Деятели культуры о музыкантах с борта Ту-154

«Ансамбль Александрова — символ страны». Деятели культуры о музыкантах с борта Ту-154

Самолет Ту-154 Минобороны России, на борту которого летели 92 человека, разбился утром 25 декабря в Черном море. На борту находились 68 музыкантов Ансамбля песни и пляски Российской армии имени А. В. Александрова. «Сноб» попросил академических музыкантов рассказать про ансамбль и объяснить, какой урон понесет российская культура из-за гибели артистов



Самолет с артистами на борту пропал с экранов радаров в 5:40 утра. Лайнер летел из Подмосковья в Латакию, а в Сочи делал дозаправку. В 1,5 километра от берега Сочи нашли первые обломки самолета.

На борту находились 92 человека: 8 членов экипажа, 68 артистов ансамбля имени Александрова, 9 представителей российских СМИ и 6 сопровождающих из числа военных. Артисты летели в Сирию, чтобы поздравить военных на сирийской авиабазе «Хмеймим».

Полное название Ансамбля Александрова — Дважды Краснознаменный Академический ансамбль песни и пляски Российской Армии имени А. В. Александрова. В конце 1920-х годов его основал композитор и генерал-майор Александр Александров, впервые коллектив выступил в 1928 году. С мая 2016 года им руководит народный артист России, генерал-лейтенант Валерий Халилов.

Ансамбль выступал в Сирии в январе этого года. Артисты посвятили одну из песен памяти командира сбитого на территории Сирии самолета Су-24 Олега Пешкова. После концерта Антон Губанков, начальник управления культуры Министерства обороны РФ, в интервью телеканалу “Россия-24” объяснил, зачем проводить такие мероприятия: “У нас очень серьезный план культурно-досугового обслуживания наших военнослужащих. [...] Образовалась огромная очередь из артистов, которые хотят поддержать наших военнослужащих. У нас буквально отбоя нет, и нет возможности удовлетворить всех желающих. Мы очень признательны всем творческим людям, которые относятся с пониманием к поддержанию боевого духа”.

Лев Конторович, народный артист РФ, заслуженный деятель искусств РФ, профессор Московской консерватории:

Это страшная трагедия и огромная потеря для российского народа. Ансамбль Александрова - символ нашей культуры. У меня там очень много друзей, я не знаю список погибших, поэтому все музыканты, как и я сейчас находятся в подавленном состоянии.

Гибель артистов - трагедия для культуры. Ансамбль Александрова - отдельная ветвь музыкальных традиций, которые заложил еще Александр Александров, и которые сохраняются на протяжении почти ста лет.

Это всегда был подбор прекрасных мужских голосов. У нас сейчас мало басов, хотя Россия ими всегда славилась. Но в Ансамбле Александрова были отличные басы. Недавно я слушал выступление ансамбля, и мне хорошо запомнились насыщенные голоса, мастерство владения звуком.

Павел Коган, художественный руководитель и главный дирижер Московского государственного академического симфонического оркестра:

Я чуть дар речи не потерял, когда узнал о трагедии. Ансамбль Александрова — символ страны, очень много прекрасного связано с деятельностью этого коллектива. Представить себе произошедшее нельзя себе даже в кошмарном сне. Как такое могло произойти? Нет слов. Я шокирован.

Феликс Коробов, главный дирижер Московского академического музыкального театра имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко:

Нет сил комментировать эту ужасающую трагедию. Погибли люди, погибли друзья, коллеги, ученики, замечательные артисты. Это был — странно говорить слово “был” — легендарный коллектив, выдающийся ансамбль. Его мы лишились в одночасье, слезы текут постоянно, очень сложно пережить это время.

Сума можно сойти!Какой же это композитор так удачно пополнил репертуар ансамбля?Песня про вежливых -людей нет комментариев.

Композитор? Это служба государева. Композитор найдётся.

Незнайка на луне пишет:Композитор? Это служба государева. Композитор найдётся.

Разумеется! И всегда находились. Сколько ТАКОГО вот написано и спето...

Автор музыки — заслуженный артист России подполковник Вячеслав Уманец, автор слов — Антон Губанков.


Автор слов погиб сегодня в рухнувшем самолете.
Без комментариев

https://meduza.io/feature/2016/12/25/sobiralis-ispolnit-svyaschennuyu-voynu

Собирались исполнить «Священную войну» Что говорили люди, пришедшие проститься с погибшими артистами ансамбля Александрова. Репортаж «Медузы»



В ночь на 25 декабря потерпел крушение Ту-154 Минобороны России, летевший в Сирию. На борту находились 92 человека, среди них 64 участника ансамбля песни и пляски имени Александрова (основной состав коллектива), сотрудники трех российских телеканалов (Первого, НТВ и «Звезды») и исполнительный директор фонда «Справедливая помощь» Елизавета Глинка. Днем к зданию в Москве, где располагается ансамбль Александрова, начали приходить люди. «Медуза» рассказывает, что они говорили.

Здание, где расположен военный ансамбль имени Александрова, находится в Земледельческом переулке в московском районе Хамовники, недалеко от основных зданий Минобороны — Генштаба, Общевойсковой академии. Артисты ансамбля часто бывают здесь на репетициях. Жители ближайших домов называют здание «Домом Александрова».

Напротив здания разбит сквер, в котором установлен памятник Александру Александрову, основателю ансамбля, он возглавлял его с 1928 по 1946 годы. С 10 утра к памятнику и ко входу начали подходить сотрудники ансамбля, поклонники артистов, политики. Почти сразу же приехали около 30 дворников и два трактора. Они начали экстренно убирать снег в сквере.

Большинство из артистов отказались общаться с журналистами. Один из сотрудников ансамбля сказал «Медузе», что в авиакатастрофе «погибла вся молодежь». Мужчина сказал, что 25 декабря в ансамбле пройдет срочное совещание.

Свой сюжет снимать приехали сотрудники «Первого канала» — их коллеги корреспондент Дмитрий Рунков, оператор Вадим Денисов и звукооператор Александр Сойдов погибли в авиакатастрофе. В разговоре между собой они обсудили, что те «не хотели лететь в срочную командировку». «Почему так быстро? Никто раньше не знал что ли, что полетит ансамбль? — сказал один из сотрудников «Первого канала». — Вообще они говорили: *****, опять Сирия, еще и забрасывать туда будут на каком-нибудь вертолете». «Как думаете, что произошло?», — спросил их мужчина, стоявший рядом. «Или шмальнули по ним, или подложили взрывчатку в аэропорту», — сказал один из них.

Сотрудник ансамбля, отказавшийся назвать свое имя, сказал «Медузе», что артисты должны были в ближайшие дни выступить в Алеппо. 23 декабря об освобождении города от боевиков заявил министр обороны Сергей Шойгу. Минобороны уже проводило концерт в Сирии в мае 2016 года, когда сирийская армия при поддержке России освободила Пальмиру (в декабре 2016 года боевики «Исламского государства» вновь захватили город). Источники «Новой газеты» сообщили, что в Алеппо перекинули батальон, сформированный из уроженцев Чечни; он должен был подготовить площадку для выступления.

Приехавший к зданию внук основателя ансамбля Евгений Александров рассказал «Медузе», что коллектив должен был поддержать российских солдат в Сирии, артисты собирались исполнить классические произведения, в том числе «Священную войну», которую написал Александров. «Это жуткое горе, погиб весь цвет ансамбля. — сказал он. — Все лучшие солисты, весь хор. Дед говорил: «Нет хора — нет ансамбля». Столько же артистов осталось в Москве, но погибли лучшие. Много летали, по всему свету, а разбились в России».

Несколько женщин возложили красные гвоздики у дверей здания и зажгли свечи. «Мой сын в детстве занимался здесь, поэтому я знаю всех, кто погиб, многим девочкам закручивала косы и гримировала», — сказала «Медузе» одна из них, Наталья.

К зданию подъехали два реанимобиля, врачи быстро прошли внутрь. Несколько мужчин в военной форме зашли вслед за ними.

Следом за ними к «Дому Александрова» подъехал митрополит Иларион — руководитель отдела внешних церковных связей РПЦ. Когда он вышел из автомобиля, охранник открыл багажник и передал ему корзину с цветами. Митрополит прочитал поминальную молитву и возложил цветы. После этого он рассказал, что хорошо знал погибшего руководителя ансамбля Валерия Халилова. «Мы с ними вместе объехали несколько городов Америки, — сказал митрополит. — На борту был еще отец певчего храма, где я сегодня служил. Там мы вознесли молитву об упокоении всех погибших на борту этого самолета. Елизавета Глинка, которую мы все знали как Доктора Лизу, делала много добра, она в наших сердцах».



Мужчина в куртке не по размеру и с потертым полиэтиленовым пакетом встал на колени перед входом в «Дом Александрова». «Валера? Халилов? Жив? — спросил он у журналистов и заплакал. Он представился Анатолием Компанийцем и рассказал, что работал заместителем руководителя ансамбля с 1982 по 1993 годы. «Объехал с ним полмира, раньше по 250 человек ездили», — сказал он.

К полудню к «Дому Александрова» подошел руководитель департамента культуры Москвы Александр Кибовский. «В последние годы их называли на гастролях поющим оружием Кремля. Так и было. Да, они выступали в погонах, выполняли свой долг, и не могли отказаться, если их отправляли лететь выступать, большинство из них не раз выступали в горячих точках», — сказал он и добавил, что «такие коллективы делаются не годами, десятилетиями, одним махом мы потеряли такую замечательную команду».

даааа...

А ведь Ту-154 давно сняты с гражданских рейсов...

Только у военных....

И... вот думаю, чувствую... это - не ошибка пилотов - пилоты  у нас первоклассные спецы,  не погодные условия... а что-то с техникой...

конечно, создадут комиссию...

но... как бы ни начали на летчиков замыкать и  сваливать или на терракт, чтобы скрыть неполадки....

п.ч. Мин.обороны...

У нас в таких случаях так и делают

Через 6 минут после взлета...

Даже никто и не ожидал из пассажиров...

ужас

и горе

Киев, Воздухофлотский проспект, 27

Антивоенная жизнь военного ансамбля. Юлия Бедерова — о том, какого культурного феномена лишилась Россия в авиакатастрофе Ту-154



Фото: Андрей Епихин / ТАСС

25 декабря в сочинской авиакатастрофе Ту-154 погиб почти весь состав хора ансамбля песни и пляски Российской армии имени Александрова вместе с группой оркестрантов, танцовщиков, художественным руководителем и дирижером Валерием Халиловым. Российская культура понесла огромные человеческие — и одновременно символические — потери. Мы лишились уникального эстетического феномена с почти вековой историей, символа советской эпохи, пережившего свое время и ставшего успешным брендом в российской музыкальной жизни. По просьбе «Медузы» музыкальный критик Юлия Бедерова рассказывает об этом феномене.

Говоря о гибели «самого понятия ансамбль Александрова», комментаторы не умаляют боли утраты конкретных людей — но обращают внимание на его очевидный символический статус. При этом мало кому со стороны понятно, до какой степени ансамбль Александрова — не только военное формирование, но профессиональный музыкально-театральный коллектив, состоящий из ярких артистов. Музыкальный мир — при всей кажущейся безграничности — узок. Неудивительно, что у всех, кто имеет к нему хоть какое-то отношение, в самолете оказались друзья, ученики, педагоги, однокурсники, одноклассники, родственники или знакомые не через шесть, а через всего лишь одно рукопожатие.

Катастрофа произвела эффект гребня, вычесавшего значительную часть профессионального поля. Вокальный педагог Иван Столяр, солист театра «Новая опера» и Музтеатра имени Станиславского и Немировича-Данченко Оганес Георгиян, валторнист, выпускник Гнесинки Иван Крючков, Принц в спектакле Театра имени Сац «Любовь к трем апельсинам» (ведущий солист театра) Владислав Голиков, сам худрук ансамбля, авторитетный дирижер и пылкий музыкальный деятель Валерий Халилов. Очень многие имена в списке погибших александровцев известны не только по работе в ансамбле.

Еще 20 лет назад состав ансамбля не более чем на половину состоял из военнослужащих; сейчас этот процент значительно меньше, в основном это срочники (с давних пор служба в военном оркестре или хоре — вопрос профессионального выживания академических музыкантов). С 1990-х годов музыкальная жизнь изменилась настолько, что ни в одном ансамбле или оркестре, вне зависимости от его ведомственной принадлежности, не найдешь такого состава, который дружно сидит на месте. Все подрабатывают на нескольких работах. Среди погибших — отличные инструменталисты, востребованные певцы, участники неординарных музыкально-театральных проектов, артисты и солисты крупных и маленьких столичных и региональных театров. При этом ансамбль Александрова, невзирая на груз официальной эстетики, с самого начала своей истории был высокопрофессиональным музыкальным коллективом с уникальной художественной концепцией и способностью сохранять мастерство на безупречном уровне.

Из всех искусственных эстетических гибридов, выращенных в культурной лаборатории советской власти, ансамбль Александрова единственный пережил свое время. Этого не случилось с оркестрами народных инструментов (хотя они до сих пор занимают едва ли не единственные строчки в штатных расписаниях областных филармоний); не случилось и с хореографическими ансамблями типа «Березка» (которые существуют в формате старомодного развлечения). Ансамбль Александрова, в мире известный как The Alexandrov Red Army Choir, осуществив очень мягкий, почти невидимый ребрендинг, остался востребованным на внутреннем и внешнем рынках — как сильный, стилистически неповторимый музыкальный феномен.


Руководитель ансамбля, народный артист СССР, генерал-майор Борис Александрович Александров с артистами. 1 мая 1985-го
Фото: Юрий Лизунов / ТАСС

Причина — удивительный замысел и респектабельные профессиональные традиции, отличающие ансамбль от других изобретений советского культурного строительства.

Сперва — искусственный гибрид идеологического с музыкальным, но вскоре после основания ансамбль превратился в эстетический монолит и эталон советского преобразования культурной действительности. В 1928 году, когда ансамбль состоял из дюжины человек и не столько концертировал, сколько «делал монтажи» (этот жанр, представлявший собой коллаж песен, танцев, речевок и хореографических фигур, дожил до наших дней в школьно-праздничном варианте), в основе его концепции, казалось, лежала только раннесоветская культура массовой песни и городских празднеств. К 1935-му вместе с наступлением политической и художественной реакции штат ансамбля вырос до трех сотен служащих, а концептуальные основания стали крепче и шире, хотя не все из них были на поверхности.

И дело не только в том, что в группу сооснователей коллектива входили театральные режиссеры, а во главе ансамбля с самого начала встал человек с серьезным музыкальным образованием (Александр Александров окончил Московскую консерваторию, а перед тем учился в том числе у Римского-Корсакова, профессора Санкт-Петербургской консерватории и одновременно инспектора военно-музкальных хоров морского флота). И даже не только в том, что у ансамбля можно было обнаружить долгое регентское прошлое (вывезенный из деревни за хороший голос, Александров сперва окончил регентские классы Придворной певческой капеллы, а с 1918 по 1922 годы служил регентом храма Христа Спасителя). Дело еще в стилистическом разнообразии традиций в основе изобретенного эстетического канона.

Главные из них — развитая культура русского церковного хорового пения, оперные традиции и новые принципы массовых жанров и мюзик-холла. Этот удивительный гибрид вскоре обрел форму цельного, устойчивого, универсального и одновременно неповторимого жанра. Его отличительными чертами стали и уникальное масштабное звучание, и хоровая виртуозность — способная сочетать стенобитную серьезность репертуара с игривостью и даже изяществом аранжировок.

При этом сам формат мощного мужского хора в униформе с каноническим репертуаром — не советское изобретение, оно отсылает к традиции мужских монастырских хоров. С добавлением принципов мюзик-холла и формированием собственного репертуарного канона эта традиция, лишь немного видоизменившись, перешла в советский культурный быт.

Александровский орден создавал и обслуживал весь обиход советской военной песни. Не только буквально Александрову, но и ансамблю в широком смысле принадлежит авторство главных советских военных и государственных гимнов от «Священной войны» до «Гимна партии большевиков», с другими словами ставшего гимном СССР. После войны, когда военная тема легла в основу советского мироздания, формы ритуализированного общего переживания военного прошлого, адресованные не одной государственной идеологии, но и частному человеку, были на самом верху эстетической иерархии жанров. Со своим уникальным профессиональным мастерством и цельным, подробно разработанным художественным стилем Александровский ансамбль существовал именно там, наверху эстетической пирамиды — вместе с классическими музыкантами.

Концерты на фронтах, на площади в разрушенном Берлине, в военных гарнизонах в «горячих точках», в Белом доме, в Ватикане или штаб-квартире ООН — лишь одна сторона жизни ансамбля. Другая — серьезные инвестиции в ансамблевую концепцию композиторского и исполнительского мастерства. Это в ансамбле Александрова искусство хоровой аранжировки достигло такого своеобразного совершенства, что многие новации — такие как изобретательно распетые аккомпанементы — можно, не слишком преувеличивая, считать предтечами некоторых современных вокально-хоровых стилей.


Выступление ансамбля Александрова в Венгрии. Будапешт, 1951 год
Фото: Bundesarchiv / Wikimedia Commons (CC-BY-SA 3.0)

Скорее, мастерство, нежели статус экзотического сувенира вроде шапки-ушанки, позволили ансамблю в новые времена эффектно и успешно перепевать The Beatles и «Тату», органично звуча на современных сценах. Идеологический шлейф, истончившийся в последние десятилетие СССР (и ставший фрагментом домашнего уюта вроде тюлевой занавески), в 1990-е совсем растворился. Пока не оказался снова востребован в новейшей истории. Однако рассмотреть за новыми репертуарными очертаниями Александровского ансамбля обновленный идеологический и эстетический канон практически невозможно. Что только ни приходилось петь: в современный репертуар ансамбля, в основе которого все равно оставалась военная классика, вошли самые разные новинки, от композиторской музыки XIX века до небесной красоты духовных гимнов. От современных аранжировок фольклора и эстрадных песен до гимнов «вежливых людей».

Каким бы подходящим ни казался новый идеологический смысл работы ансамбля, в ту же военную Сирию первым отправился вовсе не он, а оркестр Мариинского театра во главе с Валерием Гергиевым (поездка в Пальмиру держалась в строгом секрете, оркестр вдруг буквально исчез из поля зрения и вскоре обнаружился в телевизионном эфире на фоне древних сирийских памятников; с тех пор, по слухам, циркулирующим в среде музыкантов и администраторов разных оркестров и театров, творческие командировки на Ближний Восток стали рутинным делом — да и военные самолеты в штатском гастрольном расписании, как утверждают музыканты, используются регулярно).

Но гастроли в Сирию, что бы ни говорили люди в фейсбуке, не были военной поездкой. А катастрофа, связанная с музыкальными и личными потерями, несравнима с символической выгодой от концерта — если бы он состоялся. Нельзя не сказать, что этот феноменальный ансамбль, выступи он там, где ему было предназначено выступить, составил бы серьезную профессиональную конкуренцию виолончельному соло маэстро Сергея Ролдугина на памятном концерте в Пальмире. Теперь остается только вспоминать, как удивительно красиво и разнообразно его рядовые участники и солисты конкурировали с коллегами на концертных сценах и в театрах.

https://meduza.io/feature/2016/12/26/antivoennaya-zhizn-voennogo-ansamblya

Приведу еще два метериала, опубликованных в журнале "Новое время".
__________________________________________

«Девушки безумно не хотели лететь в Сирию»

The New Times поговорил с близкими и коллегами погибших «александровцев»



Около здания Ансамбля песни и пляски Российской армии им. А. В. Александрова, Москва, 25 декабря 2016 года. Фото: Антон Вшивцев

К пятиэтажному особняку начала XX века в Земледельческом переулке, между станциями московского метро «Смоленская» и «Киевская», вот уже вторые сутки подряд подходят москвичи и оставляют цветы на столах по обе стороны от входа. Положив траурный букет, люди еще какое-то время молча стоят. А если и говорят, то совсем немного.

Изначально в особняке располагалось земледельческое училище, сейчас здание принадлежит Ансамблю песни и пляски Российской армии им. А. В. Александрова, участники которого погибли 25 декабря в авиакатастрофе. Чудом избежали гибели лишь трое артистов хора: ведущий солист, народный артист России Вадим Ананьев, который остался в Москве из-за рождения сына, а также певцы Роман Валутов, которого не пропустили на борт из-за того, что у него закончился срок действия загранпаспорта, и Алексей Скачков, заболевший прямо перед вылетом.
Всего в самолете летело 64 артиста, из них, по данным телеканала «Россия-24», около 50 человек — из хора, несколько баянистов и балалаечников. Остальные — танцоры и артисты балета. На борту также находился главный военный дирижер России Валерий Халилов.
Более 20 артистов ансамбля прибыли в Сирию накануне крушения, сообщил РИА «Новости» источник, знакомый с ситуацией.


«Голиков, солист, Осипов, тоже солист, Столяр, солист... Кошмар»



Евгений Булочников. Фото со страницы в Фейсбуке

«Исходя из фамилий и численности, в полном составе погибла эстрадная группа», — рассказал NT Артем Волков, бывший администратор ансамбля, покинувший его 3 года назад. «Евгений Булочников... это один из основных солистов ансамбля, баритон, погиб. Владислав Голиков, солист, Осипов тоже солист, Столяр, солист… Кошмар», — делится своими эмоциями Волков, просматривая по просьбе NT список погибших. Он признается, что некоторые фамилии ему не знакомы, видимо, эти артисты пришли в состав недавно.

В списке погибших Волков также увидел 4 фамилии знакомых ему артистов балета.
Булочникова вспоминает и певец Евгений Ельшин, покинувший ансамбль полгода назад. Сам он пришел к зданию в Земледельческом переулке вечером 25 декабря, в день трагедии. Ельшин рассказал корреспонденту NT, что лично знал всех, кто летел в самолете, и не может поверить в случившееся. Булочников, рассказал Ельшин, был его другом детства. «В субботу (24 декабря, днем) он пришел ко мне на день рождения и вечером улетел». По словам Ельшина, Булочников написал sms своей жене — мол, вылетаем. «Вчера — день рождения, а наутро мне звонят и говорят: «Ансамбль разбился»», — не может поверить в происходящее артист.
Корреспонденты NT пытались связаться также с работниками ансамбля, не полетевшими в Сирию, но получали примерно один и тот же ответ: «Артистам ансамбля запрещено давать интервью, это приказ министра обороны».

Артем Волков предположил, что проблемы с получением информации возникают еще из-за того, что у александровцев не было штатной должности пресс-секретаря, и контактами с прессой в основном занимался полковник Сонников, один из заместителей начальника ансамбля. Он, кстати, тоже погиб. «Хороший был человек, настоящий офицер, отец, муж, деятель культуры…», — вспоминает Сонникова Артем Волков.



«Свое предназначение видел в искусстве»



Алексей Мокриков. Фото со страницы «ВКонтакте»

«Ребята... нет сил сдерживать эмоции... все ребята знакомые... солисты, балет и хор, солисты... бок о бок со всеми вами год был лучшим временем в моей жизни... земля Вам пухом Ребят…», — пишет на своей странице «ВКонтакте» Александр Королев, также служивший в ансамбле. В беседе с NT он признался, что погибшие в катастрофе девушки «безумно не хотели лететь в Сирию».

«На борту было две костюмерши, остальные — молодые девочки-танцовщицы», — рассказывает Александр. И добавляет, что потерял в этой катастрофе не только коллег, но и близкого друга, земляка Алексея Мокрикова.

О нем же вспоминает в разговоре с NT и преподаватель Тульского педагогического университета им. Л. Н. Толстого Татьяна Куликова. По ее словам, Мокриков успевал параллельно учиться на факультете психологии и в Тульском колледже искусств. «Сам был очень веселым, добродушным, отзывчивым, — рассказывает Куликова. — Алексей говорил, что психология ему помогает лучше понимать музыку, чувствовать ее».

По словам Куликовой, ее ученик попал в ансамбль Александрова после службы в армии. Последний раз Татьяна Ивановна видела своего ученика около двух лет назад: «Он был очень счастлив, ведь основное свое предназначение видел в искусстве».



«Женой и детьми обзавестись не успел»





Выпускники Орловского института культуры, солисты ансамбля песни и пляски имени Александрова Дмитрий Литвяков, Борис Сулейманов и Аркадий Узловский. Фото со страницы Людмила Малацай «ВКонтакте»

«Скорбим о потере хорошего человека, друга и выдающейся личности», — так о своем погибшем друге Аркадии Узловском, который был вторым тенором в ансамбле, написал в социальной сети «ВКонтакте» Алексей Злобин. Он рассказал NT, что с Узловским знаком с детства, и на Новый Год он строили совместные планы: «Все это вышло ужасно неожиданно, очень гнетущее состояние». Аркадий мечтал служить в ансамбле со школьных лет, всегда был опрятный и пунктуальный, за что ему часто давали увольнительную. А после срочной службы в ансамбле (2014–2015) Узловский прошел конкурс и устроился на контрактную службу. «Ни женой, ни детьми к 23 годам он обзавестись не успел», — с горечью добавил Алексей.


«Она танцевала всю жизнь»



Виктория Сатарова. Фото со страницы «ВКонтакте»

Это первое, что говорят о солистке балетной группы ансамбля, 20-летней Виктории Сатаровой, «самой жизнерадостной, доброй, прекрасной» девушке, ее друзья. После школы Виктория поступила в колледж при институте культуры и искусства, потом — в институт. По словам ее одноклассницы и соседки по парте Екатерины, «болтушка-веселушка» Вика начала работать в ансамбле недавно. Она все время училась, была на гастролях, даже не было времени встретиться. «Она жила танцем и все свое время отдавала ему», — рассказывает NT Екатерина. Незадолго до трагедии, ансамбль выступал в Большом театре, и Вика «была такая счастливая»...



http://newtimes.ru/stati/xroniki/%C2%ABdevushki-bezumno-ne-xoteli-letet-v-siriyu%C2%BB.html
________________________________

Ансамбль Александрова: со слезами на глазах

В катастрофе над Черным морем погиб весь хор Ансамбля Александрова — самого знаменитого военного музыкального коллектива страны. The New Times вспоминает его историю и самобытную традицию



Сегодня в социальных сетях больше записей Ансамбля Александрова, чем когда бы то ни было. Миллионы людей, слышавших только словосочетание, впервые узнаю́т, какой звук и какая сущность за ним скрывались. Подобно другим «визитным карточкам» советской культуры — Ансамблю «Березка», Балету Моисеева и Хору Пятницкого — александровцы непросто пережили распад Союза, пропав с радаров многих россиян. Свою идентичность им пришлось искать заново, и только в последние годы путем смелых и не безусловных экспериментов они начали ее обретать. Теперь поиск прервется надолго, а когда возобновится, наверняка пойдет уже по иной траектории.

«Поющее орудие»

История ансамбля началась спустя шесть лет после возникновения СССР, в 1928-м. Красной Армии нужен был фасадный музыкальный коллектив. У ансамбля было несколько организаторов, но возглавить его маршал Климент Ворошилов поручил Александру Александрову — композитору и регенту, никогда не служившему в армии, зато безупречно владевшему хоровым делом. Александров согласился не сразу, а впоследствии сказал Ворошилову: «Как хорошо, что вы оказались таким настойчивым, и как хорошо, что я был недостаточно стойким». Хор с самого начала стал основой коллектива: в первом составе значились восемь певцов, два танцора, баянист и чтец.

За несколько лет Александров вырастил из самодеятельной группы мощный профессиональный ансамбль, в котором мужской хор был усилен оркестром и танцовщиками. Уже в 1937 году коллектив из трехсот человек был готов к покорению мира: отправившись в Париж вместе с «Рабочим и колхозницей», он завоевал Гран-при Всемирной выставки. Тогда же была заложена «космополитическая» традиция александровцев: находясь в любой стране, петь в том числе и на родном языке публики.

Уезжая на фронт, одна из групп ансамбля спела на Белорусском вокзале только что написанную песню своего руководителя «Священная война», еще не зная, что в скором будущем она станет обязательной почти для каждого концерта александровцев — включая и несостоявшееся новогоднее выступление в Сирии. А всего за 1418 дней Великой Отечественной войны ансамбль дал больше 1500 концертов для красноармейцев. И не только для них: александровцы пели, например, для трех лидеров мира на Ялтинской конференции. Именно тогда Черчилль окрестил коллектив эпитетом singing weapon («поющее орудие». — NT), точно сформулировав его специфику. С одной стороны, александровцы — люди искусства, и, скажем, не пустить их к себе в страну нельзя — получится преступление против культуры. С другой стороны, слов «Красная Армия» из названия коллектива не выкинешь, так что люди искусства неизбежно прославляли русское оружие — на тех рубежах, к которым само оружие и близко не могло подойти. Эта неприкосновенность сохранялась за александровцами почти всегда, даже в самые ледяные годы Холодной войны. Поэтому, когда в 2015–2016 годах их не пустили поочередно во все страны Прибалтики, тем, кто в курсе истории коллектива, стало особенно тревожно — не за ансамбль, а за отношения России с соседями и с миром.

Музыкальный комбинат

Александр Александров скончался от разрыва сердца на глазах у своих подопечных — это случилось на гастролях в завоеванном Берлине 8 июля 1946 года. Спустя два дня коллективу было присвоено его имя. Преемственность обеспечивали три сына и два внука Александрова — все они работали в ансамбле, а старший сын Борис на следующие 40 лет стал его лидером. Победное шествие александровцев по миру не останавливалось: они объехали 40 стран, сделали международными хитами «Калинку», «Катюшу» и «День Победы», в 1961-м получили «Золотого дискобола» Французской академии грамзаписи за лучшую пластинку года, в 1964-м — «Золотой диск» Chant du Monde за рекордные продажи записей. В разных странах — прежде всего, в соцлагере — стали появляться ансамбли-подражатели. А вот указать на какой-либо коллектив, которому подражал сам Ансамбль Александрова, не удастся. С профессиональной точки зрения это беспрецедентное явление.

Прежде всего, в отношении репертуара. Александров с самого начала создавал не просто хор, а гибрид всех русских певческих традиций — бытовой, камерной, оперной, церковной, солдатской. Таким же гибридным был оркестр, в котором исполнители на народных инструментах сидели бок о бок с академическими музыкантами. И сейчас среди двух тысяч композиций, находящихся в активе ансамбля, можно встретить всё: военные марши и духовные песнопения, адаптированный фольклор и эстрадные хиты. Постоянно поддерживаемая планка профессионализма позволяет — точнее, позволяла — ансамблю браться за что угодно: записывать гимн России (созданный, кстати, Александровым) и осваивать репертуар t.A.T.u., промоутировать песню «Вежливые люди» главы департамента культуры Минобороны Антона Губанкова (погибшего во вчерашней катастрофе) и делать кавер на Skyfall из бондианы. По сути, это был универсальный вокально-оркестровый комбинат, легко настраиваемый на любые творческие и идеологические цели.

Восстановившись после трудных для коллектива 1990-х, александровцы отправились петь в Ватикан к Папе Римскому (2004) и в штаб-квартиру НАТО (2007), праздновать 60-летие освобождения Освенцима в Польше (2005) и 50-летие первого космического полета на Байконуре (2011).

Объект рефлексии

Несмотря на элитный статус, реальная жизнь коллектива в последние годы совсем не была привилегированной. Даже с учетом президентского гранта, который александровцы получали с 2005 года, зарплаты в ансамбле были невысокими. У кадровых военных оклад был побольше, у гражданских, которые составляли большинство, — поменьше. Но и те и другие уступали в обеспеченности куда менее известному Ансамблю песни и пляски Внутренних войск МВД, из-за чего этот коллектив принял немало «перебежчиков» из Ансамбля Александрова. Большие надежды возлагались на приход в коллектив весной 2016 года Валерия Халилова — основателя фестиваля «Спасская башня» и вообще самого авторитетного военного дирижера страны. Вчера он разделил трагическую участь своих новых подчиненных.

Интересно, что в последнее время ансамбль стал объектом постмодернистской рефлексии. Композитор Александр Маноцков построил на первой ноте «Калинки» в хрестоматийном александровском исполнении музыку к новому спектаклю «Гроза» Андрея Могучего в БДТ, только что номинированному на «Золотую Маску». Буквально неделю назад его коллега Дмитрий Курляндский начал писать 90-минутный опус, в котором использовал измененную до неузнаваемости «Варшавянку».

Невосполнимая потеря

Теперь и сам ансамбль может измениться до неузнаваемости. В летописи Дважды Краснознаменного не было потрясений, хотя бы отчасти сравнимых с нынешним. История вообще не знает примеров столь массовой гибели артистов какого-либо знаменитого музыкального коллектива. На ум приходит только крушение «Титаника», унесшее жизни всех восьми оркестрантов, работавших на лайнере, и авиакатастрофа 1960 года, в которой погибли 19 артистов американского военно-морского оркестра.

Уже ясно, что власти будут восстанавливать ансамбль, и это правильное решение — как с идейной, так и с музыкальной точки зрения. Живы наставники александровцев, которые, используя свой опыт и множество сохранившихся записей, как-то попытаются сшить прошлое с будущим. Будут набраны 60–70 парней, из которых составится новый хор. Но прежним Ансамбль Александрова, конечно, стать не сможет. 90 лет преемственность держалась в нем, как и в любом коллективе, на постепенном обновлении кадров. Поэтому особенно страшно, что хор — основа ансамбля — оказался погребен в Черном море целиком. В живых остались лишь танцевальная труппа и компактный оркестр, которых не взяли в Сирию из-за небольшой площади сцены на военной базе Хмеймим под Латакией.

Удар этот страшен еще и потому, что фирменный стиль ансамбля предполагает доминирование оптимистичного тонуса. В его репертуаре немало трагичной и скорбной музыки, но все же формат коллектива таков, что каждый его концерт должен заканчиваться победой. Теперь такие финалы будут даваться александровцам особенно тяжело. Фасад отечественной армии, призванный демонстрировать миру блеск и славу русского воинства, отныне обречен нести на себе косую черную ленту и жить с непреодолимой фантомной болью.

http://newtimes.ru/stati/xroniki/ansambl-aleksandrova-so-slezami-na-glazax.html

Ирина Н. пишет:

Но бывает и личная боль...

Для меня Халилов Валерий Михайлович - моя личная утрата и боль

Всем погибшим светлая память

Ирина, спасибо большое за подборку материалов о Валерии Халилове!
Какая-то удивительно притягательная сила была в этом человеке. Не будучи знакомой с В. Халиловым лично, тоже ощущаю его гибель как свою личную утрату и боль.
Который день уже все возвращаюсь и возвращаюсь  к прошлым программам и интервью с ним.

"От редакции:
Теперь мы подошли к последнему.
Я об этом скажу сухо и быстро: о служебной квартире Столяр, которая по сей день остается служебной.
Когда случилось то, что случилось, сказали: «Все вопросы будут у всех решены». Не так много семей осталось без своего жилья. И вот им сказали: все вопросы, все проблемы будут решены.
А ровно через шесть месяцев после 25 декабря 2016 года Наденька Столяр получила письмо о том, что должна покинуть служебное жилье в связи с тем, что военнослужащий Столяр выбыл из личного состава в связи с катастрофой. А так как она (там именно такая была формулировка) не связана с Министерством обороны трудовыми отношениями, то должна покинуть служебную квартиру.
Одиннадцать лет прослужил Иван Столяр в ансамбле Александрова. И вот что теперь, спрашиваю я быстро и сухо, делать его жене Наденьке Столяр с тремя несовершеннолетними детьми? Идти на улицу?
Друзья написали письма разным самым высоким начальникам о Наденьке и трех ее детях. Кстати, Наденька, она одна такая осталась из всех жен погибших артистов ансамбля Александрова, с тремя детьми.
И вот через какое-то время приходит ответ, что пока гражданка Столяр может жить в служебной квартире, ее пока никто не будет трогать.
Это все, что ответили. Пока выгонять не будут. То есть сегодня не выгоняют, а завтра, может, и выгонят?
Наденька болела полгода. Ансамбль Александрова помогал, как мог, и пока она лежала в больнице, и потом. Или вот, отправляли, например, семью Столяр на реабилитацию в Судак.
Матвей в Судаке каждое утро выходил на море и с папой разговаривал.
Папа для него стал морем."

https://www.novayagazeta.ru/articles/2017/12/25/75036-golosa-nebesnye

Интервью с вдовой солиста ансамбля Надеждой Столяр

Голоса небесные
Солист ансамбля Александрова Иван Столяр — один из погибших в катастрофе Ту-154 под Сочи — чуть было не опоздал на этот рейс. Я встретилась с его женой. Назвать ее вдовой язык не поворачивается

Еще пока мы с ней договаривались по телефону о встрече, я стала звать ее Наденька. Потом узнала, что все так зовут. Вот она именно «Наденька», никоим образом не Надя. А когда первый раз встретились в воскресенье вечером в кафе и проговорили пять с половиной часов подряд, я не переставала удивляться, какая она красивая, даже в горе своем очень красивая, а еще эта ее мягкость, вежливость, улыбчивость, непритворность.

Вообще-то я мало задавала вопросов. Боялась шелохнуться.

Она призналась, что это первое ее за год интервью.

Заплакала, лишь когда вспоминала почти по минутам тот день — 25 декабря 2016 года.

И ни разу о своем муже — Иване Столяре — не сказала «был».

Только — в настоящем времени.

Есть, есть и есть…

Хорошая плохая девочка

«Когда мы познакомились, девяносто шестой год, мне было четырнадцать лет, поступаю в Костроме в музыкальное училище. И тут Ваня Столяр. Высокий, кудрявый, такие густые-густые длинные волосы. Первое, что бросилось мне в глаза, — разбитые очки, одно стекло разбито. А я дерзкая такая, хулиганка, подошла и сказала: «А вам удобно так вот видеть мир через эту трещину?» Вот мне нравилось тогда немножко людей дезориентировать. Я была противостоящей миру. В пустоте что-то искала, искала… И единственное, что нашла, — стала пацифисткой. Ходила босиком или просила в цветочных магазинах подарить мне цветочек… Люди удивлялись и дарили. И вот такая бесшабашная, вольная — пришла поступать в музыкальное училище.

С первого взгляда я Ване не понравилась вообще. Ну, во-первых, он только из семинарии вышел, ему было девятнадцать лет и он уже год отслужил в армии. И к женщинам отношение сдержанное, как я уже потом узнала, он какое-то время даже готовился к монашеству. Короче, Ваня мне что-то буркнул в ответ. Это вообще было в его характере — что-то бурчать. Потом он скажет, что я была для него какая-то громкая румяная девица, которая вывела его из себя.

Но это я с одной стороны была неформалка, а с другой — пела в архиерейском хоре… В принципе, со мной до сих пор так, вот и Матвей, мой старший пятнадцатилетний сын, называет меня: хорошая плохая девочка. (Смеется.)

С шести лет я пела на клиросе. Это не мама отдала меня на церковное пение, это я сама. Мама — дитя комсомола.

И вот я старалась каждый выходной петь в детском архиерейском хоре. Хор делился на детский и взрослый. Так вот: во взрослом солировал Ваня, а в детском пела я. И мы столько лет, оказывается, были рядом, но никогда не виделись».

Молчит. Задумалась. И отвлекаясь — но про очень важное:
«У Вани бас. Очень густой, низкий, красивый, как у Поля Робсона. Такой вот.

В семинарии он обучался церковному чтению, а чтецы должны читать на опоре. То есть когда человек вокалист, его учат петь, а разговаривает он обыкновенно. А когда человек учится читать на опоре, то надо, чтобы слышно было во всем храме и чтобы звенели окна в соборе, когда он читает… Это вокальная опора. Мы с вами просто так разговариваем, а он на опоре и когда говорит, и когда читает — как будто поет».

Еще помолчала. И — очень доверительно:
«Он в восемнадцать лет первый раз женился. Его благословили на брак, потому что он должен был стать священником.

Жили они в Костроме с Ваниной мамой. Двое детишек родилось у них с разницей в девять месяцев. Но я не знала, что он женат».

Три мечты маленькой Наденьки и привет доктору Скипидаровой

И опять Наденька вспоминает их первую с Иваном встречу:
«Самое главное — для меня оказалось его имя. Он сказал: Иван Столяр! А я мечтала, чтобы у меня была фамилия не как у всех.

А кроме этого — еще две мечты: выйти замуж за военного, потому что я знала, что меня несет, и я понимала, что мне нужна дисциплина, чтобы меня вот так прищучил кто-нибудь и сказал: «Надька, сидеть». Вот я понимала, что мне нужен муж военный, хоть сама я пацифистка. И третья мечта — чтобы у меня было три сына.

Но когда мне исполнилось двенадцать лет, у меня начались проблемы со здоровьем и мне поставили официально «бесплодие» диагноз. Доктор Скипидарова, я помню даже ее фамилию, так прямо мне об этом сообщила. (Моя мама потом, каждый раз, когда я рожала, говорила: «Привет доктору Скипидаровой!»)

Ну, собственно, одна мечта развеялась, с детишками, с тремя сыновьями. Но потом я решила, что буду певицей великой, артисткой. А когда мне сказали, что Ваня женат, и что он собирается стать священником, и у него двое детей, у меня вот так вот чего-то вообще переключилось, и я подумала: «Как же это вообще все экзотично, как это все интересно…»

И мы начали дружить. У нас был плюс на минус, вообще, прямо противоположности, потому что я была вот из той самой тусовки, куда ему было не попасть, свободолюбивая молодежь, короче. Это совсем чуждая ему, далекая от него сфера. Правда, он уже слушал рок-музыку, смотрел видео, какие-то покупал записи.

Но он оставался такой же семинарист, очень серьезный человек, молитвенник, верующий, очень, очень сдержанный, скромный. И он меня начал учить знаменному пению. Знаменное пение — это древнерусская монастырская традиция.

А потом как-то раз защитил очень серьезно перед педагогами. Потому что я уже стала не такая пушистая, я научилась отвечать. Не то чтобы дерзить… Я спрашивала педагогов: «Если ты хорошая девочка, то что — обязательно талантливая, получается?» Я бунтарила, и меня не очень любили на кафедре… Особенно когда начали замечать, что Ваня все время общается со мной, неформалкой… И это кто?!. Сам Ваня Столяр, ставленник епархии, его архиерей Александр Могилев хотел сделать своим протодиаконом, то есть человеком, чей голос ведет службу.

А я не то что была плохая, я хорошо училась, но педагоги, особенно двадцать лет назад, не любили, когда подростки говорят им правду, как бы она, эта правда, ни была очевидна.

Ну и вот Ваня однажды кинулся меня от педагогов защищать. Это уже, наверное, мне пятнадцать лет было, второй курс. И я увидела, какой же он надежный».

Дружба и гонения за нее

«И мы начали дружить. Начали дружить настолько, что все время ходили вместе, уже даже за ручку открыто, ни от кого не таясь, держались.

И тут пошли проблемы. Педагоги стали звонить на работу моей маме, бабушке, начались гонения на меня и выговоры Ване Столяру. И меня вызывает в деканат завкафедрой и просит написать заявление по собственному желанию об отчислении в связи с плохим здоровьем. Это мне уже было шестнадцать, да, начало третьего курса.

Мама очень нервничала, очень волновалась. Они встречались с Ваниной мамой, обсуждали. Ванина мама — воспитанница детдома и из глубокой деревни, человек, разумеется, очень скромный, очень скованный во всем, то есть не только в словах, даже в мыслях своих.

А папа у Вани тракторист, мама из детдома, продавец. А Ваня, он такой, знаете, а-ля Чехов, ну вот точно. Чехов, он по своей не то что прямо вот скажем тонкости, а вот по какой-то своей породистости. Вот откуда это в нем все взялось? Я знаю всю его родню, ничего похожего вообще… Даже сказать — вот ты в того пятнадцатиюродного дядю — нет.

Причем Ваня сначала был кришнаитом, он вообще в семинарию пришел с барабаном. То есть у него уже активный был духовный поиск в четырнадцать лет, он читал, он в это все входил, он это все нашел. Православие очень глубоко изучал, не просто так, а познавал. Затем музыкальные все вот эти его чувствования.

Так вот: когда он был кришнаитом, прямо на улице познакомился со священником, звали его, по-моему, Андрей. И начали они дружить, и он начал Ваню просвещать в православных традициях, не то чтобы перетягивать, а в виде диалога задавал ему вопросы, на которые Ваня, с точки зрения кришнаита, не мог ответить. А Андрей ему отвечал и говорил: «Как тебе вот это понимание?» И Ваня говорил: «Да, мне это близко, я понимаю, я разделяю». И, собственно, он его за год перевернул с ног на голову и отвел в семинарию поступать.

Ну и как-то все это сошлось, и Ваня стал семинаристом. Духовную семинарию закончил. И продолжил учиться в музыкальном училище».

Любовь и новая жизнь

«Так вот: меня, значит, отчисляют… А у нас с Ваней уже любовь. С женой они живут раздельно, ровно с того момента, как только первый раз мы с ним поцеловались… Ну, и Ваня уже больше вообще не жил с женой, не ходил домой, то есть — все, гром и молния, плита разошлась, материк оторвался. То есть дело совести: двое детей, брак, ответственность духовная за все вот это — и я.

Он мне признался: «Я ведь не знал, что такое любовь, вообще не понимал. Я думал, это красивые книги, истории, фильмы. У меня просто жили и жили себе родители, так же жили друзья родителей, так же жили даже мои друзья молодые — без любви, без красоты чувств, без страстей, без счастливых отношений с самими собой. И я не чаял ничего такого у себя в жизни».

Короче, когда меня попросили из музучилища, я Ване говорю, что вот я здесь в такой опале мощной, что мне вообще некуда, и я уезжаю в Москву учиться, просто сама, как Фрося Бурлакова… А он: «Так я тогда с тобой».

И он бросает учебу посреди года. Мы уезжаем в Москву, готовимся к поступлению, консультируемся у педагогов…

В институте Шнитке представились как муж и жена. И получается так, что нас берут переводом, но Ваню сразу на третий курс, потому что там было место мужское, а меня не могут, потому что девочек перебор на третьем курсе. И мне говорят: «А ты пойдешь на первый». Как на первый? Ну, и я написала письмо завкафедрой Алле Семеновне Белоусовой о том, что в ее руках наша судьба, судьба юных сердец, любви и всего-всего, что если я окажусь на первом курсе, это будет слишком большой разрыв между нами с Ваней, что мы должны быть рядом и идти бок о бок, мы, вообще, для этого приехали в чужой город, бедные дети… В общем, она пошла навстречу и дала мне место. Она сказала: «Наденька, вы меня так очаровали».

Москва! Москва!

«И мы стали учиться в Москве, теперь уже это было сольное академическое пение. И снимали квартиру в Электростали, что-то там за 500 рублей.

Ох, как мы жили в первые годы, мы с ним похудели, как две щепки! В четыре утра на электричках в Москву, чтобы поспеть к занятиям, денег нет, в электричках бегаем от контролеров, квартира сырая, спим на сырой кровати, стены сырые. Про питание мамам звоним с телеграфа (еще не было мобильных телефонов), что у нас все хорошо, трехразовое питание (а на самом деле — три раза в неделю), едим какие-то пельмени, а вода ржавая, и вот эти пельмени, вот как ваш чай, они такого же цвета.

А потом у меня умирает папа, 28 декабря, за два дня до Нового года. Вот, собственно, с тех пор Ваня занимает все мое место внутри. То есть он становится для меня человеком номер один — и наставником, к чему у него было все, и папой, и утешителем, и духовником опять же в силу своего образования. То есть вот все, что можно, все важные какие-то ипостаси — это все стал Ваня.

И вот умирает мой папа… Мы его отпеваем, поем с Ваней на похоронах…»

Пауза. Долгая. И продолжает:
«Ваня все время работал. А работа у нас была одна только — это храмы, мы все время работали певчими. То есть в этом плане, конечно, это хлеб. И он пел сначала раннюю службу в шесть утра, потом позднюю.

Если была возможность каждый день, он ездил каждый день. И я, помню, 60 руб­лей за службу нам хватало на пирожок и литр кефира».

Свадьба в стиле Кустурицы

«И мы накопили 200 долларов, чтобы расписаться. И приехали летом 2000 года в Кострому и сказали: «Мы расписываемся». Да, до этого уже Ване дали развод и развенчали их с женой.

Свадьбу играли в моей школе. Это было супер! (Смеется.)

В белом платье невесты и босиком я танцевала и кричала: «Я стала Столяр!»

Такая, знаете, свадьба в стиле Кустурицы была! Ваня покрасил волосы в белый цвет. У нас был свидетелем завуч, дважды «Учитель года», с галстуком с красными коровами, музыку мы вообще забыли на свадьбу купить, покупали ее на каком-то блошином рынке, с рук, просто так, чего найдется. Мы едем из ЗАГСа и понимаем, что у нас на свадьбе вообще нет музыки. И что делать? Поехали на рынок, вышли всей кучей и начали искать кассеты. Нашли какие-то группы невероятные. Нет, очень замечательно, абсолютно нестандартно.

Школа моя — общеобразовательная. А так как я была девочка, очень любимая учителями в этой школе, то просто пришла к директору на дачу и сказала: «Людмила Николаевна, помните меня, я Надя Шамберова». — «Да, конечно, Наденька, помню». Говорю: «Я замуж выхожу». — «Замечательно, поздравляю». Я говорю: «А можно мы у вас в школе свадьбу сыграем?» — «Наденька, это не принято». — «Нам негде вообще…» — «Ну ладно, хорошо, давайте, ребята».

Будем рожать!

«А в сентябре я поняла, что состояние у меня какое-то странное. Выяснилось, что я беременная. Ваня так, как всегда, спокойно: «Будем рожать».

Я сдавала экстерном экзамены. Беременная пела русскую народную песню «Научить ли тя, Ванюша, как ко мне ходить». А в комиссии, которая принимала экзамен, педагоги говорят: «Видно, научила». Беременная, живот уже на носу, поет.

Рожать я уехала в Кострому, к маме, ну, конечно, еще маленькая, к маме.

…В реанимации трое суток. Потому что рожать нельзя, давление высокое, 220… А ребенок родился, у него гипоксия, он задыхается, не шевелится, сердцебиение очень слабо прослушивается. В общем, это были мои первые сложные роды. Но я родила! Привет доктору Скипидаровой!»

Ему пророчили карьеру Дмитрия Хворостовского

«И вот как-то они идут с другом по Большой Никитской, и Ваня (он учится в Шнитке в то время) говорит: «Что делать с жильем, как быть?», а ему друг: «А вот консерватория, там же общага такая отличная на Малой Грузинской. Пойдем поступим». И они идут и поступают в Московскую государственную консерваторию на вокальное отделение. То есть люди там годами ходят, а они просто туда пошли и сразу поступают оба, вообще без проблем абсолютно, без знакомств, без всего. И ему дают комнату, и мы переезжаем, счастливые, на Малую Грузинскую, комната 459.

Консерваторская жизнь, мастер-классы, уже выше уровень начинается у Вани. Очень талантливый он, все понимают, что этот мальчик очень даровитый. И у него есть такое не приобретаемое качество, как интеллигентность в пении. Этому нельзя научить. И, собственно, он преуспевает и в камерной музыке, и в оперной музыке, и голос у него широкого диапазона, он может петь все — от Ивана Грозного до итальянских барочных партий, высокий бас бельканто, то есть большой спектр. Он прекрасен в камерной музыке, в романсах неподражаем абсолютно. Ему пророчили карьеру Дмитрия Хворостовского.

Мы всегда очень любили творчество Свиридова, Мусоргского, вот именно романсы свиридовские, русская тема — это Ванино, он очень русский певец».

В ансамбль Александрова его взяли сразу

«Мы понимали прекрасно, что вопрос жилья, он настолько какой-то мутный, что совсем не представляли, что будет с нами. Вот еще чуть-чуть, Ваня закончит консерваторию, и дальше что? И наш знакомый, сейчас очень известный музыкант Михаил Безносов, говорит: «Ваня, а вот есть ансамбль Александрова, там квартиры дают». Да, это была дилемма: театр Станиславского, в котором Ваня стажировался на тот момент (он еще работал и в «Геликоне»), то есть он уже был востребованным музыкантом, или ансамбль Александрова…

Да, его знали режиссеры, педагоги выдвигали на мастер-классы европейские, он мог бы уже идти по этой линии, если бы не нужно было обеспечивать семью… И он пошел прослушиваться в ансамбль Александрова. И его сразу взяли, и он очень быстро прошел в солисты.

Но… Что такое репертуар ансамбля? Это максимум двенадцать произведений. А что человеку с вокальным образованием двенадцать произведений, из которых всего пять-шесть в работе в течение года? То есть там могут быть полуторамесячные гастроли, где ты поешь каждый день одну песню, одну, и больше ничего. У него, конечно, был творческий голод. Ему хотелось работать над новыми партиями, он скучал по этому».

Два Жени в придачу

«А вот что я вам смешное расскажу. Ваня очень боялся признаться, когда нам от ансамбля Александрова дали первую служебную двухкомнатную квартиру, что это не только на нашу семью. Вот везет он меня на эту квартиру и говорит смущенно: «Там будут солдаты, которые помогали мне вещи перевозить из консерватории». Я: «Здорово. А они что, ночевать будут?» Он говорит: «Ну, ребят надо покормить, они устали, сейчас уже поздно». Я говорю: «Ваня, я тоже с дороги, какие солдаты, ты чего?» Он: «Ничего, два Жени, они тебе понравятся».

Мы заходим, знакомимся. Ваня: «Ну что, давайте поужинаем». Уложили Матвея, поставили графин, салатики какие-то, выпили. Я так: «Ох, хорошо». А Женьки такие хорошие оба. Один — Женя Булочников, другой — Женя Ельшин. А Ваня: «Наденька, понимаешь, какое-то время нам придется пожить вместе». Я говорю: «Как это вместе?» Он: «Ну, эту квартиру дали и нам, и им, двум Женям, вот так».

И, знаете, эти два Жени настолько были чистые ребята и обаятельные, чудесные, и так мы сроднились. Мы жили целый год вместе. Женька Булочников даже спал на Матвейкиной кровати иногда, когда к его другу Женьке гости приходили. Ну, то есть очень близко, прямо вот абсолютно семейно у нас было, продукты общие, и они вместе с Ваней уезжали на гастроли, я их всех вместе провожала, ждала, и Матвейка с ними дружил».

А потом Наденька как-то там, в Нахабино, пошла в храм ближайший. И познакомилась с настоятелем, и исповедовалась. А он ее на исповеди спросил: «А вы не актриса, не артистка?» Она: «Артистка». А он говорит: «И я артист, я закончил Школу-студию МХАТ». И они очень подружились. И Ваня стал регентом, то есть управляющим церковного хора, а потом и Наденьку начал учить церковному уставу. И Наденька стала регентом и проработала регентом восемь лет в этом нахабинском храме.

Кодовое слово: «Мюллер»!

«Когда у Вани было время, он всегда служил. И, вообще, он просто мог прийти к начальнику ансамбля и сказать: «Завтра праздник Троицы, я буду на службе и не приду на репетицию» — и начальник ансамбля его отпускал, а были такие начальники у него, которые даже воцерковлялись благодаря Ване.

Так вот, я продолжу. Я прихожу в храм, становлюсь регентом и понимаю, что, наверное, как-то я созрела для духовного роста наконец. Чтоб не просто пребывание в храме, не просто петь. И я понимаю, что мне нужно родить ребенка, чтобы у меня была наполненность. То есть вот у меня будет храм и еще ребеночек, и это, наверное, будет моя полнота такая. И мы Назара-то планировали прямо так серьезно. Если Матвей — Богом данный, дар Божий, потому что Матвей действительно дар Божий был, то Назара мы выбирали долго, ну, наверное, даже до беременности еще мы выбрали имя Назар.

Ваня был на гастролях, а я пошла на УЗИ. А перед его гастролями я ему сказала: «Вот ты будешь на гастролях, я пойду на УЗИ, и мне скажут пол, кто будет — мальчик или девочка. Нам надо как-то придумать, как я тебе это сообщу. Давай каким-нибудь шифром». — «Давай». Я говорю: «Давай если мальчик, — «Мюллер», а если девочка…» — там уже даже не помню как. А телефон был только у его соседа, врача, сопровождавшего ансамбль в длинных гастролях. А Ваня с этим врачом как раз дружил.

Я еду на УЗИ, показывает, что мальчик 100 процентов. Я открываю скайп и пишу: «Передайте, пожалуйста, Ване слово «Мюллер». А врач мне: «Наденька, а что это значит? Больше ничего не говорить, только «Мюллер»?» Я: «Именно. Одно только слово «Мюллер». Через минуту — дикий звонок, крики, камеры, Ваня скачет, этого врача обнимает…

Родился у нас сын Назар. Тоже очень трудные роды, тоже недоношенный, все как-то так вот у меня нелегко. Сердце мое останавливается, я вся синею, сосуды у меня лопаются, я все время на аппаратах, в реанимации, а такая счастливая, вот чуть не умерла, но мне так хорошо, так здорово.

Когда два наших друга и соседа Жени узнали, что я беременна Назаром, они ко мне подошли и сказали: «Наденька, мы решили снять квартиру в Москве». Я говорю: «Женечки, почему?» Зарплаты хоровые я знала, они очень скромные. Я говорю: «Вы не потянете». Они говорят: «А там еще ребята из Пятницкого хора, мы все вместе вскладчину двухкомнатную квартиру потянем». В общем, признательность им за этот поступок на всю жизнь.

Двухкомнатная квартира неофициально осталась в нашем распоряжении. Мы сделали ремонт к рождению Назара, и вот так уже по-настоящему наконец-то вдруг ни с того ни с сего я узнала, что такое своя собственная ванна и унитаз свой. Я уже второго ребенка родила и вот только начала понимать, что такое отдельная квартира».

(продолжение)

(окончание)

Воспитание детей по скайпу

«Ну так вот, ансамбль Александрова — военный коллектив, значит. И в какой-то момент Ване Леонид Иванович Малев, тогдашний руководитель ансамбля, сказал: «Ваня, военный контракт дает тебе привилегии: во-первых, зарплата, второе — это жилье». Правда, официально ты уже не гражданский, а военный, и не имеешь права ослушаться, допустим. Вот если лететь приказ, значит, приказ.

И так Ваня стал военнослужащим. И мы даже хотели, чтобы он стал военнослужащим. Официально он был сержант, освобожденный солист Столяр.

Но! Триста дней в году на гастролях,  шутили мы. Сколько времени мы были порознь, сколько он детей по скайпу воспитывал, укладывал спать по скайпу, кормил кашей по скайпу. «Дети, подойдите, покажите зубы. Почистили зубы?» Новый год по скайпу, день рождения по скайпу — все это жертвы двусторонние — и мои с детьми, и его. И он не относился, как многие из ансамбля, «ура, гастроли», для Вани гастроли были совсем не «ура».

В декабре прошлого года вопрос стоял о поездке очередной в Китай на Новый год. Он сказал: «Если нас отправят на Новый год, я скажу, что я не поеду ни при каких условиях, потому что я не хочу больше, чтобы моя семья на Новый год была без меня». А такие случаи были часто. Зачем вообще на Новый год на гастроли? Если можно сдвинуть на несколько дней, зачем эти жертвы, к чему? Так вот: после Сирии сразу же должен был быть Китай. Ваня сказал, что Сирия — ладно, а в Китай на Новый год он не полетит.

Хотя я должна сказать, что бывший руководитель ансамбля Леонид Иванович Малев заботился о своих подчиненных, как мог, он вообще на работе горел, столько спонсоров нашел, столько связей… И к Ванечке очень благосклонно относился. И другой начальник, Геннадий Ксенофонтович Саченюк, тоже хорошо относился. Вообще ансамбль Александрова для нас очень много сделал...»

Пассажир № 64

«Всего Ваня проработал в ансамбле одиннадцать лет. И вот когда летели в Сирию, поделили всех на два самолета. Двадцать военнослужащих (их всего-то там двадцать два) и гражданских разделили. В пустом самолете первого рейса летело двадцать человек. Почему получилось, что Ваня полетел вторым рейсом? Я стараюсь об этом не думать.

Ваня съездил на монастырскую службу утром 24 декабря, в два часа он должен был выезжать на первый рейс. И вдруг ему звонят и говорят: «Ваня, ты летишь вторым рейсом». Ваня: «Точно? Но вчера же объявили, что военнослужащие летят первым». «Точно, — говорят, — летишь вторым рейсом». А я в трубку: «Ура! Спасибо!» Четыре часа нам дали еще побыть вместе! Мне подружки всегда говорили: «Ой, как у вас все романтично: встречи — расставания, встречи — расставания». Но это состояние романтичности — ведь все время держишь, держишь, держишь дни, часы, минуты, чтоб все ладно было, все хорошо, все с Богом…

Короче, нам дали четыре часа. Но Ваня ж такой трудоголик, а тут Новый год на носу, подарки… И он говорит: «А может, мне тогда еще и на вечернюю службу поехать, если я вторым рейсом?» Это суббота, вечер, всегда служба в этот день. Ну, конечно, это его подработка была, да, за службу в церкви платят.

И вот он на аэродром уезжает, а мы с детьми выстроились в коридоре и поем «Прощание славянки». Никогда такого не было, чтобы мы пели, а тут дурака что-то валяли.

А знаете, Зоя, он ведь опаздывал на тот самолет и говорит мне по телефону: «Я опаздываю». А я: «Ну и слава богу! Ты не полетишь и наконец тебя уволят».

Ваня последний на рейсе был, он ручкой вписан. Его фамилию неправильно указали. Номер 64, и криво ручкой вписано: «Опоздавший». (А всего, вы знаете, 92 человека в том самолете летели, из них — 64 из нашего ансамбля.) И вот Женя Булочников, наш Женя, с которым мы жили на служебной квартире, побежал Ваню встречать. И Ваня говорит мне опять же по телефону: «О, меня Женек бежит встречать». Женя тоже полетел тем самолетом…»

После очень долгого молчания:
«Когда мы получили уже трехкомнатную служебную квартиру с рождением третьего ребенка, в соседнем подъезде, Ваня всю мебель сам начал делать. Мог всю ночь сидеть пилить, ковырять. Я говорю: «Столяр стал столяром». Шкафы делал, антресоли, полки резные, все что угодно…

А какие он покупал подарки мне... Чемодан платьев, например. На гастролях подходят к нему в магазине: «Какой размер?» Он: «Подождите, я сам». И потом говорит мне: «Я ведь всегда вижу тебя, я руками вижу, подойдет тебе или нет». Никогда не было такого, чтобы мне не подошло.

Третья беременность тоже была очень сложная. Настолько сложная, что врачи сказали: уже все, на операцию. А я говорю: нет, надо УЗИ. Я всегда против правил. Знаете, когда меня сажают и говорят: «Надо так», — я сто раз перепроверю, я не люблю вот эту системность и слово «надо» не люблю, если не чувствую сама, что да, так надо… И вот мне говорят: на операцию, а я говорю: на УЗИ, и на каталке сама еду на УЗИ. Управляю каталкой, как велосипедом, и себя везу на УЗИ. Нужно всегда бороться, никогда и ни в чем не надо вот такой вот ослиной послушности. Смирение смирению рознь. Нужно обязательно вести какую-то внутреннюю жизнь, сознание должно работать, понимаете? Потому что Господь не сделает все за тебя и не решит. Ты должен нести ответственность перед каждым своим поступком.

Внутри меня билось сердце моего ребенка, и его, ребенка, надо было сохранять. А хотели на операцию... А я сердце своего ребенка чувствовала…

И родился у нас Лука очень-очень маленький — 2400, но с огромными вот такими глазами и с огромными ресницами.

Ваня меня так всегда кормил, особенно во время беременности, всякими икрами, языками, балыками. И смеялся: «Каких же ты мне богатырей рожаешь!» Ага, Матвей — 2800, три кг — Назар и 2400 — Лука. Такой отец огромный и такие маленькие дети.

Мы с ним вместе двадцать лет. Вот мне тридцать пять исполнилось в этом сентябре, так что ровно двадцать лет».

И — после паузы: «Мне исполнилось тридцать пять уже без Вани».

Последние часы с Ваней по телефону

И здесь Наденька начинает плакать. И плачет тихо и не останавливаясь, пока не расскажет мне все свои последние часы, проведенные с Ваней на телефоне.
«В тот вечер, когда Ваня едет на аэродром Чкаловский, я еду в Электрогорск к друзьям, наутро мы должны были крестить их внука. И получается так, что я приезжаю в Электрогорск, а он приезжает в Чкаловский. Вот опять звонит: «Тебя встретили Денис и Рая?» Это наши друзья балетные, Денис — солист «Тодеса», а Рая всю жизнь солистка Театра оперетты. Я говорю: «Да, встретили». Потом вот звонит: «Все, Женя за мной бежит с путевкой, меня проводят». В 22.20 был звонок.

Дальше мы теряемся, потому что он проходит там КПП, вещи, оформление. Я, соответственно, встречаюсь с ребятами, мы заходим в магазин, болтаем. И потом мы с Раей начинаем ужинать, что-то опять болтаем, у меня два пропущенных вызова и два СМС. «С нами летит Халилов и Губанков», это начальники, значит, рейс проверен. Второе СМС: «Наденька, только не ложись поздно, тебе завтра будет нехорошо» — он все время следит за моим здоровьем, мне надо же на службу утром рано.

Я читаю эти два СМС и молюсь, чтобы все было хорошо. И у меня никаких дурных предчувствий. Я всю жизнь такая вся беспокойная, а тут ничего... Может быть, потому что в гостях была, не знаю.

Просыпаюсь в семь утра и знаю, что где-то часов в пять он должен был прилететь. А когда ему нельзя звонить, но он приземляется, я пишу всегда ночью, ну, когда ложусь спать, СМС: «Ванечка, ты приземлился?» И когда мне приходит «доставлено», значит, он приземлился и все слава богу. А тут у меня нет сообщения, что доставлено, и от него нет звонка, из чего я делаю вывод, что им нельзя выходить на связь...

И я иду на кухню и слышу, что Рая очень тихо разговаривает с кем-то по телефону. Денис и Рая — близкие очень наши друзья, крестные моих детей».

Он же с ума сойдет, когда узнает, что умер и мы без него остались

«Так вот: Рая разговаривает по телефону на кухне. Я выхожу, и что-то она шепотом говорит по телефону. А я говорю: «Раюша, давай печь торт». А она: «Наденька, я сейчас в храм схожу и будем печь». Я говорю: «Я тогда с тобой тоже». И вышли мы, а у меня, понимаете, стоит Ване выйти за порог, начинается какая-то тоска, и я все время говорю о нем, о нас. И вот тогда тоже про нас с Ваней лепечу-лепечу-лепечу что-то смешное. А Рая падает в снег и как закричит, прямо вот истошно. Я так пугаюсь: «Раюшка, что с тобой?» Я думала, может, ей плохо. Она: «Наденька, Ванечка...» Я говорю: «Что Ванечка?» — «Самолет». Я говорю: «Что самолет?» Она говорит: «Самолет с радаров пропал». Я говорю: «Чего ты говоришь ерунду-то какую-то». Она: «Подожди, пойдем молиться, скорее молиться». Я говорю: «Молиться? Зачем молиться?» Я говорю: «Подожди, стоп. Дай мне телефон, я позвоню маме». И с Раиного телефона я звоню маме домой. И мама, не зная, что это я, отвечает таким безжизненным голосом: «Але». Я такая: «Мамочка, что с тобой?» И она совсем другим голосом: «О, Наденька, привет! Все хорошо». Я: «Мам, а чего это мне такое Рая...» — и у меня начинается атака паническая, то есть я так подгибаюсь, у меня ноги падают, говорю: «Что-то мне Рая такое сказала про телефон, про Ваню, про самолет». — «Наденька, ничего неизвестно». И у меня начинается вот это состояние, когда я бегу: «Ваня, Ваня, Ваня, где ты, позвони мне скорее, пожалуйста...»

…Потом говорю: «Рая, это же все неправда, такого же не может быть с Ваней, такое же только в кино бывает, правда?» Она такая: «Конечно, конечно». И мы приезжаем домой, это где-то было час дня, и я захожу, а у нас в прихожей стоят старинный английский комод и скамейка, и все это чьими-то куртками и пальто завалено. Я говорю: «Почему у нас так много людей?» Выбегает Назар и говорит: «Мама, мама, папа в море упал!» А Матвей в силу своего подросткового возраста и нервозности наотмашь его вот так бьет, Назар улетает... Я: «Тихо, тихо, тихо». И у меня все расплывается, и я закрываюсь в свою комнату, и все, больше я вообще ничего не помню.

…Я помню только, когда до меня дошло, что действительно самолет упал в море, я думала лишь о том, что он упал недалеко от берега. Я была уверена, что Ваня, конечно же, плывет. И я просила маму, всех спасателей, чтобы его нашли, потому что он плывет в море, Ваня не может умереть, потому что мы здесь остались. У меня первая мысль — как он за нас испугался, что он сейчас умрет, он же не сможет нас просто так оставить, он же с ума сойдет, если узнает, что он умер, а мы без него остались…

Потом я спряталась в больнице и с тех пор перестала общаться вообще с людьми.

…Я до сих пор ему пишу письма — в «Вайбер», «ВКонтакте», эсэмэски постоянно пишу ему, пишу, пишу... И даже отсутствие ответа — это не отсутствие ответа, я же знаю, как бы он ответил, мне этого достаточно.

Потом позвонила Рая и сказала, что Ваню нашли (а мы до этого ездили с Матвеем сдавать ДНК, кровь на экспертизу), и у меня случился гипертонический криз, у меня было предынсультное состояние».

«Рты откроете — арестуем!»

«А потом я начала какую-то деятельность с похоронами, как-то участвовать, даже активно. Мне надо было, чтобы отпевание случилось обязательно.

Понимаете, потом об этом кто-то в телевизоре сказал с каким-то гадким выражением — «чванство вдов». Чванство вдов. Официально так сказали. В программе «Утро». Ну, дословно так: «Вы слышали, там одна вдова требует отпевания». Дело было в том, что до меня дошла информация, что будет просто лития на улице, и все. Я сказала: «Почему лития, если нужно отпевание?» Лития — это краткий чин, там вообще не отпевают. В результате все равно отпевание было сокращено.

На отпевание 180 человек собралось певчих. Ваня же участвовал во всех хорах, его вообще вся певческая Москва знала. Я сказала: если будет лития, мы Ваню заберем, отпоем сами, в Новодевичьем монастыре была договоренность уже, а потом привезем на мемориал, на официальное прощание. На что мне сказали: все будет нормально, будет отпевание, как положено.

И, когда уже мы были в мемориальном зале и началось отпевание, я посмотрела на балкон, певчих пустили. А потом опять смотрю, а балкон пустой. И я спрашиваю лучшего друга Вани: «А где они?» А он: «Тише-тише-тише» — потому что к нему до этого подошел человек и сказал: «Откроете рты — арестуем». А дело в том, что у них был просто укороченный чин, они хотели сократить отпевание. Само отпевание длится час, а они не хотели час служить. И они просто сказали: «Не надо нам никакого хора».

И всех певчих выгнали на улицу. А мороз был сильный. И пока полтора часа шла церемония прощания, Ванины друзья, выгнанные на мороз, солисты Большого театра, и Станиславского, и других театров ждали на морозе. Вокалисты полтора часа на зимней улице, ну это преступление профессиональное, им же работать голосом. Не все дождались, но много кто дождался. И все те, кто дождался, они пели на улице, уже у Вани, у могилы. Пели «Любовь святая...» Свиридова — Ванина любимая. Наира Асатрян, солистка синодального хора, пела. Ваню опускали в могилу, и мужской хор, и Наира Асатрян пели «Любовь святая». Ну это невероятное ощущение вообще какое-то. Такие голоса небесные...»

Почему были закрытые гробы?

Надя уже не плачет. Говорит: «И вот сейчас еще одна тема. У нас осталась с вами, на самом деле, всего эта тема: о закрытых гробах».
«Еще до похорон нас вызывали в бюро судмедэкспертизы вТарный переулок. Нам сказали, что от Вани нашли семь фрагментов, маленьких кусочков. У меня есть папка, я записала названия, которые нам сказали, каждого фрагмента. Нам сказали, что гроб закрыт и пуст.

А через четыре месяца нас вызывают еще раз в Тарный переулок и говорят, что будет дозахоронение, потому что нашли еще... Сам по себе факт дозахоронения страшен... Но это еще не самое страшное, что произошло. Самое страшное — когда нам открыли документы и показали на фото то, что нашли в первый раз, и то, что нашли сейчас. Вот в первый раз был полностью Ваня, там не хватало чего-то чуть-чуть, а так я увидела на фотографии своего мужа, который как будто спит на какой-то железной койке. И у меня вот тогда именно началась вот эта дрожь — почему от меня скрыли, что его нашли полностью, почему мне его не показали, почему мне не дали его обнять?

Меня после первой экспертизы вызвали в кабинет вещдоков и в конверте протянули мне, и я открыла и увидела два Ваниных кольца, я сказала: «Как можно было на дне моря найти два кольца?» А мне сказали: «Это чудо».

Но факт: через четыре месяца, когда мне показывают фотографии, и там Ванина рука с кольцами лежит, и Ванина спина, и Ванино все...

А как они сняли с руки кольца? Ну, наверное, отрывали. Но дело уже даже не в этом, а в том, что мне не дали прикоснуться к моему мужу. Почему, кто?

Вот со мной в Тарном переулке были Ванины друзья. Им нужна была наша подпись. И, понимаете, если бы это было в моем только случае, можно было бы списать на какое-то совпадение, но это было у многих. Потом мне звонили и говорили: «Наденька, представляешь, моего нашли целиком, только без того-то», «А моего нашли целиком, только без того-то»...

…А мне еще говорили: «А почему солдаты так тяжело поднимали гроб, если гроб пустой?» А вот почему, теперь я понимаю: Ваня весит 130 килограммов…»

От редакции:

Теперь мы подошли к последнему.
Я об этом скажу сухо и быстро: о служебной квартире Столяр, которая по сей день остается служебной.
Когда случилось то, что случилось, сказали: «Все вопросы будут у всех решены». Не так много семей осталось без своего жилья. И вот им сказали: все вопросы, все проблемы будут решены.
А ровно через шесть месяцев после 25 декабря 2016 года Наденька Столяр получила письмо о том, что должна покинуть служебное жилье в связи с тем, что военнослужащий Столяр выбыл из личного состава в связи с катастрофой. А так как она (там именно такая была формулировка) не связана с Министерством обороны трудовыми отношениями, то должна покинуть служебную квартиру.
Одиннадцать лет прослужил Иван Столяр в ансамбле Александрова. И вот что теперь, спрашиваю я быстро и сухо, делать его жене Наденьке Столяр с тремя несовершеннолетними детьми? Идти на улицу?
Друзья написали письма разным самым высоким начальникам о Наденьке и трех ее детях. Кстати, Наденька, она одна такая осталась из всех жен погибших артистов ансамбля Александрова, с тремя детьми.
И вот через какое-то время приходит ответ, что пока гражданка Столяр может жить в служебной квартире, ее пока никто не будет трогать.
Это все, что ответили. Пока выгонять не будут. То есть сегодня не выгоняют, а завтра, может, и выгонят?
Наденька болела полгода. Ансамбль Александрова помогал, как мог, и пока она лежала в больнице, и потом. Или вот, отправляли, например, семью Столяр на реабилитацию в Судак.
Матвей в Судаке каждое утро выходил на море и с папой разговаривал.
Папа для него стал морем.

https://www.novayagazeta.ru/articles/2017/12/25/75036-golosa-nebesnye