Андрей РЫБАКОВ

«Мой старый друг, не узнавай меня!»

Зачем опять ты снишься, ночь за ночью,
Сжимая сердце на исходе сна?
Я никаких чудес себе не прочу,
И мне ли нынче гибель не ясна?

Как ты поешь, пожмем друг другу руки.
Не о тебе теперь и не к тебе!
Об этих днях прочтут чужие внуки
В распахнутых архивах УГБ.

Как низко-низко реяла комета,
Разжав звезды кровавой пятерню,
Как много злаков не дождалось лета,
И безымянно пало на корню.

Так пали все, кто созревал до срока,
Так пали все, кто шел передо мной.
Уже и серп свистит неподалеку,
И молот подымают за спиной.

1941


***

Рабов исконных родина,
Эпохе укоризна,
Красавица — уродина,
Обманутых отчизна,

Тебя хвалить указано
Покорному народу,
Тебя любить приказано,
А я люблю свободу!

Башкой не замороченной
Пока еще мотаю.
Без жертвы опороченной
Вокруг — семьи не знаю.

Кто послабее — скрючены
Работой, да заботой,
Кто посильнее — скручены,
А лучшие — замучены
Без имени, без счета.

1943


ЛАЗАРЬ

Закончился мой летаргический сон,
Воскресли дремавшие силы.
Я — Лазарь, я чудом Господним спасен,
Живым выхожу из могилы.

Ничем я не страшен, и только глаза
Показывать миру не надо:
Ни солнце не выжжет, ни смоет слеза
Навек отраженного Ада.

Я видел, как души тощали в беде,
Как быстро и просто сползало
В пылающем пекле, на черном суде
И чести, и совести сало.

Вы чутки? Пустяк! Вы гуманны? Пустяк!
То было. Отыщется молча
В жиру поросячьем проворный костяк
Зубастый, оскаленный, волчий.

Я видел, что видеть живым не дано,
И, сердце живое калеча,
Ударился грудью о самое дно
Кремнистой души человечьей.

Земные просторы поют за дверьми,
И настежь распахнуты двери.
Я заново вижу сияющий мир,
Но заново миру не верю.

1946
***

На кого теперь питать надежду?
На какую уповать судьбу?
Горы снега. Стены снега. Между —
Волчья тропка от столба к столбу.

Вот идут. Не рядом. Друг за другом.
Не уйти, а все-таки идут.
Долго ли еще кружится вьюгам.
Сердцевина горя — это тут!

Боже мой, да что же это с нами?
Мы ли эту призывали тьму,
Злой тоской, пророческими снами
Ворожа столетью своему?

Ты кому досталась, мать Россия?
Красной тряпкой твой заткнули рот.
Чьи они? Откуда? Кто такие?
Самозванцы. Плуты. Не народ.
***

Мы встретились, как водится, нежданно —
Негаданно, не к месту и не в срок,
За столиком плохого ресторана,
На перекрестке путаных дорог.

Как встал он вдруг, натружено и грузно,
Как озарились горькие черты!
Он снял очки. О Господи, я узнан,
Я пригвожден забытым словом — ты.

Нет, я — не я. Надень свои консервы.
Я только тень знакомца твоего.
Он на корню подрублен в сорок первом,
Я, для чего-то, пережил его.

Когда, назло народу не сгорая,
Трещал кусток треклятой купины,
В сухих морях отверженного края
Я годы греб в галерах сатаны.

Когда ж, издав немыслимые звуки,
Я спел ему, что прочие поют,
Меня швырнули миру на поруки,
Как на дом шизофреников дают.

Чего ж еще? Пожнем плоды свободы!
Притушим фары тайного огня.
Итак, до лучшей, до иной погоды,
Мой старый друг, не узнавай меня!

ПЕТЕРБУРГ
О, этот город! — Ангелы и львы,
Господень крест, бессчетно повторенный,
На куполах, на шпилях и колоннах,
И стены непробойной толщины.
Здесь, не людским заброшены рывком,
На гулких арках римские квадриги, —
Свирепо ноздри конские раздуты
И выкачены гневные глаза.
Куда ни глянь, — отесанный гранит,
Молчат упрямо сумрачные камни.
Здесь человеку холодно и страшно:
Ведь он живой, а жизнь его течет
Струится прочь, как воды под мостом,
Необратимо, неостановимо,
Журчит, чуть слышно, тратится напрасно,
И тяжко жить и страшно умирать.
И в ужасе, пытаясь уцелеть,
Он лепится к щербинам плит недобрых,
Как мох, как ил, как слабая ракушка.
Он преходящ. Лишь камни здесь навек.
А в воздухе — то благовест христов,
То гулкий грохот пушек оголтелых,
То вальса голос девичий и нежный,
То барабанов дьявольская дробь.
И всюду цепи. От столба к столбу
Висят неразмыкаемые звенья.
И всюду частокол железных прутьев
И кружева чугунного ажур.
......................................................
Быть может, птиц осенний караван,
В каком-нибудь тысячелетьи дальнем,
Путем привычным пролетая к югу,
Вдруг не застанет города сего,
Но, сделав круг, приметит сквозь туман
Слепящий блеск, неясный и знакомый.
И сядут птицы на тугую воду,
И подплывут поближе... На волнах
Там, не качаясь, будет плыть фрегат,
Адмиралтейский золотой кораблик.
А ровно в полдень, глухо, под водою,
Ударит пушка. И прогонит птиц.

Андрей Рыбаков, 1980-е