Книга В. Смехова о В. Высоцком "Здравствуй, однако..."

Андрей Бинев пишет в ФБ:

О чем я думаю? О вчерашнем. Мне повезло. Я, ожидавший этого дня, а точнее, вечера, в 7.30, января месяца, 23-го дня, с великим трудом нашел себе место в уютном зале встреч с авторами в Московском Доме Книги на Новом Арбате, в доме номер 8, на втором, не душном, но теплом, его этаже.
В тот вечер, продолжившимся в моей памяти до сегодняшнего дня и грозящим остаться в ней надолго, предстал предо мной собственной персоной признанный мэтр русской сцены Вениамин Борисович Смехов. Далее следует сказать, что он - писатель, актер, режиссер и прочее, прочее, но я упущу это, потому что одно лишь то, что это – ВЕНИАМИН СМЕХОВ уже само по себе более чем достаточно и даже вполне успешно заменяет все принятые, несомненно справедливые и обязательные, его творческие титулы. Я когда-то получил от одного очень известного, мудрого и популярного человека визитную карточку. На ней было просто написаны его Имя и Фамилия. Это меня многому научило. Так вот Вениамин Смехов уже давно не нуждается в титулах. Он сам и есть Титул.
Им была представлена новая книга «Здравствуй, однако…» - искренний взгляд на недолгую жизнь его друга и товарища (это не всегда одно и то же, а когда, в редчайших случаях, совпадает, то оба эти состояния поддерживают друг друга совершенно нерушимо, а, порой, даже драматично) Владимира Высоцкого и о времени, которое нас всех с ним в равной степени, как разделило, так и соединило.
Зал был полон, более трети пришедших, которым не достались стулья и кресла, простояли в проходах. Потом, по окончании, выстроилась огромная очередь с книгами, чтобы попасть по одному на маленькую сцену и получить автограф Вениамина Смехова.
Он с первой минуты встречи смотрел в зал в поисках глаз того «единственного» зрителя, которому он, по испытанной привычке не только актеров Таганки, расскажет всё то, что не вошло в книгу, а, возможно, и не могло войти, потому что должно быть передано только голосом, только интонацией, только доверительной фразой или неожиданно озвученной тайной и теплой мыслью, жившей в нём все прошедшие годы. В этом, на мой взгляд, суть театра, каждый спектакль которого, каждая сцена, не могут иметь дублей и всякое мгновение неповторимо и уникально. Пьеса написана, поставлена, отрепетирована и принята, но сыграна она может быть только «один раз», и каждый раз – Единственный. Каждый раз – Премьерный. Тогда это истинное искусство театра, а не вид «творческого» ремесла. Выступление Вениамина Смехова и на этот раз было именно таким откровением артиста, дарящего неповторимые мгновения своей благодарной публике и той «единственной» паре серьезных и внимательных глаз, которые он всегда безошибочно находит даже в самом переполненном зале.
До встречи с ним, здесь же, проходила «ассамблея» с другим молодым, ставшим неожиданно популярным, артистом, написавшим одну книгу. Зал был также переполнен, в основном, его юными поклонницами, которые выстроились в шумную и нервную очередь за автографом. Они никак не унимались, не желали расходиться. Я услышал короткий разговор двух девушек-консультантов книжных рядов (как-то не получается назвать их продавцами, это совсем не то, слава богу!). Одна из них, услышав объявление по репродуктору о том, что полвосьмого здесь же ожидается Вениамин Смехов, писатель, актер, режиссер, с усмешкой сказала коллеге: «Смехова отожмет этот и эти…» . Это услышал не только я. Высокий грузный мужчина лет около пятидесяти вдруг склонил вперед свою крупную, седеющую голову, неожиданно оказавшись между хорошенькими, юными головками «консультантов», и веско произнес: «Смехова нельзя отжать, как не получится отжать его время. Оно само пока еще в состоянии отжимать настоящее. И в этом вы сейчас убедитесь.»
Процентов тридцать пришло людей его возраста и, быть может, несколько старше. Остальные зрители, занявшие все стулья и кресла и стоявшие в проходах, были возраста этих ироничных «консультантш». Ушедшие и настоящие времена перемешались, диффузировали, по одному лишь желанию артиста и писателя. Люди эти собрались задолго, терпеливо ожидая того, ради которого пришли. Они бродили по залам, цепляясь за выставленные повсюду книги (разумеется – это же гигантский книжный дом!), чтобы убить время, и все время проверяли, не ушли ли взволнованные фанатки предыдущего гостя. Стоило тем схлынуть, и зал вновь был полон. Ждали Мастера. И он пришел.
Я сделал там фотографию. Но фотограф я неважный, фотографировал на мобильный аппарат, находился на большем расстоянии, чем следовало, но все же эту фотографию и короткую фразу о встрече я отправил на Фейсбук. Сейчас же я попробую воспользоваться фотографиями настоящего профессионала, который работал на встрече в зале (Олег Пшеницын). Я возьму их из поста Вениамина Смехова, и, надеюсь, "грубо не нарушу" авторских прав, либо буду прощен этим чрезвычайно внимательным художником фотографии, в виде исключения. У него самого было столь вдохновленное лицо, когда он поворачивал то на сцену, то в зал свой объектив, что одно лишь это вселяет в меня надежду на мою безнаказанность (в этом исключительном случае, разумеется). Я не знал его имени тогда и, надеюсь, не ошибся и теперь. Другие великолепные фотографии Вениамина Смехова и его зрителей с этой встречи можно увидеть только на странице самого Смехова и на странице Олега Пшеницына (они не могут быть скопированы сюда). Это и сам артист, и его вчерашний зритель – в доказательство того, что времена имеют свойство диффузировать, возрождаться в нас в ином свете и понимании, а еще и передаваться нашим взрослым уже детях с непостижимым, жизнестойким, упрямством. Становится понятным, чьи глаза искал артист с первых мгновений встречи. С этого он ведь и начал разговор. Не поленитесь, зайдите на эти страницы. Уверен, не пожалеете!
Вениамин Смехов как-то сказал мне с печальным выдохом, что мы поколение «неисправимых романтиков». Он имел в виду и себя, и, наверное, меня, и тех, которые еще могут за себя и свое время постоять, и себя, и свое время хоть как-то отстоять. Наверное, он имел в виду и свою жену Глашу Аксёнову, без которой для него самого не было бы ни того времени, таким, каким оно было, ни, возможно, и настоящего, таким, какое оно есть. Вероятно, это так! Только да будет мне позволено кое-что уточнить, во всяком случае, для себя. Я никогда не видел, разве что кроме как в сказках «для самых маленьких», романтичных псов, котов, рептилий, слонов, приматов и прочих представителей животного мира, обладающих, тем не менее, мозгом и развитой нервной системой. Романтичность есть свойство только одного вида – человека. И это – бесспорно высшее проявление интеллекта, один из основных отличительных признаков мыслящего существа от всех других его страдающих, но не страждущих (!), живых соседей по планете. Осмысленные эмоции, цепкая память и неувядающая надежда и есть романтика, свойственная исключительно человеку. Посмотрите на вчерашние фотографии мастера Олега Пшеницына и убедитесь в этом сами. Хорошо, если мы все так и останемся «неисправимыми» романтиками. Мне кажется, эта одна из веских причин, подтолкнувших Вениамина Смехова назвать эту свою книгу начальными словами, обращенными когда-то к нему самому тем, кому он её и посвятил: «Здравствуй, однако…» . В каждом искреннем приветствии всегда незримо присутствует и трепет перед неизбежностью прощания.