… Как видится вам сейчас душа русская и душа европейская, если говорить о сохранении национальных душевных качеств, в отношении христианских ценностей в евангельском миропонимании, в церковной жизни.»

- Ну, во-первых, не 5-6 лет назад, это лет 15 назад я позволял себе так говорить, п.ч. это слова юного человека, который иногда не очень… не очень достаточно думает перед тем, как что-то сказать… вот… конечно, здесь та же элементарная логическая ошибка – европейской души, как таковой, не существует, существует душа человека, а, может быть, есть характер определённый европейской цивилизации. Но, собственно говоря, на эту тему столько сказано и столько написано умными и достойными людьми, что я ничего к этому не прибавлю. Секуляризация жизни в Европе началась давно. Она вышла на уровень государственного делания и, что в связи с этим со всем будет, я понятия не имею. Я убеждён - и мои путешествия по Европе и достаточно продолжительное пребывание в Европе меня убеждает всё больше и больше в том, что Европа без христианства закончится, она погибнет. Христианство – суть европейской культуры нынешней, т.е. Европы, какой мы её знаем. И выталкивание христианских традиций из государственной жизни европейской, мне кажется, это - суицидальные совершенно попытки. Сознают ли это люди, которые это делают, делают ли специально или это какое-то помутнение, я не знаю, во всяком случае…

Да, но есть одна важная вещь - я встречал людей в Европе, в самых разных, кстати, странах. И от Швеции до Италии, я встречал людей святой жизни. Они не православного вероисповедования. И лютеран, и католиков я видел, которые живут по заповедям так, что мне становится стыдно не только за моё существование, а и вообще за наше бытовое существование, п.ч. какие-то вещи, которые у нас происходят запросто, в Европе даже не представить. Ну, вот в христианских, по крайней мере, странах. Я имею в виду какую-то разнузданность, какое-то фантастическое неуважение к собственным традициям, там такого даже и сейчас не встретишь. Поэтому, вот ведь на всё воля Божия. И всё равно Господь судить будет по сердцу каждого и, естественно, не как немца, шведа, иудея, эллина, а будет судить каждого человека. И, я думаю, опять-таки, вот есть очень точные по этому поводу определения, высказывания одного из великих святых начала христианской эры - на один из вопросов Господь сказал: «внимай себе». Себе внимай… вот это - самое главное, нужно смотреть в своё сердце, прежде всего.

А европейцам и Европе, как культурному феномену, к которому мы принадлежим, кстати, безусловно, европейцам в частности, я желаю спасения также, как и всем остальным христианам, и, надеюсь, что… надеюсь, что основные какие-то вот столпы, на которых стоит европейская культура, основы её, сохранятся.

Это я, ну, как бы…Да, это я ответил

Внимательно читает записку дальше

- Ах! Ах!... но вот … я сегодня уже очень много говорил … я зачитаю вопрос:

«Всё в Вашем репертуаре очень любимое и дорогое, но всё-таки есть две вещи, которые именно сейчас по-особому волнуют душу – это «Думы» Валерия Агафонова на совершенно потрясающие стихи Николая Гумилёва и «Простите меня» - Гаврилина - Володина, последний романс это просто откровение, это что-то такое всеобъемлющее, возносящее в горнюю высь. Хочется, чтобы Вы немного поразмышляли об этих романсах-песнях, о Вашем отношении к ним и их понимании. И почему Вы всё-таки так редко их исполняете»

-  Спасибо за добрый текст очень записки и за такое вот неравнодушие. И, кстати, возможность, сейчас, публично исправлять какие-то ошибки, которые были допущены много лет назад. Это, кстати, это - подарок, когда ты можешь что–то исправить, что когда-то произошло, я имею ввиду сейчас это высказывание про европейскую душу. Это большой подарок.

Что касается романсов, мы, действительно, их редко исполняем… но (обращаясь к Михаилу): я не помню, что с романсом «Простите меня» у нас случилось, просто, наверное, забыли, да.

А… во-первых, он очень… он очень невесёлый - он трагичный… и, честно говоря, при фантастической музыке стихи мне оправдать не просто. Вы знаете, чем не просто? По-моему, это вот такой очень принадлежавший 60-70 годам образ

«…как будто мы жители разных планет, на вашей планете я не проживаю…»

- и вот дальше то, что мне безумно трудно оправдать, но из песни здесь слова не выкинешь:

«я вас уважаю, но я на другой проживаю, прощайте, привет».

- И вот это

«прощайте, привет»

- повторяющееся несколько раз в самом конце прекрасного лирического стихотворения, которое было уместно в 60-х годах, для меня сейчас трагическая такая вот знаете… такое трагическое препятствие, о которое я всё время спотыкаюсь. Мне этот «привет» не оправдать… там более, что там ещё такое… музыка поднимается, она героизирует этот привет и вообще я теряюсь, п.ч., на самом деле, это прощание двух влюблённых и как можно оправдать это - «прощайте, привет» - я не знаю. А оправдывать можно музыкально.

Есть вообще счастливые певцы, которые вообще не думают о тексте, они выходят и поют, они всё оправдывают просто возможностями своего великолепного голоса, возможностью ведения прекрасных музыкальных фраз и не важно, что там вообще написано, но, повторюсь, если бы я должен был петь, допустим, неаполитанские песни на русском языке, половина этих песен исчезла бы из моего репертуара, так же, как фактически исчезла из нашей жизни программа песен Петра Лещенко, которого я бесконечно ценю и влюблён в него как в певца, но исполнять эти тексты просто …. я не знаю, как это можно оправдать, у меня это не получается. Вот, что я думаю о втором романсе.

Что сказать о первом… «Думы» я пел совсем недавно, я не помню... Это в Москве три года назад, а вот недавно совсем я его исполнял - то ли в Питере, то ли где-то…

Хорошо, я учту. Но какие-то сегодня же у нас романсы пришли в репертуар, которые мы, на самом деле, оставили несколько лет назад.



Я думаю, что мы будем заканчивать, и закончим мы всё-таки песней.

Совещается с Мишей. Миша начал наигрывать мелодию к романсу «Не уходи, побудь со мною»

- Хорошо. Традиционный финал… и все же заключительный романс.

БИС

15. Не уходи