Андрей РЫБАКОВ
Страница 1 из 1
Андрей РЫБАКОВ
«Мой старый друг, не узнавай меня!»
Зачем опять ты снишься, ночь за ночью,
Сжимая сердце на исходе сна?
Я никаких чудес себе не прочу,
И мне ли нынче гибель не ясна?
Как ты поешь, пожмем друг другу руки.
Не о тебе теперь и не к тебе!
Об этих днях прочтут чужие внуки
В распахнутых архивах УГБ.
Как низко-низко реяла комета,
Разжав звезды кровавой пятерню,
Как много злаков не дождалось лета,
И безымянно пало на корню.
Так пали все, кто созревал до срока,
Так пали все, кто шел передо мной.
Уже и серп свистит неподалеку,
И молот подымают за спиной.
1941
***
Рабов исконных родина,
Эпохе укоризна,
Красавица — уродина,
Обманутых отчизна,
Тебя хвалить указано
Покорному народу,
Тебя любить приказано,
А я люблю свободу!
Башкой не замороченной
Пока еще мотаю.
Без жертвы опороченной
Вокруг — семьи не знаю.
Кто послабее — скрючены
Работой, да заботой,
Кто посильнее — скручены,
А лучшие — замучены
Без имени, без счета.
1943
ЛАЗАРЬ
Закончился мой летаргический сон,
Воскресли дремавшие силы.
Я — Лазарь, я чудом Господним спасен,
Живым выхожу из могилы.
Ничем я не страшен, и только глаза
Показывать миру не надо:
Ни солнце не выжжет, ни смоет слеза
Навек отраженного Ада.
Я видел, как души тощали в беде,
Как быстро и просто сползало
В пылающем пекле, на черном суде
И чести, и совести сало.
Вы чутки? Пустяк! Вы гуманны? Пустяк!
То было. Отыщется молча
В жиру поросячьем проворный костяк
Зубастый, оскаленный, волчий.
Я видел, что видеть живым не дано,
И, сердце живое калеча,
Ударился грудью о самое дно
Кремнистой души человечьей.
Земные просторы поют за дверьми,
И настежь распахнуты двери.
Я заново вижу сияющий мир,
Но заново миру не верю.
1946
***
На кого теперь питать надежду?
На какую уповать судьбу?
Горы снега. Стены снега. Между —
Волчья тропка от столба к столбу.
Вот идут. Не рядом. Друг за другом.
Не уйти, а все-таки идут.
Долго ли еще кружится вьюгам.
Сердцевина горя — это тут!
Боже мой, да что же это с нами?
Мы ли эту призывали тьму,
Злой тоской, пророческими снами
Ворожа столетью своему?
Ты кому досталась, мать Россия?
Красной тряпкой твой заткнули рот.
Чьи они? Откуда? Кто такие?
Самозванцы. Плуты. Не народ.
***
Мы встретились, как водится, нежданно —
Негаданно, не к месту и не в срок,
За столиком плохого ресторана,
На перекрестке путаных дорог.
Как встал он вдруг, натружено и грузно,
Как озарились горькие черты!
Он снял очки. О Господи, я узнан,
Я пригвожден забытым словом — ты.
Нет, я — не я. Надень свои консервы.
Я только тень знакомца твоего.
Он на корню подрублен в сорок первом,
Я, для чего-то, пережил его.
Когда, назло народу не сгорая,
Трещал кусток треклятой купины,
В сухих морях отверженного края
Я годы греб в галерах сатаны.
Когда ж, издав немыслимые звуки,
Я спел ему, что прочие поют,
Меня швырнули миру на поруки,
Как на дом шизофреников дают.
Чего ж еще? Пожнем плоды свободы!
Притушим фары тайного огня.
Итак, до лучшей, до иной погоды,
Мой старый друг, не узнавай меня!
Зачем опять ты снишься, ночь за ночью,
Сжимая сердце на исходе сна?
Я никаких чудес себе не прочу,
И мне ли нынче гибель не ясна?
Как ты поешь, пожмем друг другу руки.
Не о тебе теперь и не к тебе!
Об этих днях прочтут чужие внуки
В распахнутых архивах УГБ.
Как низко-низко реяла комета,
Разжав звезды кровавой пятерню,
Как много злаков не дождалось лета,
И безымянно пало на корню.
Так пали все, кто созревал до срока,
Так пали все, кто шел передо мной.
Уже и серп свистит неподалеку,
И молот подымают за спиной.
1941
***
Рабов исконных родина,
Эпохе укоризна,
Красавица — уродина,
Обманутых отчизна,
Тебя хвалить указано
Покорному народу,
Тебя любить приказано,
А я люблю свободу!
Башкой не замороченной
Пока еще мотаю.
Без жертвы опороченной
Вокруг — семьи не знаю.
Кто послабее — скрючены
Работой, да заботой,
Кто посильнее — скручены,
А лучшие — замучены
Без имени, без счета.
1943
ЛАЗАРЬ
Закончился мой летаргический сон,
Воскресли дремавшие силы.
Я — Лазарь, я чудом Господним спасен,
Живым выхожу из могилы.
Ничем я не страшен, и только глаза
Показывать миру не надо:
Ни солнце не выжжет, ни смоет слеза
Навек отраженного Ада.
Я видел, как души тощали в беде,
Как быстро и просто сползало
В пылающем пекле, на черном суде
И чести, и совести сало.
Вы чутки? Пустяк! Вы гуманны? Пустяк!
То было. Отыщется молча
В жиру поросячьем проворный костяк
Зубастый, оскаленный, волчий.
Я видел, что видеть живым не дано,
И, сердце живое калеча,
Ударился грудью о самое дно
Кремнистой души человечьей.
Земные просторы поют за дверьми,
И настежь распахнуты двери.
Я заново вижу сияющий мир,
Но заново миру не верю.
1946
***
На кого теперь питать надежду?
На какую уповать судьбу?
Горы снега. Стены снега. Между —
Волчья тропка от столба к столбу.
Вот идут. Не рядом. Друг за другом.
Не уйти, а все-таки идут.
Долго ли еще кружится вьюгам.
Сердцевина горя — это тут!
Боже мой, да что же это с нами?
Мы ли эту призывали тьму,
Злой тоской, пророческими снами
Ворожа столетью своему?
Ты кому досталась, мать Россия?
Красной тряпкой твой заткнули рот.
Чьи они? Откуда? Кто такие?
Самозванцы. Плуты. Не народ.
***
Мы встретились, как водится, нежданно —
Негаданно, не к месту и не в срок,
За столиком плохого ресторана,
На перекрестке путаных дорог.
Как встал он вдруг, натружено и грузно,
Как озарились горькие черты!
Он снял очки. О Господи, я узнан,
Я пригвожден забытым словом — ты.
Нет, я — не я. Надень свои консервы.
Я только тень знакомца твоего.
Он на корню подрублен в сорок первом,
Я, для чего-то, пережил его.
Когда, назло народу не сгорая,
Трещал кусток треклятой купины,
В сухих морях отверженного края
Я годы греб в галерах сатаны.
Когда ж, издав немыслимые звуки,
Я спел ему, что прочие поют,
Меня швырнули миру на поруки,
Как на дом шизофреников дают.
Чего ж еще? Пожнем плоды свободы!
Притушим фары тайного огня.
Итак, до лучшей, до иной погоды,
Мой старый друг, не узнавай меня!
Re: Андрей РЫБАКОВ
ПЕТЕРБУРГ
О, этот город! — Ангелы и львы,
Господень крест, бессчетно повторенный,
На куполах, на шпилях и колоннах,
И стены непробойной толщины.
Здесь, не людским заброшены рывком,
На гулких арках римские квадриги, —
Свирепо ноздри конские раздуты
И выкачены гневные глаза.
Куда ни глянь, — отесанный гранит,
Молчат упрямо сумрачные камни.
Здесь человеку холодно и страшно:
Ведь он живой, а жизнь его течет
Струится прочь, как воды под мостом,
Необратимо, неостановимо,
Журчит, чуть слышно, тратится напрасно,
И тяжко жить и страшно умирать.
И в ужасе, пытаясь уцелеть,
Он лепится к щербинам плит недобрых,
Как мох, как ил, как слабая ракушка.
Он преходящ. Лишь камни здесь навек.
А в воздухе — то благовест христов,
То гулкий грохот пушек оголтелых,
То вальса голос девичий и нежный,
То барабанов дьявольская дробь.
И всюду цепи. От столба к столбу
Висят неразмыкаемые звенья.
И всюду частокол железных прутьев
И кружева чугунного ажур.
......................................................
Быть может, птиц осенний караван,
В каком-нибудь тысячелетьи дальнем,
Путем привычным пролетая к югу,
Вдруг не застанет города сего,
Но, сделав круг, приметит сквозь туман
Слепящий блеск, неясный и знакомый.
И сядут птицы на тугую воду,
И подплывут поближе... На волнах
Там, не качаясь, будет плыть фрегат,
Адмиралтейский золотой кораблик.
А ровно в полдень, глухо, под водою,
Ударит пушка. И прогонит птиц.
Андрей Рыбаков, 1980-е
О, этот город! — Ангелы и львы,
Господень крест, бессчетно повторенный,
На куполах, на шпилях и колоннах,
И стены непробойной толщины.
Здесь, не людским заброшены рывком,
На гулких арках римские квадриги, —
Свирепо ноздри конские раздуты
И выкачены гневные глаза.
Куда ни глянь, — отесанный гранит,
Молчат упрямо сумрачные камни.
Здесь человеку холодно и страшно:
Ведь он живой, а жизнь его течет
Струится прочь, как воды под мостом,
Необратимо, неостановимо,
Журчит, чуть слышно, тратится напрасно,
И тяжко жить и страшно умирать.
И в ужасе, пытаясь уцелеть,
Он лепится к щербинам плит недобрых,
Как мох, как ил, как слабая ракушка.
Он преходящ. Лишь камни здесь навек.
А в воздухе — то благовест христов,
То гулкий грохот пушек оголтелых,
То вальса голос девичий и нежный,
То барабанов дьявольская дробь.
И всюду цепи. От столба к столбу
Висят неразмыкаемые звенья.
И всюду частокол железных прутьев
И кружева чугунного ажур.
......................................................
Быть может, птиц осенний караван,
В каком-нибудь тысячелетьи дальнем,
Путем привычным пролетая к югу,
Вдруг не застанет города сего,
Но, сделав круг, приметит сквозь туман
Слепящий блеск, неясный и знакомый.
И сядут птицы на тугую воду,
И подплывут поближе... На волнах
Там, не качаясь, будет плыть фрегат,
Адмиралтейский золотой кораблик.
А ровно в полдень, глухо, под водою,
Ударит пушка. И прогонит птиц.
Андрей Рыбаков, 1980-е
Похожие темы
» Андрей Вознесенский
» Владимир Рыбаков
» Андрей Тарковский
» Андрей Миронов
» Андрей Дмитриевич Сахаров
» Владимир Рыбаков
» Андрей Тарковский
» Андрей Миронов
» Андрей Дмитриевич Сахаров
Страница 1 из 1
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения
|
|