Лев Лурье: «Петербург дает некоторую закалку»

...

— Каждый город уникален. Но сегодняшний Петербург, конечно, абсолютно уникален, потому что это самый большой нестоличный город Европы — как минимум Европы.
— Для вас Петербург — пространственная характеристика или временная?

— Не пространственная и не временная, а социальная.

— А в чем особенность?

— Особенность — в региональном характере. Я написал целую книжку про это, называется «Без Москвы».

— Есть какой-нибудь петербуржец, судьбу которого вы могли бы назвать метафорой судьбы города?

— Очень много, и они разные, хотя, если вдуматься, похожи друг на друга. Это Даниил Хармс, Иосиф Бродский, Сергей Довлатов, Борис Гребенщиков, Сергей Шнуров. Такая линия, если хотите.

— По-моему, они все очень разные.

— Они все разные, но все одинаково относились и относятся к творчеству как к тому, что не имеет прямой связи с получением денег. Главное — величие замысла. Москва заставляет людей относиться к труду по-другому.

Я не говорю, что такое отношение хуже или лучше, — хотя оно не такое мучительное. Просто если ты пишешь песни, как Гребенщиков, то понятно, что ты не обречен на массовый успех.

— Но у Гребенщикова этот успех есть. Если бы он не преуспел, он все равно бы продолжал делать, что делает, и не расстраивался?

— Уверен в этом. Хотя, конечно, подавляющее большинство расстраивается. Но они или уезжают в Москву, или становятся неудачниками.

— А когда сложился такой психотип?

— Такой психотип сложился в 1920–1930 годах, конечно. А надменность, снобизм, ощущение социальных перегородок — это сложилось в начале XX века и каким-то образом было усвоено Ленинградом через конкретных людей — думаю, Кузмина, Ахматову и так далее.

— А каким образом эти отличительные петербургские черты через все советское социальное неблагополучие передались, например, Ленинградскому рок-клубу — тем, кто жил в 1980-е? Почему эти особенности просто не утратились?

— Потому что не может быть, чтобы третий по величине город Европы после Москвы и Лондона, в котором такое количество библиотек, разной архитектуры, спектаклей, интересных людей, поживших еще в старые времена дамочек, персонажей разных страниц русской истории, — чтобы такой город не родил определенное количество творческих людей. Даже если творчество не обещало пирогов, пышек, Пицунду, Переделкино.

— Если человек переезжает в Петербург, он может быстро стать петербуржцем? Или не станет им никогда?

— На самом деле мало кто приезжает в Петербург. Если человек приезжает в Петербург из провинции — да, он может стать петербуржцем.

— А из Москвы — нет?

— Из Москвы мало народу приезжает. Нет контрольной группы.

— Если человек «стал петербуржцем» — что это значит? Что он прошел цензуру коллектива, петербуржцы принимают его за своего?

— Да. Когда он соответствует некоему представлению о прекрасном, должном. Несомненно, Башлачев стал петербуржцем за короткое время. Мне кажется, что его однокашник Леонид Парфенов, хотя и работает в Москве, определен факультетом журналистики ЛГУ.

— Какие качества их определили?

— Нежелание дешево продаться. Но при этом, понимаете, есть разные случаи. Например, Ваня Ургант — способный ленинградский мальчик, не гениальный, но обаятельный, который продает свою ленинградскость в Москве. Или есть такой ленинградский парень Володя Путин. Он, конечно, торгует ленинградскостью. Сдержанность, запас слов, хороший синтаксис, очень приличная орфоэпия — это все отсюда.

— Он не только этим торгует.

— Нет, я думаю, он торгует тем, что наработал в ленинградское детство, на Басковом переулке. Ленинградский — это вообще не обязательно значит «хороший». Я не являюсь сторонником того, что «болгары лучше румын». Болгары по-своему хороши, румыны — по-своему... (Смеется.)

— А получается, что Гребенщиков не торгует этим?

— Борис Гребенщиков не мог бы быть солистом Калининградской филармонии.

— Я москвич и точно знаю, что в Москве обожают Гребенщикова. Как получается, что эта петербургская сознательная незаинтересованность в успехе оказывается такой привлекательной со стороны?

— Дело не в этом. Здесь, в этом довольно холодном и неприветливом городе, чтобы быть замеченным, нужна аскеза. Как спортсмен тренируется в среднегорье, прежде чем выступить на равнине, так и Петербург дает некоторую закалку. Эта закалка как раз заключается в том, что ты не обращаешь внимания на аудиторию. И стараешься не быть таким, как все, стараешься быть другим.

— То есть нужны тяжелые условия, терпение и время?

— Да, терпение и время. Очень важна низкая производительность труда — это основная характеристика нашего города. У нас больше времени, мы больше пьем, больше гуляем, больше смотрим по сторонам, больше читаем книжки. У нас нет такой возможности продать себя на рынке труда, как в Москве. И поэтому у нас есть подводная часть айсберга. Разница между Петербургом и Москвой такая же, как между Англией и Соединенными Штатами."

Полный текст в оригинале: http://arzamas.academy/materials/599